Экран загорелся психоделическими красками, и Бен затемнил вид.

– Куда мы направляемся? – спросила Харен по интеркому. – Мы вошли в смещение, но больше я пока ничего не знаю.

Бен все ей рассказал.

– Мы прибудем на место через несколько часов. Я останусь у пульта.

– Двигатели в порядке, – сказала Харен. – Я обмою тело матушки Ары и помещу его в криокамеру.

Тело. Его мать уже превратилась из живого существа в неодушевленный предмет. Бен сглотнул, потом снова склонился над панелью управления. Полет в смещенном пространстве требовал постоянной корректировки курса, а Бен не был еще достаточно опытен, чтобы производить все необходимые операции автоматически. Все его мировосприятие сузилось до панели управления перед глазами. Первая корректировка, потом еще одна, потом еще. Прошло три часа. Они выходят из смещенного пространства. Осталось три… две… одна… Вышли!

Резко оживились системы коммуникации. Набегали и опять уплывали голоса, пока компьютер вел автоматическую настройку на частоту управления. Когда частота была поймана, пространство вокруг заполнилось голосами, отдающими команды кораблям, движущимся по орбите, взлетающим, садящимся… Волны Никиты бурлили жизнью, и Бен с облегчением вздохнул.

На его плечо опустилась рука. Он от неожиданности подпрыгнул в кресле, потом повернулся. Сзади стоял Кенди. Его карие глаза ярко светились, мужественное лицо дышало эмоциями.

– Спасибо, – тихо произнес он.

– Мама умерла, – выпалил Бен и сразу отвернулся к панели, смутившись сам не зная отчего.

– Я знаю, – сказал Кенди. – Я все помню.

Он обнял Бена сзади. Бен на мгновение прислонился к нему. Он вновь его чувствует.

Они не шевелились до тех пор, пока не запищал сигнал тревоги, предупреждая Бена, что они слишком близко подошли к другому кораблю – к военному. Кенди разжал руки, и Бен вновь почувствовал себя опустошенным, хотя и совсем не так, как тогда, на Беллерофоне.

– Хочешь, я тебя сменю? – предложил Кенди. – Я выведу корабль на орбиту, а потом мы подумаем, что делать дальше.

Бен кивнул и поднялся с места. Он занял свое обычное положение у пульта коммуникации, а Кенди тем временем занялся управлением. Бен послал радиозапрос о разрешении выйти на орбиту Никиты, но ему сообщили, что все орбиты планеты заняты военными кораблями. Он мог занять одно свободное место на орбите второго спутника, но только на два дня, а потом надо будет снова запрашивать разрешение, в котором, однако, ему может быть отказано, если военным понадобится это место. Кенди вывел корабль на отведенную им орбиту.

– И что теперь? – спросил Бен.

– Я хочу ее увидеть, – сказал Кенди.

Второй трюм представлял собой высокое, звенящее эхом помещение длиной около двадцати метров. Прямо у входа в штабели по шесть штук были составлены черные ящики, своими размерами напоминающими гробы. В каждом было окошко, экран компьютера и клавиатура. Криомодули на борту «Пост-Скрипта» предназначались для чрезвычайных ситуаций, когда исчерпаны все средства жизнеподдержания или же на борту не хватило скафандров для всех членов экипажа. При помещении человека внутрь криомодуль производил автоматическое сканирование, а затем, посредством специальных внутривенных инъекций, вводилось сначала снотворное, а потом – ряд стероидных соединений, благодаря которым в организме поддерживалась жизнь. И хотя температура в модулях была ниже температуры жидкого азота, впоследствии организм можно было без труда вернуть в активное состояние.

Сейчас функционировал только один модуль. Все его лампочки горели красным, сообщая о смерти организма внутри. Неподалеку стояла Харен. Когда Кенди и Бен вошли, она обернулась. Глаза, смотревшие поверх чадры, были красными и припухшими.

– Я уже попрощалась, – сказала она. – Я вас оставлю наедине с ней.

Харен ушла. Кенди подошел к модулю, и Бен только сейчас заметил, что они держатся за руки. Кто сделал первый жест, он не помнил. Криомодуль, в котором лежала Ара, находился на уровне пояса, и Кенди пришлось немного нагнуться, чтобы заглянуть в окошко. Лицо Ары было бледным и спокойным. Горе в груди Бена вспыхнуло с новой силой, горе и еще гнев. Как она могла вот так покончить с собой, как могла допустить, чтобы он нашел ее искалеченное мертвое тело? Бен понимал, что она не виновата в том, что произошло, и все равно обида не проходила.

– Реальные люди смотрят на смерть как на радостное перемещение, – раздался рядом с ним голос Кенди. – Я так не могу. Ара была для меня как родная мать, я рядом с ней – желторотый птенец, и я не знаю, как я буду жить без нее.

Отчаяние нахлынуло на Бена безудержным водопадом. Он выпустил руку Кенди, чтобы обнять его за плечи. Кенди тоже обнял его, и оба они тихо плакали. Через некоторое время они замолчали и просто стояли неподвижно перед телом Ары. Потом отвернулись. Ноги сами вынесли их из трюма, они двинулись в сторону камбуза.

– Что мы будем делать? – спросил Бен по пути. – На Беллерофон возвращаться нельзя.

– Не знаю, – признался Кенди. – И если это безумие в Мечте продолжится, нам скоро некуда будет бежать. Я не хочу еще раз пережить то, что пережил. Это было ужасно, Бен. Я вполне понимаю, почему Ара… почему она так поступила. Мне тоже хотелось умереть.

– Хорошо, что ты этого не сделал, – сказал Бен.

Кенди снова сжал плечо Бена.

– Спасибо тебе еще раз.

– Тебе надо еще и Харен поблагодарить, – ответил Бен, когда они уже подходили к камбузу.

– За что поблагодарить? – спросила Харен.

Она сидела за столом, перед ней стояла кружка ароматного кофе.

– За то, что успела подхватить Кенди, пока он не завершил начатое, – ответил Бен.

– Спасибо, – серьезно произнес Кенди.

– Пожалуйста, – ответила Харен с той же серьезностью. Она показала рукой на крошечную кухню. – Если вы хотите чая или кофе, есть горячая вода.

Кенди покачал головой.

– Прежде всего, – сказал он, – мне нужна Мечта.

Дворец ее наиавгустейшего императорского величества императрицы Кан маджа Кали

Её императорское величество Кан маджа Кали I, повелительница Конфедерации Независимости, торжественно восседала на своем простом троне в мраморном зале для аудиенций, стараясь подавить напряжение, давившее ей на нервы. На балконе толпились придворные, они заняли все стулья и кресла, стоявшие в зале. Тронное возвышение окружали около десятка императорских гвардейцев. Ее любимый Немой раб с мускулистым телом, на которое было приятно смотреть, стоял на коленях у подножия трона, однако выражение его красивого лица было далеко от приятного.

– Послание начинается, – сказал он. – От Шарлемана Беллимари, исполнительного директора Совета директоров Конгломерата Призмы, главного менеджера…

– Не трать время на титулы, – перебила его императрица, стараясь не выдать голосом своего волнения, – ни на его, ни на мои. Переходи к содержанию послания.

– Слушаюсь, ваше императорское величество, – произнес раб, не поднимая на нее глаз. – Послание продолжается.

Все присутствующие разом затаили дыхание. Императрица заметила, что ее побелевшие пальцы изо всех сил сжимают подлокотники трона. Она, тем не менее, не могла заставить себя разжать руки. Так многое зависело сейчас от этого послания…

Раб медлил, и императрица уже готова была закричать, чтобы он продолжил наконец.

– С огромным сожалением мы сообщаем Конфедерации Независимости, – произнес раб, – что в настоящее время Конгломерат Призмы не в состоянии выделить ресурсы, необходимые Конфедерации для разрешения ее конфликта с Империей Человеческого Единства. Нам остается лишь надеяться, что…

Раздалось приглушенное гудение голосов. Императрица не потеряла сознания и не побледнела. Она все так же прямо восседала на своем троне, но перестала слушать. Значит, Конгломерат Призмы предал ее. Остальное не имело значения. Без поддержки со стороны Конгломерата выиграть надвигавшуюся войну с Единством будет очень трудно, если вообще возможно.