На здании Первой баптистской церкви в Атланте красной краской было написано следующее:

«Дорогой Иисус! Вскоре я увижу Тебя. Твой друг Америка.

P. S. Надеюсь, что к концу недели у Тебя будет еще какая-нибудь вакцина».

Глава 27

Утром 27 июля Ларри Андервуд, сидя на скамье в Центральном парке, смотрел на бродячий зверинец. Позади него тянулась Пятая авеню, запруженная машинами, владельцы которых были либо мертвы, либо бежали. А вдоль Пятой авеню дымились разграбленные шикарные магазины.

Со своего места Ларри мог видеть льва, антилопу, зебру и обезьянку. Все, кроме обезьянки, были мертвы. Насколько мог судить Ларри, животные умерли не от гриппа, они Бог весть сколько времени не получали еды и питья, и именно это убило их. Всех, кроме обезьянки. За три часа, которые Ларри просидел здесь, обезьянка шевельнулась только четыре или пять раз. Она была достаточно смышленой, чтобы избежать смерти от голода или жажды — пока, но она, очевидно, страдала от супергриппа. Эта обезьяна была очень больна. Это был старый жестокий мир.

Справа от него часы, украшенные фигурками животных, показывали одиннадцать часов. Фигурки, которые когда-то привлекали тысячи детишек, теперь играли перед пустотой. Медведь трубил в рожок, резная обезьянка, которая никогда не заболеет (но которая в конце концов может сломаться), играла на тамбурине, а слон бил по барабану хоботом. Тяжелая мелодия, детка, чертовски тяжелая. Сюита конца света, исполненная фигурками на часах.

После положенных одиннадцати ударов часы затихли, и Ларри снова услышал хриплые истошные крики, теперь ухе смягченные расстоянием. В это чудесное утро крики доносились откуда-то слева от Ларри, возможно, с площадки для игр. Может быть, какой-то монстр упал в пруд и утонул там?

— Чудовища идут! — выкрикнул слабый охрипший голос. В это утро тяжелые тучи расступились, и день стоял ясный и жаркий. Мимо носа Ларри пролетела пчела и уселась на ближайшую клумбу, выбрав местом посадки великолепный пион. Из зверинца доносилось успокаивающее, усыпляющее жужжание мух, они влетали в клетки и садились на погибших животных.

— Чудовища уже идут! — Это кричал высокий мужчина, на вид ему было лет шестьдесят с небольшим. Впервые Ларри услышал его вчера вечером. Ночью, опустившейся на неестественно тихий город, этот слабый завывающий голос казался высокопарным и жутким, голосом безумного Иеремии, парящего над Манхэттеном, отдающегося эхом, зовущего и тревожащего. Ларри, который не смыкал глаз, лежа на постели и включив все люстры, вопреки всякой логике вдруг с убеждением подумал, что этот крикун идет за ним, разыскивает именно его, как это иногда делали чудовища в его ночных кошмарах. Очень долго казалось, что голос приближается: — Чудовища идут! Чудовища уже в пути! Они в пригородах! — и Ларри уже ожидал, что входная дверь, которую он запер на все три замка, сейчас будет взломана, и этот крикун окажется здесь… но не человеческое существо, а гигантский тролль — чудовище с собачьей головой, с глазами-блюдцами и клыками вместо зубов.

Но рано утром Ларри увидел его в парке — это был всего лишь спятивший с ума старик в вельветовых брюках, куртке и очках в роговой оправе. Ларри попытался заговорить с ним, но этот человек в ужасе убежал, крича, что чудовища могут появиться на улицах в любой момент. Он перепрыгнул через низенькую ограду и побежал по велосипедной дорожке, смешно хлопая ботинками, очки его слетели, но не разбились. Ларри направился к нему, но прежде чем он успел подойти, крикун схватил очки и побежал к площадке для игр, неумолимо выкрикивая свое предупреждение. Так что мнение Ларри об этом человеке изменилось от смертельного ужаса к скуке и раздражению менее чем за двенадцать часов.

В парке находились и другие люди; с некоторыми у Ларри завязался разговор. Все вели себя одинаково. Ларри подумал, что и сам он не слишком отличается от них. Все были ошеломлены, речь людей была бессвязной, казалось, они не могут не теребить его за рукав во время беседы. У каждого была своя история. Но все эти истории были схожи. Их друзья и родственники были мертвы или умирали. На улицах стрельба, на Пятой авеню — ад кромешный, правда ли, что Тиффани больше нет, возможно ли подобное? И кто же будет убирать? Кто же будет вывозить мусор и разлагающиеся трупы? Может быть, лучше уехать из Нью-Йорка? Они слышали, что военные охраняют все въезды и выезды из города. Одна женщина была напугана тем, что крысы могут выбраться из подземелий и наводнить город. Это вернуло Ларри к невеселым мыслям в тот первый день возвращения в Нью-Йорк. Один юноша доверительно сообщил Ларри, что хочет реализовать мечту всей своей жизни. Он отправится на стадион «Янки», голым пробежится вдоль поля, а потом займется мастурбацией. «Единственный шанс в жизни, приятель», — сказал он Ларри, зажмуриваясь, а потом побрел прочь.

Множество людей в парке были больны, но лишь немногие умирали здесь. Возможно, их пугала перспектива быть съеденными зверьем, и они расползались по домам, когда чувствовали приближение конца. В это утро у Ларри была только одна очная ставка со смертью — хорошо, что только одна. Он направился по главной аллее в туалет. Ларри открыл дверь, и усмехающийся мертвый мужчина с усеянным червями и личинками лицом, сидевший на стульчаке, руки его покоились на голых бедрах, уставился запавшими глазами на Ларри. Затхлый, приторный запах разложения ударил в нос Ларри, как будто сидящий мужчина был прогорклой конфетой, сладкой приманкой, оставленной для мух. Ларри захлопнул дверь, но было уже поздно: он расстался с кукурузными хлопьями, которые съел на завтрак, его так выворачивало, что он стал беспокоиться, как бы у него внутри что-нибудь не лопнуло. «Господи, если Ты есть, — молился он, возвращаясь из туалета, — если сегодня Ты принимаешь просьбы, приятель, прошу, сделай так, чтобы больше я не видел ничего подобного. Я не смогу вынести этого. Заранее благодарю».

И теперь, сидя на скамье (крикун ушел из пределов слышимости, по крайней мере пока), Ларри поймал себя на воспоминаниях о Всемирной Серии, было это пять лет назад. Вспоминать об этом было приятно, потому что теперь ему казалось, что именно тогда в последний раз он был безгранично счастлив, физически здоров и крепок, ум его был свободен от тяжелых мыслей.

Это было сразу после того, как они с Руди разбежались в разные стороны. Это было ужасно, этот дурацкий разрыв, и если когда-нибудь он снова увидит Руди (никогда этого не случится, со вздохом подсказал ему внутренний голос), Ларри извинился бы. Он пал бы ниц и облобызал башмаки Руди, если бы это было нужно для того, чтобы все снова стало хорошо.

Они отправились в путешествие по стране на стареньком «меркюри» выпуска 1968 года, который сломался в Омахе. Оттуда они несколько дней шли пешком, добирались попутными на запад, потом работали несколько недель, потом снова ехали на попутных. Они немного поработали на ферме в западной Небраске, и тогда в один из вечеров Ларри проиграл в покер целых шестьдесят долларов. И на следующий день был вынужден попросить у Руди взаймы, чтобы выпутаться. А еще через месяц они добрались до Лос-Анджелеса, и именно Ларри первым нашел работу — если, конечно, мытье посуды за минимальную плату можно назвать работой. Однажды вечером, недели три спустя, Руди завел разговор о долге. Он сказал, что встретил одного парня, который рассказал ему об агентстве по найму, которое всегда подыскивает работу, но для этого необходимо заплатить двадцать пять баксов. Что и составляло ту сумму, которую занял у него Ларри после неудачной игры в покер. При обычных обстоятельствах, сказал Руди, он бы никогда не напомнил об этом, но…

Ларри запротестовал, сказав, что уже вернул свой долг. Они в расчете. Если Руди нужно двадцать пять долларов, хорошо, но он надеется, что Руди не пытается заставить его заплатить один и тот же долг дважды. Руди сказал, что ему не нужна подачка, он хочет только те деньги, которые занял ему, и его вовсе не интересует дерьмо по имени Ларри Андервуд. «Господи Иисусе, — сказал Ларри, пытаясь рассмеяться. — Я никогда не думал, что мне потребуется от тебя расписка, Руди. Значит, я ошибся». И все это перешло в крупную ссору, даже чуть до драки не дошло. Лицо Руди пылало. «В этом весь ты, Ларри! — выкрикнул он. — Это полностью в твоем стиле. Такой уж ты есть. Я надеялся, что не попадусь к тебе на крючок, но, по-видимому, попался. Черт с тобой, Ларри». Руди ушел, а Ларри кинулся за ним вниз по лестнице дома, где сдавались дешевые меблированные комнаты, доставая бумажник из заднего кармана брюк. Там под фото были спрятаны три десятки, и он швырнул их вслед Руди.