— Обсудим, все обсудим! — восклицал Тургут, звонко хлопая меня по спине.

Селим Аксой приветствовал нас более сдержанно.

Через час мы стояли в дверях квартиры Тургута, где нас, не скрывая радости, встретила миссис Бора. У нас с Элен при виде ее вырвалось восторженное восклицание: сегодня она была в бледно-голубом платье и походила на весенний подснежник. Хозяйка удивленно подняла бровь.

— Нам нравится ваше платье, — объяснила Элен, спрятав ладошку миссис Бора в своих длинных пальцах.

Миссис Бора рассмеялась.

— Спасибо. Я сама себе шью.

С помощью Селима Аксоя она подала кофе и кушанье, которое назвала «бюрек» — нечто вроде пирожка с начинкой из соленого сыра, а к ним пять-шесть блюд холодной и горячей закуски.

— А теперь, друзья, расскажите, что вы узнали.

Исполнить его просьбу оказалось нелегко, но совместными усилиями мы описали конференцию в Будапеште, встречу с Хью Джеймсом, пересказали историю матери Элен и письма Росси. Когда я говорил о найденной Джеймсом Книге Дракона, глаза у Тургута стали совсем круглыми. Заканчивая отчет, я почувствовал, что мы в самом деле много сумели узнать. К сожалению, ни одно из наших открытий не подсказывало, где искать Росси.

Настала очередь Тургута, и он сообщил нам, что несчастья в Стамбуле не прекратились с нашим отъездом: позапрошлой ночью повторилось нападение на архивариуса, жившего теперь у себя на квартире. Человек, которого они наняли присматривать за другом, уснул и ничего не видел. Они нашли другого сторожа и надеялись, что этот окажется бдительней. Приняты все возможные меры предосторожности, но бедному мистеру Эрозану очень плохо.

Были новости и другого рода. Тургут залпом проглотил вторую чашку кофе и бросился в свой мрачный кабинет (я порадовался, что нас не пригласили посетить его вторично).

Вернулся он с блокнотом в руках и снова уселся рядом с Селимом. Оба серьезно взглянули на нас.

— Я по телефону говорил, что мы нашли письмо, — начал Тургут. — Оригинал написан на славянском — древнем языке христианской церкви. Я уже говорил, что написано оно карпатским монахом, который рассказывает о путешествии в Стамбул. Наш друг Селим удивляется, что автор не воспользовался латынью, но, по-видимому, он сам был славянин. Прочитать ли его без промедления?

— Конечно, — начал я, однако Элен подняла руку.

— Одну минуту, прошу вас. Где и как вы его обнаружили? Тургут одобрительно кивнул.

— Мистер Аксой нашел его в архиве — в том самом, что вы посетили. Он три дня перебирал рукописи пятнадцатого века. Письмо оказалось в маленькой подборке документов из церквей неверных — я хочу сказать, из христианских церквей, которым было дозволено действовать в Стамбуле при Завоевателе и его преемниках. В архиве их не так уж много: большая часть хранится в монастырях, и особенно у патриарха Константинопольского. Но некоторые церковные документы попадали в руки султана — в основном те, что касались новых уложений о церквях в пределах империи, так называемые «фирманы». Иногда султану вручались письма… как вы говорите? — петиции по церковным делам, и они тоже попали в архив.

Он коротко перевел сказанное для Аксоя, который кое-что добавил:

— Да, мой друг верно напоминает… Он говорит, что когда Завоеватель взял город, то назначил христианам нового патриарха — патриарха Геннадия. — Аксой, услышав имя, горячо закивал. — Султана с Геннадием связывала светская дружба — я ведь говорил, что султан был очень снисходителен к покоренным христианам. Султан Мехмед просил Геннадия написать для него изложение православной веры и заказал перевод для своей личной библиотеки. Другая копия этого перевода хранится в архиве. Кроме того, там есть копии нескольких церковных хартий, переданных султану по его требованию. Мистер Аксой просматривал хартии анатолийской церкви и нашел письмо, вложенное между двумя листами.

— Благодарю вас. — Элен снова откинулась на подушку.

— Увы, я не могу показать вам оригинала — его, конечно, нельзя выносить из архива. Позже, если пожелаете, вы сами можете сходить и посмотреть на него. Написан прекрасным почерком на небольшом куске пергамена. Один край оторван. Теперь я прочитаю вам наш перевод на английский. Пожалуйста, не забывайте, что это перевод с перевода и в процессе некоторые тонкости могли пропасть.

И он прочел нам следующее:

"Ваше преподобие, отец-настоятель Максим Евпраксий.

Смиренный грешник молит преклонить слух. Как я описывал, после вчерашней неудачи между нами возникли раздоры. Город для нас небезопасен, но мы не смели покинуть его, не узнав, что стало с сокровищем, которое мы ищем. Нынче утром, милостью Всемогущего, открылся новый путь, о чем я и должен здесь поведать. Настоятель Панахрантоса, услышав от давшего нам приют настоятеля о нашей горькой и тайной нужде, лично явился к нам в Святую Ирину. Он человек благодетельный и святой, лет пятидесяти от роду, и долгие годы жизни своей провел сперва в Великой лавре Афона, а после настоятелем Панахрантоса. Прежде чем предстать перед нами, он совещался наедине с нашим настоятелем, и они говорили с нами в келье нашего настоятеля, в полной тайне, удалив всех послушников и служек. Он сказал, что до этого утра не слышал о нашем присутствии, а услышав, пришел к своему другу настоятелю, дабы поделиться известием, о котором прежде молчал, чтобы не подвергать опасности его самого и братию. Коротко: он открыл нам, что искомое вывезено из города в гавань покоренной земли Болгарской. Он дал нам тайные указания для безопасного странствия и назвал святое место, в кое мы должны направиться. Мы бы задержались здесь на малое время, чтобы оповестить вас и получить ваши приказы по этому делу, однако настоятели уведомили нас, что некий янычар из свиты султана уже являлся к патриарху и допрашивал его об исчезновении искомого. Поэтому опасно нам оставаться здесь даже на день, и лучше нам пуститься в путь по землям неверных, чем ждать здесь. Да простит ваше преподобие, что мы отправились своевольно, не получив ваших наставлений, и да пребудет на нашем решении благословение Господне и ваше. Быть может, мне придется уничтожить и это послание, прежде чем оно достигнет вас, и докладывать изустно, если прежде я не расстанусь в поисках своих с языком.

Смиренный грешник брат Кирилл. Апреля года Господа нашего 6985".

Тургут окончил чтение, и долго никто не заговаривал. Селим и миссис Аксой затаили дыхание, а Тургут рассеянно поглаживал ладонью свою серебристую гриву. Мы с Элен переглянулись.

— 6985-й? — переспросил я наконец. — Что это значит?

— Средневековые документы датируются годами от сотворения мира, — объяснила Элен.

— Верно, — кивнул Тургут. — 6985-й — по нашему счету 1477 год.

Я не сдержал вздоха:

— Поразительно живое письмо, и автор явно озабочен чем-то важным. Но я в недоумении, — горестно признался я. — Дата, конечно, наводит на мысль о связи с найденным мистером Аксоем отрывком, но где доказательства, что пишет именно карпатский монах? И в чем вы видите связь с Владом Дракулой?

Тургут улыбался.

— Как всегда, прекрасные вопросы, мой юный скептик. С вашего позволения, постараюсь ответить. Я уже говорил, что Селим прекрасно знает город, и, когда обнаружил письмо и решил, что оно может оказаться полезным, он обратился к своему другу, хранителю библиотеки монастыря Святой Ирины (он все еще существует). Друг перевел ему письмо на турецкий и очень заинтересовался упоминанием своего монастыря. Однако в монастырских хрониках 1477 года он не нашел сведений о подобном визите — записи или не велись, или давным-давно пропали.

— Здесь подчеркивается, что дело тайное и опасное, — напомнила Элен. — Вряд ли они писали о нем в хронике.

— Истинная правда, дорогая мадам, — поклонился ей Тургут. — Так или иначе, друг Селима помог нам в одном важном деле: он перерыл историю монастыря и выяснил, что настоятель Максим Евпраксий, которому адресовано письмо, в конце жизни был главным настоятелем в Афоне. А вот в 1477 году, когда писалось это послание, он был настоятелем монастыря на озере Снагов! — Тургут торжествующе продекламировал последние слова.