«Этого было бы вполне достаточно» — подумал он. Но и все его тело было опутано какими-то проводками. Присоединены к голове. И к груди. И к левой руке. А один проводок присоединен прямо к пупку.

Он собирался громко и негодующе крикнуть. Но издал только слабый вскрик смертельно больного человека. К тому же звук вырвался из легких, забитых мокротой, в которой он, казалось, и заглох.

«Мама, Джордж привязал коня?»

Это был бред. Иррациональная мысль, пронесшаяся по пространству более рационального мышления как метеор. Но все равно это вывело его из тумана хоть на пару секунд. Еще очень долго он не сможет подняться. Эта мысль вызвала у него панический ужас. Посмотрев на свои исхудавшие руки, он подумал, что потерял никак не меньше тридцати фунтов, но это было только начало. Это… что бы это там ни было… собиралось убить его. Мысль, что он может умереть в сумасшедшем бреду, как выживший из ума старик, ужаснула его.

«Джордж ухаживает за Нормой Уиллис. Ты раздобыл этого коня самостоятельно, Вик, вот и надевай противогаз, как послушный мальчик.

«Это не мое дело».

«Виктор, ты любишь свою мамочку?»

«Ты должен любить свою мамочку. У нее грипп».

«Нет, это не так, мама. У тебя туберкулез. Этот туберкулез убьет тебя. В девятнадцать сорок семь. А Джордж погибнет через шесть дней после переброски в Корею, времени хватит только чтобы написать письмо, и динь-дон. Джордж…»

«Вик, сейчас ты поможешь мне и привяжешь этого коня, это мое последнее слово».

— Это у меня грипп, а не у нее, — прошептал он, выплывая из бреда. — Это у меня.

Он смотрел на дверь и думал, что даже для больницы это чертовски забавная дверь. Она была овальной Отделана резиновым уплотнителем, а нижняя часть ее дюймов на шесть возвышалась над кафельным полом Даже такой плотник, как Вик Пэлфри, мог…

(Дай мне комиксы, Вик ты и так уже долго разглядываешь их)

(Мама, он забрал у меня рисунки! Отда-а-а-а-й их!)

… сделать немного лучше. Она была…

… стальной.

Что-то в этой мысли, словно острый шип, вонзилось в его мозг, и Вик попытался приподняться, чтобы получше рассмотреть дверь. Да, так оно и есть. Определенно так. Стальная дверь. Почему он находится в больнице за стальной дверью? Что случилось? Он умирает? Может, ему лучше поразмыслить над тем, как он предстанет перед Господом? Боже мой, что же случилось? Он отчаянно пытался пробиться сквозь густой серый туман, но до него донеслись только голоса издалека — да, голоса, но он не мог определить, кому именно они принадлежат.

«Отключи-ка лучше свои насосы, Хэп».

(Хэп? Билл Хэпском? Кто это такой? Я знаю это имя.)

«Боже мой…»

«Они мертвы…»

«Дай мне свою руку, и я вытащу тебя отсюда…»

«Дай мне комиксы, которые у тебя есть, Вик…»

В этот момент солнце полностью опустилось за горизонт, и сразу же автоматически включилось электричество. Когда в палате Вика зажегся свет, он увидел целый ряд лиц, молча наблюдающих за ним через двойное стекло, и вскрикнул, подумав сначала, что именно эти люди беседовали в его голове. Один из них, мужчина в одеянии врача, настойчиво махал кому-то, находившемуся вне поля зрения Вика, но Вик уже переборол страх. Он был слишком слаб, чтобы долго бояться. Но страх вернулся с внезапным потоком электрического света, и вид этих наблюдающих лиц (словно команда призраков в докторском облачении) прорвал блокаду в его мозгу, и он понял, где находится. Атланта.

Атланта, штат Джорджия. Они появились и забрали его — его и Хэпа, Норма, жену Норма и детей Норма. Они забрали Хэнка Кармайкла, Стью Редмена. И еще Бог весть сколько людей. Вик, испугавшись, сопротивлялся. Конечно, у него насморк, он чихает, но у него вовсе не холера и не то, что было у бедного Кэмпиона и его семьи. Температура у него была небольшая, поэтому он помнит, как Норм Брюетт споткнулся на ступеньках трала и уже не смог подняться вверх без посторонней помощи. Жена Норма была страшно испугана и все время плакала, и малыш Бобби Брюетт тоже плакал — плакал и заходился в кашле. В хриплом крупозном кашле. Самолет стоял на маленькой взлетной полосе на окраине Брейнтри, но, чтобы вырваться из Арнетта, им пришлось миновать пост на шоссе № 93, и там уже натягивали проволоку…

Красная лампочка вспыхнула над странной овальной дверью. Послышался шипящий звук, как будто из насоса выпустили воздух. Когда шипение смолкло, дверь отворилась. Вошедший был одет в плотный белый комбинезон, прозрачный плексиглас шлема позволял видеть его лицо. Голова за этим стеклом напоминала шар, заключенный в капсулу. На спине вошедшего были прикреплены баллоны с кислородом, а когда он заговорил, голос его отдавал металлом и был каким-то сдавленным, мало похожим на человеческий. Он напоминал голос из видеоигр, наподобие произносящего: «Попытайся снова, Космический Кадет», — когда теряешь последний шанс.

Голос продребезжал: «Как вы себя чувствуете, мистер Пэлфри?»

Но Вик не смог ответить. Он вновь опустился в темно-зеленые глубины. Теперь за прозрачным стеклом ему виделось лицо матери. Мама была вся в белом, когда отец привез его и Джорджа в санаторий в последний раз повидаться с ней. Она вынуждена была поехать в санаторий, чтобы никто из ее окружения не заразился. Туберкулез заразен. Можно было и умереть.

Он разговаривал со своей мамой… говорил, что будет послушным и привяжет коня… жаловался ей, что Джордж забрал у него комиксы… беспокоился, не хуже ли ей… спрашивал ее, скоро ли она вернется домой… и тут мужчина в белом сделал ему укол, и он нырнул еще глубже, а слова его стали еще более бессвязными. Человек в белом комбинезоне взглянул на сгрудившихся за стеклянной стеной людей и покачал головой.

Щелкнув кнопкой переговорного устройства, вмонтированного в шлем, он произнес:

— Если и это не поможет, мы потеряем его к полуночи.

Для Вика Пэлфри волшебное мгновение закончилось.

— Просто поднимите рукав, мистер Редмен, — попросила хорошенькая темноволосая медсестра, державшая аппарат для измерения давления в руках, обтянутых перчатками. — Это не отнимет у вас и минуты, — Она улыбалась за прозрачной маской из плексигласа, будто делилась с ним каким-то забавным секретом.

— Нет, — ответил Стью.

Ее улыбка слегка дрогнула:

— Я же только хочу измерить вам давление. Это не займет много времени. Это распоряжение врача, — продолжала настаивать она, переходя на деловой тон. — Будьте добры.

— Если это распоряжение врача, то позвольте мне поговорить с ним.

— Боюсь, сейчас он слишком занят. Если вы просто…

— Я подожду, — ровным голосом ответил Стью, не делая ни единого движения, чтобы расстегнуть манжету.

— Это всего-навсего моя работа. Ведь вы не хотите, чтобы у меня возникли неприятности, не правда ли? — На этот раз она улыбнулась ему очаровательной улыбкой. — Если только вы позволите мне…

— Нет, — ответил Стью. — Идите и скажите им. Они направят ко мне кого-нибудь.

Встревоженная медсестра, подойдя к стальной двери, повернула квадратный ключ. Заработал насос, дверь с шипением открылась, и девушка шагнула в коридор. Когда дверь уже закрывалась, медсестра неодобрительно посмотрела на Стью. Стью ответил ей ничего не выражающим взглядом.

Дверь закрылась, он встал и подошел к окну — двойное стекло, забранное снаружи решеткой, — но было уже совсем темно, и Стью ничего не увидел. Он вернулся к койке и сел на стул. На нем были вылинявшие джинсы, клетчатая рубашка и коричневые, прохудившиеся на боках туфли. Он провел рукой по лицу и неодобрительно поморщился, ощутив под пальцами щетину. Ему не позволяли бриться, а он быстро зарастал.

Стью не возражал против анализов как таковых. Но он возражал против того, что его держали в неведении и страхе. Он не был болен, по крайней мере пока, но он был напуган. Здесь происходили странные вещи, и он не собирался участвовать в этом, пока кто-нибудь не расскажет ему, что же случилось в Арнетте и какое отношение имел к этому Кэмпион. По крайней мере, тогда он сможет подвести солидную базу под свои страхи.