— Кто?

— Патологоанатомы. Все трое. Они находились там вместе с телами до восьми часов. Наверное, делали вскрытие, но я не знаю наверняка. Потом они позвонили в Центр вирусологии в Атланте, так что эти ребята прибудут сюда после полудня. Но они сказали, что одновременно с этим Министерство здравоохранения направит нескольких своих людей обследовать всех, находившихся на этой заправке вчера вечером, и тех из Брейнтри, кто находился в зоне риска. Не знаю, но похоже, что они хотят посадить всех на карантин.

— Федеральный Центр вирусологии в Атланте, — протянул Вик. — Интересно, пошлют ли они вертолеты с военными, как это было при угрозе эпидемии холеры?

— Откуда я знаю! — ответил Джо Боб. — Но я подумал, что вы имеете право знать. Из всего слышанного я понял, что вы просто хотели оказать помощь.

— Мы признательны тебе, Джо Боб, — медленно произнес Хэп. — Что сказали Джеймс и остальные врата?

— Не так много. Но они выглядели испуганными. Я никогда не видел врачей такими испуганными.

Все трое замолчали. Хэп вытащил бумажный платок из ящика, стоявшего рядом с кассой, и высморкался.

— А что выяснили о Кэмпионе? — спросил Вик. — Известно хоть что-нибудь?

— Мы все еще выясняем, — с напускной важностью произнес Джо Боб. — В его удостоверении личности сказано, что он из Сан-Диего, но у большинства бумаг, находившихся в его бумажнике, два или три года назад истек срок действия. Водительские права просрочены. У него была карточка Национального банка Америки, выданная в 1986 году, но ее срок тоже истек. У него был и военный билет, так что мы его тоже проверяем. Капитан предполагает, что Кэмпион не жил в Сан-Диего уже года четыре.

— Самоволка? Побег? — спросил Вик. Он откашлялся, сплюнул и растер мокроту.

— Еще не знаем. Но в этом военном билете сказано, что Кэмпион завербован до 1997 года, а одет он был в гражданское, с ним была его семья, к тому же он находился чертовски далеко от Калифорнии. Впрочем, я что-то разболтался.

— Хорошо, я свяжусь с остальными и передам им твои слова, — заверил Джо Боба Хэп. — Я так тебе обязан.

Джо Боб встал.

— Ладно. Только не сообщай моего имени. Я не хочу потерять работу. Твоим приятелям вовсе не обязательно знать, кто предупредил тебя, ведь так?

— Конечно, — согласился Хэп, а за ним и Вик.

Когда Джо Боб уже подходил к двери, Хэп дважды чихнул.

— Ты должен поберечься, — сказал Джо Боб. — Нет ничего хуже летней простуды.

Неожиданно позади них раздался голос Вика:

— Возможно, это вовсе не простуда.

Они повернулись в нему. У Вика был испуганный вид.

— Сегодня утром я проснулся с насморком и кашлем, да еще и чихал как проклятий, — сказал Вик. — К тому же у меня сильно болела голова. Я принял несколько таблеток аспирина, и мне стало немного легче, но насморк у меня не прошел. Возможно, мы все заразились. Тем, что было у Кэмпиона. Тем, от чего он умер.

Хэп долго смотрел на старика и когда уже собирался выложить свои причины, почему этого не может быть, снова чихнул.

Джо Боб мрачно посмотрел на них, а потом сказал:

— Знаешь, возможно, вовсе неплохая идея — закрыть автозаправку, Хэп. Хотя бы на сегодня.

Хэп испуганно взглянул на него и попытался вспомнить все свои аргументы. Но не смог найти в голове ни одного. Единственное, что он вспомнил, так это то, что, он тоже проснулся с головной болью и насморком. Что ж, все заболевают неожиданно и сразу. Но ведь пока здесь не появился тот парень Кэмпион, он был здоров. Вполне здоров.

Сыну Ходжесов было шесть лет, а его сестренкам — четыре и полтора года. Двое младших спали, а старший играл во дворе. Лила Брюетт, сидя в гостиной, смотрела сериал «Юный и неутомимый». Она надеялась, что Салли не придет до конца серии. Когда дела в Арнетте еще шли хорошо, Ральф Ходжес купил большой цветной телевизор, а Лиле так нравилось смотреть телесериалы в цвете. Все выглядело намного лучше и интереснее.

Она затянулась сигаретой, выдохнула дым и закашлялась. Поспешив в кухню, она выплюнула целый ком мокроты. Кашель начался сегодня утром, когда она проснулась, и весь день ей казалось, будто кто-то щекочет ей горло пушинкой. Она вернулась в гостиную, но прежде выглянула в окно, чтобы убедиться, что с Бертом Ходжесом все в порядке. Лила обвела глазами комнату и пожалела, что ее собственный дом не выглядит так же замечательно. У Салли было хобби — рисовать картинки с изображением Иисуса Христа. Особенно Лиле нравилась одна, изображавшая «Тайную вечерю». Картинка висела над телевизором; Салли говорила, что использовала для нее шестьдесят разных оттенков масляной краски и рисовала целых три месяца. По мнению Лилы, это было настоящее произведение искусства.

Вдруг малышка Черил начала хныкать, всхлипывая и захлебываясь кашлем. Лила отложила сигарету и поспешила в спальню. Эва, четырехлетняя девочка, все еще спала, Черил же лежала на спине в своей кроватке, лицо ее приобретало угрожающе лиловый оттенок. Плач малышки становился все более странным и необычным. Лила, не боявшаяся крупа, потому что оба ее собственных ребенка переболели им, приподняла девочку за пяточки и осторожно похлопала ее по спинке. Она не имела ни малейшего представления, рекомендовал ли доктор Спок такой метод обращения с малышами, так как никогда не читала его книг. Но это помогло малышке Черил. Она издала какой-то странный звук, похожий на лягушачье кваканье, и выплюнула на пол не менее странный комок желтой слизи.

— Лучше? — спросила Лила.

— Да, — ответила малышка Черил. Она уже снова засыпала.

Лила собрала слизь бумажной салфеткой. Она не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь ребенок выплюнул так много за один раз. Нахмурившись, она снова уселась перед телевизором, закурила новую сигарету, чихнула при первой затяжке, а потом закашлялась.

Прошел час после наступления сумерек. Старки сидел в одиночестве за длинным столом, внимательно изучая листки тонкой желтой бумаги. Их содержание наводило на него ужас. Он служил своей стране верой и правдой тридцать шесть лет, начав, как робкий новичок из Вест-Пойнта. Он награждался медалями. Он общался с президентами, давая им советы, и к его советам прислушивались. В его жизни было много неприятных моментов, но этот…

Он был испуган — испуган до такой степени, что не смел даже себе признаться в этом. Именно от такого страха люди сходят с ума.

Повинуясь безотчетному импульсу, он поднялся и подошел к стене, в которую были вмонтированы пять мониторов. Вставая, он сбросил один из листков. Тот лениво покружил в очищаемом приточной вентиляцией воздухе и приземлился на кафельный пол, наполовину скрываемый длинной, отбрасываемой столом тенью. На листке можно было прочитать следующее:

«УСТАНОВЛЕНО

КОД КРОВИ: 848 — АВ

КЭМПИОН (У.) САЛЛИ

АНТИГЕН ИЗМЕНЕН И МУТИРУЕТ

ГРУППА ОСОБОГО РИСКА / ВЫСОКАЯ СМЕРТНОСТЬ

ЗАРАЗНОСТЬ СОСТАВЛЯЕТ 99, 4%

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЦЕНТРА ВИРУСОЛОГИИ АТЛАНТЫ

СВЕРХСЕКРЕТНО. Р-Т-222312А»

Старки нажал кнопку под средним экраном, и тут же с раздражающей безотказностью вспыхнуло изображение: пустыня в Западной Калифорнии, ее восточная часть. Местность была безлюдной, и эта безжизненность казалась еще более жуткой в красно-лиловых тонах инфракрасной фотографии.

«Это здесь, немного впереди, — подумал Старки. — «Голубой Проект».

Страх снова попытался завладеть им. Старки полез в карман и достал голубую таблетку. Это было то, что его дочь называла «успокоитель». Название не имело значения, важен был результат. Он, не запивая, проглотил таблетку, его жесткое, без единой складки лицо сморщилось.

«Голубой Проект».

Он взглянул на остальные пустые мониторы и включил их. Четвертый и пятый показывали лаборатории: четвертый — общей медицины, пятый — вирусной биологии. В лаборатории вирусной биологии было очень много клеток с животными, в основном с морскими свинками, бенгальскими макаками-резус и несколькими собаками. Казалось, никто из них не спал. В медлаборатории маленькая центрифуга до сих пор вращалась, бессмысленно наматывая круги. Старки жаловался на это. Он жаловался с горечью. Было нечто пугающее в этой вращающейся центрифуге, в то время как мертвый доктор Эзвик лежал рядом на полу, раскинувшись как пугало, сбитое сильным порывом ветра.