– Так, – кивнула Видья, – отличная мысль, муж мой. Я вижу пока лишь один недостаток: нам предстоит найти какой-то способ, чтобы поместить тридцать одного человека в тридцать один криомодуль, преодолев для начала самое серьезное сопротивление всех, кто находится в лаборатории и кто изо всех сил постарается помешать нам. Потом еще предстоит решить, что делать с детьми дальше.

Прасад отключил терминал. Голографический экран растаял.

– Когда мы с тобой шли к Иджхану, жена моя, мы делали один шаг вслед за другим. Представляется мне, что и теперь мы должны принять ту же самую тактику.

– А я думаю, – раздался чей-то голос, – что нам следует бежать.

Видья и Прасад обернулись на этот голос и увидели Катсу, стоявшую на пороге своей спальни. Сколько времени она уже здесь стоит?

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Видья, опередив Прасада.

– Голод и гнев детей достигли небывалых размеров, – тихо ответила Катсу. – Я никогда их такими не видела. Скоро они совершат новый прорыв, и погибнет множество Немых.

– Дети убивают Немых? – спросил Прасад, совершенно огорошенный.

Видья подошла к Катсу и взяла ее за руку.

– Дочь моя, мы не понимаем. Ты должна объяснить нам, что именно делают эти дети. Возможно, тебе кажется, что мы тугодумы, но…

– Вне Мечты общение очень затруднено, – перебила ее Катсу – Всюду ложь, обман и непонимание.

– Но мы с твоим отцом – не Немые, – терпеливо продолжала Видья. – Это наша беда, но нам приходится с ней жить.

Все еще стоя в дверях своей комнаты, Катсу закрыла глаза, как будто стараясь подобрать верные слова, чтобы передать свои мысли.

– Немой зародыш, находясь в утробе матери, чувствует присутствие материнского сознания, – заговорила она медленно – Дети из детской страстно жаждут этого присутствия, они были его лишены. Они испытывают голод, они испытывают гнев из-за того, что с ними сделали. Они проникают в Мечту, поедая все на своем пути, а что не могут съесть, то разрушают. От первого происходит расползающаяся темнота, от второго – страшные чудовища и монстры, которые появились в Мечте.

– Почему они не пожрали Ржу? – спросил Прасад, который все еще сидел у терминала. – Когда Немые попадают в Мечту впервые, они создают окружающую обстановку, опираясь на сознания тех людей, что окружают их в реальной жизни. Разве не так?

– Так, – ответила Катсу. Глаза ее по-прежнему оставались закрыты. – И чтобы попасть в Мечту, они используют сознания тех, кто на Рже. Они здесь не кормятся.

– А в чем же причина, дочь моя? – спросила Видья.

– Причина – во мне, – ответила Катсу просто. – Им нравится, когда я к ним прикасаюсь и когда я танцую. Если они станут поглощать сознания, находящиеся на Рже, я не смогу попасть в Мечту. А этого они не хотят.

По спине у Видьи пробежал холодок.

– Катсу, а что происходит в тех мирах, которые дети поедают?

Катсу открыла глаза.

– У всех разновидностей жизни, способных воспроизводить Немых, есть одна общая черта. Это – талант внутреннего видения. Благодаря ему они, то есть мы, способны узнать, что чувствует другой, мы можем даже сами испытывать эти чувства. Эта черта объясняется тем, что Мечта связывает всех нас вместе, соединяет нас тончайшими нитями. Когда дети пожирают свою жертву, это сознание выпадает из Мечты. Оно теряет способность к внутреннему видению, теряет связь с окружающими, чувствует свое одиночество. Люди в таком состоянии способны на преступления, о которых раньше они бы и подумать не смогли. Но когда они теряют связь с другими, они уже не могут представить, какое действие их поступок окажет на окружающих. Другие впадают в депрессию, потому что не в состоянии почувствовать любовь к себе, идущую от других людей. Некоторые идут на самоубийство, потому что хотят прекратить боль. Немые, конечно же, наиболее чувствительны ко всему, что касается Мечты, и они воспринимают происходящее наиболее остро. Они теряют способность ощущать Мечту, не могут проникать туда, если не находят опоры в окружающих сознаниях. Это все равно, что в одно мгновение сделаться глухим и слепым и не иметь рядом никого, кто мог бы помочь.

Видья заставила себя сохранять спокойствие, несмотря на сильное покалывание, которое ощущала в шее и в руках. Катсу еще ни разу не говорила так много, и Видья чувствовала, что проявление сильных эмоций только затруднит ее задачу.

– Сколько еще могут пожрать дети, если их не остановить? – спросила она очень тихо.

Катсу покачала головой.

– Я не знаю точно. Могу лишь сказать, что их голод никогда не бывает утолен, а их ненасытность растет по мере того, как они взрослеют.

– В детской есть еще совсем маленькие, – хрипло произнес Прасад. – Пока они еще не могут входить в Мечту, но скоро научатся.

– Да. Они тоже начнут есть, – сказала Катсу.

У Видьи внутри все сжалось.

– Что произойдет, если дети пожрут все умы Немых во вселенной? – спросила она, сама удивляясь тому, как ровно звучит ее голос.

– Мечта будет уничтожена, – ответила Катсу. – Немые сойдут с ума, и не останется и тени их способности к внутреннему видению нигде в мире, ни у одной расы. Сама жизнь не погибнет, но многие станут думать, что такая жизнь – хуже смерти.

На долгую минуту в комнате воцарилось молчание. Потом Видья повернулась к Прасаду.

– Я полагаю, мы действительно должны бежать, – сказала она.

Падрик в облике дикого кота привольно раскинулся в своем шезлонге, стоявшем на безопасном расстоянии от доктора Джиллиас Сей. Она, одетая в белую униформу, которую обычно носила в лаборатории, сидела очень прямо на высоком табурете, таком же изящном, как сама доктор. Прямые черные волосы Сей были заплетены во множество косичек, собранных на затылке. Каменный пол у них под ногами был пока еще твердым. Издали доносились голоса, хотя их было меньше, чем обычно. На некотором расстоянии вздымалась бушующая чернота. Падрик не стал на этот раз создавать стены, чтобы в случае, если тьма опять начнет наползать, заметить это вовремя.

– Мне кажется, – заметила доктор Сей не без гордости, – что дети, задействованные в проекте, и в самом деле влияют на ситуацию в Мечте.

– Вы это называете «влияют на ситуацию»? – переспросил Падрик весьма лукаво, что отлично ему удавалось, когда он принимал облик кота.

Доктор Сей слегка вспыхнула.

– Доктор Кри занялся подсчетами. Он говорит, что теперь, когда мы решили для ускорения процесса применить вирусную терапию Макса Гарина, дети из следующей партии смогут войти в Мечту уже через шесть месяцев.

– Через шесть месяцев? – Падрик вцепился когтями в спинку шезлонга, оставляя на гладком атласе крошечные дырочки. – Это недостаточно быстро. «Мир Мечты, Inc.» и Дети Ирфан уже снарядили специальные отряды для выяснения сути проблемы. Я могу, разумеется, нажать на определенные рычаги и немного приостановить их активность, но для того, чтобы обнаружить вас, им вряд ли понадобится больше нескольких недель. Разве вам не удалось ускорить процесс? У вас же есть теперь Видья Даса.

– Мы еще не привлекали Видью Даса к исследованию, – сказала доктор Сей. – Я считаю, что мы вообще совершили ошибку, допустив ее в лабораторию. Я уверена, что у нее есть глубокие подозрения относительно целей всего нашего проекта. Она не верит, что нас беспокоит судьба Немых женщин. Не думаю также, что она станет скрывать свои сомнения от мужа. Мне бы хотелось просто выставить их за дверь, но это, к сожалению, невозможно. – Она посмотрела на Падрика серьезным, долгим взглядом. – Нет, мистер Суфур, независимо от того, что вы мне предложите, я не стану их убивать. Если возникнет такая необходимость, я введу их в состояние криосна, но убийцей я не стану.

Падрик озадаченно разглаживал усы. Убийцей она не станет. Какая ложь! Единственная причина, по которой доктор Сей могла сказать такое в Мечте, состояла в том, что она сама верила своим словам. И это невзирая на тот факт, что в проекте не без участия доктора Сей уже погибли несколько Немых. Такая способность отрицать очевидное – еще одна идиотская составляющая человеческой психологии.