Шли часы. У Видьи сводило живот от голода, они с Прасадом не завтракали, чтобы поберечь оставшуюся пищу. Пот тек с нее ручьями, несмотря на то, что солнце скрывал толстый слой туч. Для ранней осени погода стояла теплая. На планете Ржа был ровный, умеренный климат благодаря отсутствию небесных спутников, поэтому стихии ветра и воды существовали здесь лишь в виде ласкового бриза и легкого дождичка. Видья хранила смутные воспоминания о проливных дождях и порывистых ветрах, но, с тех пор как ее родители эмигрировали на эту планету, ее собственный опыт в том, что касается климата, ограничивался лишь медленными, плавными переходами от солнечной погоды к тучам и дождю и опять к солнцу в небе. Слишком высокая температура, которая установилась сейчас, не давала ей покоя. Возможно ли, что Единство не только распространило Заразу, но и как-то повлияло на климат? У Видьи бурчало в животе от голода, и в висках притаилась боль.

– Надо поесть, – сказал Прасад. – Может быть, вон там.

Они свернули к краю дороги и покатили свои повозки туда, где раньше был луг. Под ногами хлюпало зеленоватое месиво, а от вони у Видьи пропал аппетит. Посреди этого поля возвышалась каменная стена, доходящая примерно до пояса, к ней и направил свои стопы Прасад. Некоторые их попутчики тоже избрали эту стену местом отдыха, но Прасад, как Видья с удовольствием убедилась, отнесся к ним настороженно и старался держаться подальше. Выбрав подходящее место, они двинулись к нему и вскоре уже сидели на неровных камнях. У Видьи так ломило ноги, что она не могла сдержать стон.

– Можно здесь присесть?

Кнут мгновенно оказался у Видьи в руке, занесенный над головой того, кто это сказал. Перед ней стояла женщина с мешком за плечами, двое маленьких детей цеплялись за ее юбку. Видья не опустила руку.

– Конечно, – мягко сказал Прасад. – Может быть, вам нужна помощь?

– Прасад, – начала было Видья, – мы не можем…

– Наша община уничтожена, – ответил Прасад. – Если мы хотим выжить, мы должны создать новую.

– Лишние три пары глаз не помешают, – женщина кивнула на повозку Прасада. – Кругом полно воров, да и за вашими утками того и гляди начнут охотиться.

Сама того не желая, Видья рассмеялась. Она жестом пригласила женщину сесть. Женщину звали Джента. С ней были ее племянники, дети сестры.

– Моя сестра была Немая, – рассказывала Джента. – Ее хозяин, в случае победы Единства, собирался спрятать только ее, без мужа и детей. Я думаю, она хотела бежать, но потом вдруг они вместе с мужем исчезли. А мы направляемся в Иджхан: там, говорят, есть еда.

Видья бросила взгляд на повозку Прасада.

– А дети тоже принадлежат хозяину твоей сестры? – спросила она напрямик. – Они тоже Немые?

– Видья, – вмешался Прасад. – Ну зачем так резко?

– Мы должны быть в курсе, – ответила Видья. – Если дети Немые, они представляют собой ценность.

Джента притянула обоих детей к себе. Они смотрели на нее широко открытыми глазами. Видья вздохнула. Это движение Дженты было самым красноречивым ответом на ее вопрос.

– Не бойся, я их не трону, – сказала она мягко, – но мало ли кто здесь ходит. И охотиться могут не только за утками.

– Я все время за них беспокоюсь, – сказала Джента и сменила тему. – Вы не знаете, мы уже сдались войскам Единства?

Она порылась в своем мешке и вытащила половину пресной лепешки. Женщина разделила ее между детьми, себе же не взяла ничего. Видья вздохнула и стала ждать, что будет дальше. Как она и ожидала, Прасад протянул женщине кусок своей собственной лепешки, который та и приняла после некоторых уговоров. Видья мысленно перебирала те скудные запасы продовольствия, что еще оставались у них после шести месяцев бомбежек и Заразы. До Иджхана оставалось три, может быть, четыре дня пути, и если ограничивать себя двумя скудными трапезами в день, можно было довезти уток в целости и сохранности. Видья рассчитывала, что сможет продать их в Иджхане, но теперь, имея три лишних рта, уток придется зарезать. Деньги, как она подозревала, теперь не будут иметь большой ценности.

– Я такого не слышал, – ответил Прасад. – Может быть, победа на нашей стороне.

Бросив взгляд на дорогу, по которой медленно продвигался поток беженцев, Видья проглотила едкое замечание. Какой смысл в словах? Ими ничего не изменишь.

– Можно, мы посидим здесь? – раздался чей-то неуверенный голос.

Видья вздохнула и молча продолжала жевать лепешку.

До Иджхана добирались четыре дня. За это время их небольшой отряд увеличился до двадцати человек. В клетке у Прасада оставалось четыре утки.

За свою жизнь Видья была в Иджхане несколько раз. Он остался в памяти как город низких, приземистых зданий и зеленых деревьев. Таким он был и сейчас, только вокруг него, как ров вокруг замка, тянулся лагерь беженцев.

– Внутрь никого не пускают, – сообщил Меф. Четырнадцатилетний парнишка, он остался совсем один. У него еще были силы, к тому же он обладал острым глазом и наблюдательностью, поэтому Прасад поручил ему разведать, что происходит впереди. – Стены, сложенные из мешков с песком, тянутся вокруг всего города. Четыре дня назад вышли грузовики с продовольствием, и на этом все.

По толпе прокатился ропот. Видья закусила губу. Считая оставшихся уток и двух гусей Гандина, пищи им хватит еще на два или три дня. Ее фильтр для воды тоже скоро выйдет из строя, а Видье страшно было и подумать о том, какая грязь скопилась в прудах и ручьях. Вокруг стояла вонь, как из сточной канавы.

– Никого не пускают? – переспросил Прасад.

В его голосе слышалось такое отчаяние, что сердце Видьи дрогнуло. Последние несколько дней были тяжелым испытанием для всех, но Прасаду досталось больше других. Глаза ввалились от голода и измождения, говорил он с трудом. Ночью, когда они обнимали друг друга, стараясь уснуть, она чувствовала, как напряжен Прасад, и это напряжение возрастало с каждым днем. Ей хотелось поддержать этого сильного человека, своего мужа, но она видела только один путь – бороться бок о бок до конца.

– Ни одного человека. – Меф покачал головой. – Голод там такой же, как здесь.

Взяв Прасада за руку, Видья дважды сжала его пальцы. Он ответил пожатием, в котором, правда, совсем не было силы.

Обхватив колени руками, Видья сидела под укрытием перевернутой повозки. С неба накрапывал тихий, неслышный дождик, превращая почву под ногами в жидкую вязкую кашу. Отхожие ямы выходили из берегов. Грязь и фекалии, моча и дождевая вода – все смешалось, превратившись в вонючее жидкое месиво. В лагере свирепствовали холера и дизентерия. Маленькие дети, и без того ослабленные голодом, от болезней умирали в считанные часы. Горстка бобов, стоившая им с Прасадом палатки, была их последней едой, а произошло это четыре – или пять? – дней тому назад. Воду для питья – ту, что падала с неба, – Видья пыталась ловить ртом. Кожа разбухла от сырости, на ней выступили белесые пятна, которые Прасад определил как грибок.

Сначала все мысли Видьи были сосредоточены на еде. Нежная гусятина, хрустящие хлебцы, шипящая в жире говядина и горячие лепешки, намазанные медом, – эти картины не давали ей покоя. Видье казалось, что она сходит с ума. Теперь же все мысли покинули ее. Желудок молчал, превратившись в сгусток тупой боли внутри тела. Прасад ушел несколько часов назад, сказав, что идет по делу, обсуждать которое отказался. Но у Видьи не было сил вступать с ним в споры. Она смотрела на капли дождя, сидя в своем ненадежном укрытии, и не могла думать даже о том, что же будет дальше.

– Жена, – позвал ее Прасад.

Видья подняла голову. Прасад, весь вымокший, возвышался над ней. Его ноги по щиколотку ушли в грязь. Он исхудал, и на коже выступили такие же белые пятна, как и у нее самой. От этого зрелища у Видьи комок подступил к горлу.

– Да, муж мой, – отозвалась она еле слышно.

Он дважды сжал ее руку. Она ответила таким же пожатием и попыталась подняться на ноги. Его ослабевшее тело было ненадежной опорой, и Видья постаралась справиться сама.