Недавно я вернулся домой. Мамы, разумеется, нет, и я не знаю, где она. У нее нет постоянной работы. Я уже говорил, в нашем районе жители собирают пожертвования, чтобы оплачивать наши счета и квартиру в обмен на общественную работу, которой она занимается. Мама у нас тут настоящая королева. Если не буянишь, не бьешь жену, не колешься – о’кей, все в порядке, если же нет – выметайся. Мама, конечно, не может никого выселить официально. Властям Единства глубоко наплевать, что происходит у нас, в квартале батраков, и что люди способны учинить друг с другом, и поэтому когда пара десятков молодцов начинают выносить вашу мебель на улицу, тут сопротивляться бесполезно.

У мамы настоящий талант собирать людей под свои знамена. Что-то такое есть в ее голосе, от нее нельзя просто так отмахнуться. Ну и конечно, людям нравится, когда в их квартале нет ни наркоманов, готовых на все ради своего зелья, ни хулиганов, шатающихся по улицам. На чьей стороне будет победа – горстки окосевших наркоманов или хорошо организованных сознательных патрулей?

Так вот, мы тут все бедные, но честные. Мама убедила народ выращивать овощи на крышах и в ящиках на окнах, мы продаем их на рынке, а деньги идут в общественный фонд для уплаты докторам и все такое. Некоторые разводят мелкое зверье – кроликов, цыплят, которых мы тоже продаем. Каждый должен внести свой вклад. А не хочешь – мебельный комитет не заставит себя долго ждать.

Так вот. Я вернулся домой и решил вздремнуть. Комнатка у меня маленькая, с голым деревянным полом. Из мебели – кровать, вся в кочках и ухабах, которая к тому же скрипит, маленький стол и шкаф, еще того меньше. Хорошо, что у меня немного одежды. Я подумал про дамочку, которая сейчас сидит, наверное, в своей огромной голубой комнате и потягивает аперитив, который ей приготовила горничная. От таких мыслей моя комната показалась мне еще меньше.

Я достал флейту и начал играть. Печальные мелодии. Не знаю, какие именно. Когда у тебя плохое настроение, нужна грустная музыка. Чтобы улучшить настроение, казалось бы, нужна веселая музыка. Но когда настроение плохое, от веселой музыки просто тошнит.

Осточертели мне эти места! Однако убраться отсюда можно лишь одним способом, так ведь?

Мама идет, пора закругляться.

Город Иджхан, патрульный участок № 4972

Дверь с треском захлопнулась. Ара огляделась по сторонам – она находилась в крошечной комнатке, где по обе стороны стола стояли два стула, привинченных к полу, и где наверняка установлено бесчисленное множество приборов наблюдения. Плакат гласил: «В ЕДИНСТВЕ НАКАЗЫВАЮТ ТОЛЬКО ВИНОВНЫХ». На одном из стульев, обхватив голову руками, сидел Кенди. Ара села напротив.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Вытащи меня отсюда, – проговорил Кенди хриплым шепотом.

Ара кивнула.

– Я уже договорилась, что мы заплатим штраф. Подожди чуть-чуть, это не займет много времени. – Она потянулась через стол и взяла Кенди за руку. Его кожа приобрела пепельно-серый оттенок. Глаза налились кровью, на предплечье виднелся еще не заживший порез, и Ара чувствовала, что рука у него мелко дрожит. Он с трудом улыбнулся и сжал ее пальцы, потом снова опустил взгляд. Сердце Ары заклокотало от ярости, когда она увидела, в каком состоянии находится ее ученик.

Последние две недели Ара жила в постоянной тревоге. Когда Кенди не вышел на связь, Ара, прождав в напряжении двенадцать часов, объявила розыск. Триш и Питр прочесывали Мечту, пытаясь обнаружить следы его пребывания на Рже, но активные поиски, направленные на установление истинного нахождения его физического тела и реального сознания, присущего существующему миру, могли с большой долей вероятности привлечь к себе внимание Немых из Единства. Такая перспектива, естественно, вовсе не привлекала переодетых братьев-монахов, которые планировали похищение одного из жителей Единства, и необходимость скрываться сковывала их активные поиски. В конце концов, хакерские таланты Бена помогли добиться успеха. В общем и целом на поиски Кенди ушло десять дней, и еще шесть потребовалось для переговоров с властями, в результате которых им было разрешено уплатить штраф. Ара не могла не признать того, что огромную помощь оказал Чин Фен со своими связями, наработанными в течение многих лет, и уже несколько раз она соглашалась позавтракать с ним, умело выпутываясь из лабиринтов собственных вымыслов. И вот Кенди сидит перед ней, избитый и пораненный, и она держит его холодную руку в своей.

Так, не говоря ни слова, они просидели долгое время, учитель и ученик. Наконец дверь со скрежетом раздвинулась.

– Пошли, – громко сказал охранник.

Кенди поднялся и зашаркал к выходу, не поднимая головы. Ара, стиснув зубы и стараясь не смотреть на охранника, последовала за ним.

Нельзя их сейчас злить, – говорила она себе. – Ты добилась чего хотела, остальное неважно.

Они проходили холодными тюремными коридорами. Окон тут не было, только под потолком тускло светили маленькие лампочки, затянутые сеткой. Ара решительно смотрела прямо перед собой. Она не могла себе позволить оглядываться по сторонам и видеть камеры, набитые людьми, задумываться о том, какой тяжелый здесь стоит запах – запах антисанитарии, запах множества тел, мужских, женских и детских, втиснутых в тесные камеры. Для этих людей она ничего не может сделать. Значит, нет смысла на них смотреть. Но она не могла не слышать их жалобных душераздирающих криков, которые прорывались сквозь прутья решетки.

Они прошли через дверь, отделявшую тюремную часть от конторы, которая представляла собой обширное помещение, в строгом порядке заставленное серыми металлическими столами. Слышались незатихающий гул голосов, щелканье клавиатур компьютеров и металлические звуки электронной речи, пахло дезодорантом и дезинфицирующими средствами.

За одним из таких столов Ара перелистывала документы и мрачно слушала, когда ей объясняли, что Кенди, осужденному преступнику, будет предписано выполнить на благо Единства определенный объем работы, указанной в специальном списке, и это будет частью его приговора. В случае уплаты двухсот кешей имя Кенди таинственным образом исчезнет из этого списка.

Наконец они добрались и до главного стола. Потоками посетителей управляли четыре секретаря. На длинных рядах скамеек сидела разного рода публика, эмоциональное состояние которой отображало все возможные этапы и степени, от сильнейшего возбуждения до полной апатии. У Ары уже сводило челюсти от подавляемого желания резко высказать все свои мысли. На одной из скамеек они заметили знакомую фигуру, и исцарапанное лицо Кенди озарилось улыбкой.

– Бен! – воскликнул он, но Ара предупреждающе дотронулась до его руки.

– Подожди, – сказала она вполголоса. – Все кончится только тогда, когда мы выберемся из этого здания.

Кенди взял себя в руки, но от Ары не ускользнуло, какой взгляд он бросил на Бена – так утопающий смотрит на спасательную лодку посреди бескрайнего океана. Ару это не могло не задеть. Бен, конечно, разыскал Кенди по своим сетевым каналам, но именно Ара вызволила его из заключения, а Кенди, казалось бы, ее просто игнорировал.

С другой стороны, я ведь не испытываю к Бену таких чувств, какие испытывает Кенди, – подумала она сухо. – Интересно, он сам-то догадывается, насколько эти чувства очевидны?

Когда они втроем покидали патрульный участок, Бен чуть улыбнулся Кенди и потрепал его по плечу.

Солнце скрывалось за дымкой облаков, но воздух был, как всегда, влажным. На улице было много народу. Двое рабов мыли стекла, стоя на куче бетонных обломков. Другие рабы копали землю, открывшуюся под снятым бетонным покрытием. Инструментов, как заметила Ара, у них не имелось, а одежда была грязной и рваной. За рабами следил надсмотрщик в красной форме, в руке он держал энергетический кнут.