Дверцы лифта уже захлопнулись и кабина двинулась вниз, когда до Стью дошло, что это может оказаться еще одной ловушкой. Все зависело только от их оперативности. Отравляющий газ, а может, и перерезанный кабель, что пошлет кабину в низ шахты, где она и разобьется. Стью встал на середину кабины, нервно озираясь в поисках вентиляционных отдушин. Клаустрофобия охватывала его вязкими резиновыми щупальцами, и внезапно лифт показался ему не больше телефонной будки, а затем и гроба. Погребен заживо, не хотите ли тоже попробовать? Он уже было протянул палец, чтобы нажать на кнопку «СТОП», но тут же подумал, будет ли от этого хоть какая-нибудь польза, если лифт остановится между этажами. Не успел он ответить на этот вопрос, как лифт мягко и естественно остановился.

А что, если там вооруженная охрана?

Но единственным стражем недалеко от распахнувшейся двери оказалась мертвая женщина в форме медсестры. Она свернулась клубочком перед дверью с табличкой «ЖЕНСКИЙ». Стью так долго смотрел на нее, что дверцы лифта уже стали закрываться. Он просунул руку между створками, и дверцы послушно раскрылись. Он вышел. Коридор упирался в Т-образное крыло, и Стью направился туда, как можно дальше обойдя мертвую женщину.

Позади него раздался шум, он резко обернулся, поднимая револьвер, но это во второй раз закрылись дверцы лифта. Стараясь унять быстро забившееся сердце, он посмотрел на них, затем пошел дальше. Резиновые щупальца снова вернулись, наигрывая мелодию в области крестца, нашептывая, чтобы он послал подальше замедленный шаг и пустился наутек, пока кто-то… что-то… не доберется до него. Эхо его шагов в этом полутемном коридоре административного крыла было более чем ужасной компанией — Пришел поиграть, Стюарт? Очень хорошо. Двери с тонированным белым стеклом, как солдаты, вытягивались перед ним в струнку, каждая со своей собственной табличкой: «ДОКТОР СЛОУН», «ЗАПИСЬ И РАСШИФРОВКА», «МИСТЕР БЕЛЛИНДЖЕР», «КОПИИ ФАЙЛОВ», «МИССИС УИГГС» и т. д.

В Т-образном крыле был фонтанчик для питья, но теплая, с привкусом хлорки вода заставила сжаться его желудок. Слева хода не было; табличка на кафельной стене с оранжевой стрелкой указывала: «БИБЛИОТЕКА». Казалось, в этом направлении коридор простирается на целые мили. Левее, ярдах в пятидесяти, как некое диковинное животное, распростертое на пустынном пляже, лежало тело мужчины в белом комбинезоне.

Стью почувствовал, что теряет над собой контроль.

Это здание было намного, намного больше, чем он предполагал вначале. Когда его привезли сюда, он успел заметить только два коридора и лифт, не считая, конечно, комнаты — его места заключения. Теперь он считал, что это здание было огромной подземной больницей. Он мог часами бродить здесь, преследуемый только эхом собственных шагов, то и дело натыкаясь на трупы. Они лежали повсюду, словно мешки с добычей призрачных искателей сокровищ. Он вспомнил, как привез Норму, свою жену, в огромную больницу в Хьюстоне, когда ей поставили диагноз — рак. Куда бы вы ни пошли, на стенах там висели маленькие карты с маленькой стрелкой, указывающей на определенную точку. Над каждой стрелкой была надпись: «ВЫ НАХОДИТЕСЬ ЗДЕСЬ». Эти карты развешивались для того, чтобы люди не заблудились. Как вот он сейчас. Заблудился. О, это было плохо. Очень плохо.

— Не впадай в столбняк, ты почти свободен, — приказал себе Стью, и его слова повторило эхо, глухое и необычное. К тому же он вовсе не собирался говорить вслух, и от этого ему стало еще хуже.

Стью свернул направо, спиной к библиотечному крылу, прошел мимо еще каких-то кабинетов, добрался до еще одного коридора и свернул в него. То и дело он оборачивался назад, уверяя себя, что никто — даже Элдер — не идет за ним, но был не в силах поверить в это. Коридор заканчивался закрытой дверью с табличкой «РАДИОЛОГИЯ». К ручке была прикреплена записка, написанная от руки: «ЗАКРЫТО ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ. РАНДЕЙЛ».

Стью вернулся и из-за угла выглянул в длинный коридор — туда, откуда недавно пришел. Мертвое тело в белом костюме на таком расстоянии казалось маленьким, не больше пятнышка, но от одного вида его, такого неизменного, неподвижного, Стью захотелось как можно скорее унести ноги. Он повернул направо. Впереди, ярдах в двадцати, коридор переходил в еще одно Т-образное крыло. Стью пошел в правую сторону, минуя еще какие-то кабинеты. Коридор упирался в микробиологическую лабораторию. Там в одной из кабин для индивидуальной работы прямо на столе лежал молодой парень, одетый только в шорты. Он находился в коматозном состоянии, изо рта и носа текла кровь. Дыхание клокотало у него в груди, как октябрьский ветер в высохшей кукурузе.

И тогда Стью побежал, сворачивая из одного коридора в другой, еще и еще раз убеждаясь, что отсюда нет выхода, по крайней мере не на этом этаже. Эхо его шагов гналось за ним, как будто то ли Элдер, то ли Вик, собрав последние силы, послали по его следам призрачный взвод военной полиции. Затем это вытеснил другой образ — ассоциировавшийся со странными снами, которые Стью видел в последнее время. Мысль об этом стала несколько навязчивой, что он боялся обернуться, опасаясь, что если сделает это, то увидит одетую в белый комбинезон фигуру, преследующую его, белую фигуру без лица, с зияющей темнотой за плексигласом. Некий ужасный призрак, громила из запредельного времени и мира.

Задыхаясь, Стью завернул за угол, пробежал еще шагов десять, прежде чем понял, что коридор заканчивается тупиком, и врезался в дверь с табличкой. На ней было написано: «ВЫХОД». Он нажал на ручку, уверенный, что она не двинется вниз, но та поддалась, и дверь легко открылась. Стью, сделав четыре шага, подошел к другой двери. Слева от этой площадки в темноту спускался пролет лестницы. Верхняя часть этой второй двери была из прозрачного стекла, забранного проволочной сеткой. За дверью была только ночь, прекрасная, томная летняя ночь, и все прелести свободы, о которых только может мечтать человек.

Стью все еще стоял, очарованный открывшимся его взору великолепием, когда из темноты лестницы протянулась рука и схватила его за лодыжку. Вдох колом застрял в горле Стью. Он оглянулся, внутри у него все похолодело, и в темноте Стью увидел окровавленное ухмыляющееся лицо.

— Пойдем ко мне, съедим цыпленка, красотка, — прошептало лицо надтреснутым умирающим голосом. — Здесь та-а-а-ак темно…

Стью, вскрикнув, попытался освободиться. Ухмыляющееся из темноты нечто тянуло вниз, бормоча, хихикая и оскаливаясь. Кровь, а может быть, желчь стекала из уголка рта. Стью ударил по руке, схватившей его за лодыжку, затем оттолкнул лицо. Видение, возникшее из темноты лестничного провала, исчезло. Последовало несколько глухих ударов… а потом раздался крик. Боли или злости — Стью не мог сказать. Да ему это было абсолютно безразлично. Он нажал плечом на входную дверь. Та с грохотом открылась, и Стью пулей вылетел наружу, расставив руки в стороны, чтобы удержать равновесие, но все равно упал на асфальтированную дорожку.

Медленно, с осторожностью он поднялся. Криков позади него не было слышно. Прохладный ночной ветер коснулся его лица, осушив капельки пота. Он испытал чувство, похожее на изумление, когда увидел траву и цветочную клумбу. Никогда еще ночь не казалась ему насыщенной таким упоительным ароматом. Серп луны сиял в небе. Стью с благодарностью поднял лицо вверх, а потом прямо через газон направился к дороге, ведущей в Стовингтон. Ноги его стали мокрыми от росы. Стью слышал, как ветер перешептывается с соснами.

— Я жив, — сообщил Стью Редмен ночи и расплакался- Я жив, благодарение Господу, я жив, спасибо Тебе, Боже, спасибо Тебе, Боже, спасибо…

Слегка покачиваясь, он побрел по дороге.

Глава 30

Пыль кружила над техасскими просторами, образуя в сумерках полупрозрачную завесу, под которой Арнетт превращался в город-призрак. Вывеска, висевшая над автозаправкой Билла Хэпскома, была сбита и лежала на середине дороги. В доме Норма Брюетта была оставлена включенной газовая горелка, и вчера искра из кондиционера взметнула дом ввысь, разбрасывая доски, обломки кровли и игрушки по всей Лоурел-стрит. На Мейн-стрит мертвые солдаты лежали вперемешку с мертвыми собаками. В закусочной Ренди мертвец перевесился через прилавок. Одна из собак, теперь уже лежащая в канаве, ранее полакомилась его лицом, пока не потеряла аппетит. Грипп не действовал на кошек, и они дюжинами бродили в тишине сумерек, напоминая дымчатые тени. Из нескольких домов доносился шум работающих телевизоров. Изредка хлопали ставни. Красный фургон, старый, выцветший и проржавевший, на его боку с трудом читалась надпись «СПИДВЕЙ ЭКСПРЕСС», застыл посередине Дэрджин-стрит перед таверной «Голова индейца». В фургоне было множество опрокинутых банок пива и лимонада. На Лоугэн-лейн, на окраине Арнетта, смерч пыли и песка играл на пороге дома Тони Леоминстера. «Скаут» Тони с опущенными боковыми стеклами стоял на подъездной дорожке. Семейство белок обустроилось на заднем сиденье. Солнце покинуло Арнетт; город погрузился в темноту, укрытый крылом ночи. Если исключить стрекот кузнечиков, писк и возню маленьких зверюшек и хлопанье ставен дома, принадлежавшего Тони Леоминстеру, в Арнетте было тихо. Очень тихо. Невыносимо тихо.