«Ирония судьбы», — подумал я. Ведь мне казалось, что со смертью Марселя всему будет положен конец, а вышло как раз наоборот.

— Какая вам нужна помощь? — спросил я.

— Любая, какую можно получить. Проси всех — ООН, США, всех, кто только будет слушать тебя. Нам нужны люди, оружие, деньги — все, что они смогут дать. Они должны понимать, что если мы сейчас проиграем, то верх возьмут коммунисты.

— Они захотят узнать, кто представляет коммунистов, — сказал я. — Надо будет назвать имена.

— Через час получишь по телексу список. Кондор, Мендоса...

— Мендоса сумел пробраться в страну?

— Да. Он сбрил усы и, словно невидимка, проскользнул мимо нашей полиции. А полиция была слишком занята твоей девушкой.

— С ней все в порядке?

— Она в безопасности, — резко ответил президент. — А как там у вас реакция на наши события? Можно рассчитывать на какую-либо помощь?

— Не знаю, пока еще рано говорить об этом. Мне надо сделать несколько телефонных звонков, тогда буду готов ответить.

— Тогда занимайся этим!

— Газетчики требуют заявления, — сказал я.

— А мои выступления они печатают?

— Да, и еще я слышал их по телевизору.

— Значит, пока хватит с них и этого, — сказал президент, и в его голосе прозвучали нотки удовлетворения. — Я скажу тебе, когда надо будет сделать дополнительное заявление.

Я положил трубку. Спустя минуту в кабинет вошли Котяра и Хиральдо.

— Как дела? — спросил Котяра.

— Президент пока контролирует ситуацию.

— Отлично.

— Вы хотели видеть меня, ваше превосходительство? — спросил Хиральдо.

— Да. Ты говорил, что умеешь летать на небольших самолетах. А можешь ты управлять двухдвигательным «Бичкрафтом»?

— Умею, сэр.

— Хорошо, — сказал я и посмотрел на Котяру. — Поезжай с ним в аэропорт и проверь, так ли это. Если да, то вылетайте оба во Флориду.

— Я могу управлять самолетом, сэр.

— Хорошо. Я хочу, чтобы вы приземлились в аэропорту Бровард в Форт-Лодердейл, недалеко от Майами. Если приземлитесь в Майами, то это будет слишком заметно. Когда прибудете туда, позвоните мне. Возможно, мне понадобится срочно вылететь в Кортегуа, а «Пан Америкен» отменила свои рейсы.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Хиральдо, повернулся и вышел из кабинета.

— Ты сделаешь глупость, если отправишься туда, — откровенно сказал Котяра. — Сейчас ты ничего не сможешь там сделать.

— Но я и не собираюсь лететь прямо сейчас. Просто хочу, чтобы самолет был наготове, если понадобится.

— Это огромная глупость; лететь туда — значит найти верную смерть. Лучше всего тебе остаться здесь.

Возможно, он был прав, тут я ничего не мог поделать. Я и так слишком долго держался в стороне от событий, происходящих дома.

— Отец поехал бы, — сказал я.

Котяра некоторое время молча смотрел на меня, иногда я совершенно не мог догадаться, о чем он думает, и сейчас как раз был такой случай. Лицо его оставалось абсолютно бесстрастным, наконец он пожал плечами.

— Ладно, если ты так хочешь.

Я посмотрел, как за ним закрылась дверь, и вернулся к телефону. Подняв трубку, я приказал секретарше обзвонить всех по списку. Все, с кем я разговаривал, выражали сочувствие, но никто не пожелал предложить какую-нибудь конкретную помощь. Они выжидали.

Секретарь ООН был чрезвычайно вежлив и вместе с тем равнодушен. Он сказал, что это не дело Совета Безопасности. ООН считает, что это внутреннее дело Кортегуа, а они не имеют права вмешиваться во внутренние дела государств. Но он думает, что я смогу выступить на Генеральной Ассамблее, если кто-то из выступающих на ней завтра откажется от своей речи в мою пользу. Однако это все, что он может сделать со своей стороны.

В Госдепартаменте, главным образом, предпочли говорить о том, какие меры должны быть приняты для безопасности американцев в Кортегуа. Возле берегов Кортегуа курсировал эскадренный миноносец США, готовый в случае необходимости эвакуировать граждан США. Я заверил их, что беспокоиться за судьбу американских граждан нет нужды и что Госдепартамент будет поставлен в известность, если такая нужда возникнет.

Представители всех латиноамериканских стран выражали свое сочувствие, но у всех были аналогичные проблемы. Европейские страны интересовало только дальнейшее развитие событий, и они рассматривали события в Кортегуа, как борьбу между Западом и Востоком за сферы влияния. Они тоже сочувствовали, но ощущение было такое, что если им будет выгодно, они примут сторону мятежников. Очевидным был только тот факт, что они не желали быть вовлеченными ни в какие конфликты. Для африканских и азиатских стран ситуация в нашей стране была вполне знакомой и отражала те же самые проблемы, которые стояли перед ними.

Наконец я добрался до сенатора, который сразу перешел к делу.

— Я хотел бы увидеться с вами завтра. Вы смогли бы приехать?

— Очень сожалею, но, возможно, завтра днем мне придется выступить на Генеральной Ассамблее ООН. Сенатор задумался на секунду.

— А вы уже говорили с конгрессменами?

— Нет, я еще не успел всех обзвонить.

— В этом нет необходимости, — сказал он. — Мы завтра сами приедем в Нью-Йорк. — Вы могли бы незаметно прибыть на квартиру к моей сестре?

— Постараюсь.

— Во сколько?

— Если вы сможете, то рано утром. В это время меньше шансов встретиться с репортерами.

— Что если мы позавтракаем в шесть утра?

— Хорошо, буду к шести.

Я положил трубку. Интересно, что задумал сенатор. Что он может сделать, если его правительство не пошло мне навстречу? Вряд ли я мог вот так, сразу догадаться о его намерениях, поэтому снова взялся за телефон.

Пока я ждал, когда меня соединят с очередным абонентом, в кабинет вошел Котяра.

— Почему я должен ехать с Хиральдо? Ты же знаешь, я ничего не понимаю в самолетах.

— Но ты сможешь проследить.

Котяра помолчал немного, потом сказал:

— Ты не доверяешь ему?

— Не знаю, — ответил я, — но рисковать не хочу. Этот самолет единственная возможность попасть домой, если это потребуется. Поэтому я и не хочу, чтобы с ним что-то случилось.

— А что мне делать, если он попытается испортить его, когда мы будем в воздухе?

— Молиться, — угрюмо ответил я, снова берясь за трубку телефона. — Взывать к Господу.

Мне удалось выйти из посольства незамеченным, потому что я прошел через подвал и аллею. До дома сестры сенатора было несколько минут езды. Выйдя на Мэдисон-авеню, я поймал такси.

В течение ночи я дважды разговаривал с президентом. Новости были плачевными: на севере бандиты приблизились к Курату на сорок миль, а на юге захватили один из ключевых городов. Президент отправил резервы в Санта-Клару с приказом стоять насмерть, а ведь Санта-Клара находилась всего в восемнадцати милях от столицы, сразу за аэропортом.

Единственной утешительной новостью было то, что еще не все кончено. Разбитые правительственные войска удалось собрать, но несколько полковников уже успели перессориться между собой, и потому на фронтах не удалось добиться какого-либо существенного успеха. Удалось лишь предотвратить окружение Курату, так что северные и южные группировки мятежников не соединились. Если бы это произошло, столица бы пала и война была бы закончена.

Дверь мне открыла сестра сенатора, лицо ее было серьезным. Как и брат, она не теряла времени на лишние разговоры.

— Они ждут вас в столовой, — сказала она.

Сенатор сидел во главе стола, остальные расположились вокруг. Был среди них один человек, которого я никак не ожидал увидеть, — Джордж Болдуин из консульства США в Курату. Мне было интересно, как он здесь очутился.

Ответ на это я получил довольно быстро. Последнюю неделю он находился в Вашингтоне, информируя правительство о положении в Кортегуа.

— Мы уже давно ожидали чего-то в этом роде, — сказал он, — но не знали, когда это начнется.

— Разрешите? — спросил я, потянувшись к кофейнику. Сенатор кивнул, я налил себе чашку кофе и сделал большой глоток. — Джентльмены, вы хотели меня видеть, и вот я перед вами.