— Я не вижу здесь проблемы. Уверен, что Сергей легко согласится.

— Не поговоришь ли ты с ним от нашего имени? Сам я не могу, моя дружба с сенатором слишком широко известна.

— С радостью.

— И еще кое-что.

— Да?

— Но это может оказаться посложнее. Мой младший брат, Кевин, заканчивает в этом году Гарвард.

— Бэби?!

Джереми рассмеялся.

— Бэби! Ты бы видел его — шести с лишним футов ростом. Как бы то ни было, он вместе с братом сенатора — они учатся в одной группе — едет на каникулы в Европу. И, насколько я этих парней знаю, они люди рисковые, пальца в рот им не клади, и уж слишком привязаны друг к другу.

— Хорошая характеристика.

— Если бы речь шла только о Кевине, — продолжал Джереми, — было бы проще, но брат сенатора обязательно привлечет к себе внимание репортеров.

— Понимаю. — Дакс посмотрел на Джереми. — У твоего друга немало проблем.

— Что правда, то правда. От наших младших братиков всего можно ожидать.

— Что же ты хочешь, чтобы я сделал?

— Подумай, нет ли какой возможности приглядеть за ними, так, чтобы они не попали в историю?

— Это будет нелегко. Уж больно молодые люди быстро передвигаются.

Некоторое время приятели сидели молча, потом Дакс сказал:

— Нам бы здорово помогло, если бы мы знали, куда они направятся и кто их будет окружать. Джереми ничего не ответил.

— Вот что может сработать. — Дакс посмотрел на друга. — Я свяжусь с одной своей старой знакомой. Она проследит за тем, чтобы мальчики сразу после приземления были заняты буквально каждую минуту.

— Но каким образом? Дакс улыбнулся.

— Ты не знаешь мадам Бланшетт. Она, конечно, давно на отдыхе, но уж мне-то окажет честь.

— Только они ни в коем случае не должны знать, что все заранее обговорено и подготовлено. Если они догадаются — все рухнет.

— Этого не произойдет. — Дакс громко расхохотался. — Риск только в том и состоит, что им может не захотеться возвращаться домой.

Ди-Ди вошла в роскошный номер римского отеля в тот момент, когда Дакс завтракал.

— Где ты был ночью?

Нож, намазывающий масло на свежую булочку, остановился.

— В городе.

— Со Сью-Энн. — Ди-Ди швырнула на стол газету. — Ваши снимки на первой странице.

Дакс посмотрел на газету, затем на Ди-Ди.

— Эти писаки никак не научатся делать хорошие фотографии, правда?

— Ты не говорил мне, что Сью-Энн здесь. Дакс откусил кусок булочки, отпил кофе.

— Я и не знал, что она имеет для тебя значение.

— Но мы же вчера должны были ужинать вместе!

— Согласен. Я прождал тебя здесь до десяти, потом позвонил в студию. Мне сказали, что ты будешь занята на съемках до полуночи, и я решил, что ты так устанешь, что кроме сна и думать ни о чем не захочешь.

Ди-Ди молча смотрела на Дакса. Он с невозмутимым видом принялся за вторую булочку.

— А теперь будь паинькой, возвращайся к себе в номер и поспи еще. Ты ведь знаешь, как я не люблю спорить во время завтрака.

— Мне до смерти надоело видеть, как Сью-Энн липнет к нам, куда бы мы ни отправились.

— Но не могу же я приказывать ей, куда ехать. Это она решает сама.

— Просто тебе нравится, что она увивается вокруг тебя.

Дакс улыбнулся.

— Не скрою, это тешит мое самолюбие.

— Ненавижу тебя!

— У меня есть одна теория, — тут же отозвался Дакс, — она преследует не меня, она преследует тебя. Я думаю, она влюблена в тебя.

Ди-Ди рассердилась по-настоящему.

— Придется тебе решать. С меня уже хватит!

— Не дави. — Голос Дакса был холоден как лед. — Мне очень не нравится, когда на меня давят.

— Не пойму, что ты в ней нашел. Она похожа на животное.

— Вот-вот, — голос его был по-прежнему ледяным. — С ней можно появиться в обществе, повеселиться, а потом лечь в постель — и все. Никаких выяснений отношений, романов, никакой лжи о любви — завтрашний день принадлежит тебе, без всяких обещаний, без всяких требований. К тому же она не домогается аплодисментов всякий раз, когда ложится с тобой в постель.

— А я домогаюсь?

— Этого я не говорил. Ты спрашивала о Сью-Энн, вот я и рассказал. — Дакс протянул руку за третьей булочкой. — А теперь уходи. Я уже сказал, что не люблю спорить за завтраком.

— Ты — самодовольный выродок! — Ди-Ди подняла руку, чтобы отвесить Даксу пощечину.

Его рука инстинктивно взметнулась вверх, чтобы отразить удар, и задела ненароком щеку Ди-Ди. В изумлении она сделала шал назад.

— Ты ударил меня! — Она обернулась к зеркалу. — Да еще в глаз! Будет синяк!

Дакс поднялся из-за стола. Он не думал, что удар был такой уж сильный. К тому же ему была хорошо известна склонность Ди-Ди драматизировать даже самую пустячную ситуацию.

— Позволь-ка взглянуть.

Ди-Ди повернулась к нему лицом.

— Ничего особенного. — Он не мог сдержать смеха. — Но синяк, похоже, действительно будет. Подожди, я найду тебе что-нибудь от него.

— Отойди, ты, животное! Ты хочешь опять меня ударить!

— Брось, Ди-Ди. Съемки закончились еще ночью, перестань играть!

Повернувшись, она побежала к двери. Дакс успел поймать ее за руку. Она посмотрела ему в глаза.

— Решай! Или она — или я!

Смеясь, Дакс продолжал тянуть ее в номер. Она со злостью вырвала руку.

— Больше ты не посмеешь меня ударить! — крикнула она и, широко распахнув дверь, вихрем вылетела в коридор. Со всех сторон заполыхали фотовспышки.

Этот снимок обошел газеты всего мира.

Когда Ди-Ди с пластырем над бровью выходила из самолета в нью-йоркском аэропорту, журналистов оказалось еще больше. Впервые в жизни она, как и мечтала, оказалась в центре всеобщего внимания. Но только неделей позже, когда какой-то борзописец сунул ей под нос газету с фотоснимком на первой странице и спросил:

— Что вы на это скажете, мисс Лестер? — Ди-Ди поняла, что наделала.

— Комментариев не будет, — ответила она, отворачивая лицо, чтобы журналист не успел заметить брызнувшие из глаз слезы.

В это утро Дакс и Сью-Энн поженились в Шотландии.

— Здесь темно.

— Здесь спокойно.

— И воняет. Опять ты куришь свои вонючие сигареты! — Президент пересек комнату и, разведя в стороны шторы, распахнул окно. В комнату ворвался напоенный ароматами свежий воздух. Минуту-другую он стоял, глубоко вдыхая его, затем повернулся к дочери.

— Не пойму, что ты в них находишь. Ампаро сидела в кресле, вполоборота к окну. Медленным движением она погасила сигарету в пепельнице.

— Они меня успокаивают, — ответила она с растяжкой. — Иногда мне все становятся отвратительным, и я видеть не могу ни себя, ни других, вот тогда-то они и приносят мне покой. Тогда все вокруг замедляет свои бег, и я могу отчетливо рассмотреть то, что мне нужно.

— Это же наркотик. Это хуже, чем виски.

— Не хуже и не лучше. Это просто совсем другое. Он приблизился к креслу и стал смотреть на нее.

— Я выяснил, откуда поступает оружие.

Ампаро даже глаз не подняла, в голосе ее не проявилось никакого интереса.

— Откуда?

— От американца из Монте-Карло.

— А я думала, от коммунистов.

— Так и есть, — ответил президент. — Американец — всего лишь агент. Он занимается отгрузкой и продажей его по всему миру. То же самое оружие стреляет на Кубе и в Санто-Доминго.

— О...

— Его необходимо остановить.

— Каким образом? — по-прежнему безразлично спросила Ампаро. — Да и что толку — на его место все равно придут другие.

— С другими тоже разберемся. А пока выиграем время, чтобы подготовиться.

— Подготовиться? — На лице Ампаро неожиданно появилось осмысленное выражение. — К чему подготовиться? К катастрофе?

Отец промолчал.

Ампаро начала тихо смеяться.

— Ты что? Над чем ты смеешься?

— Над тобой. Куба, Санто-Доминго, Батиста, Трухильо, а теперь — ты. Эх вы, мужланы, вечно озабоченные сексом, ружьями и властью. Неужели вы не видите, что ваше время подходит к концу? Ты уже почти динозавр. — Ампаро устало прикрыла глаза. — Почему вы изо всех сил пытаетесь пережить свое время? Почему не отойдете тихо в сторону?