Минуту мы от волнения не могли сказать ни слова. Потом у Элен вырвалось:

— Мы люди Божьи, люди карпатские!

— Прошу прощения? — внимательно обернулся к ней Тургут.

— Да! — Я мгновенно подхватил мысль Элен. — "Люди карпатские! " Песня, народная песня, которую мы нашли в Будапеште.

Я вспомнил час, проведенный в библиотеке Будапештского университета, описал гравюру на верху страницы: дракона и церковь, скрытую среди деревьев. Брови Тургута поползли вверх, а я лихорадочно рылся в своих бумагах. Где же они? Наконец я отыскал листок с записью перевода — не дай бог, я потеряю портфель! — и прочел вслух, останавливаясь в конце каждой строчки, чтобы Тургут успел перевести жене и Селиму:

Они подъехали к воротам, подъехали к великому городу. Подъехали к великому городу из страны смерти. Мы люди Божьи, люди карпатские, мы монахи, люди святые, да несем вести дурные.

Несем в город великий о чуме вести. Своему владыке служим, пришли смерть его оплакать. Едут они к воротам, и плачет с ними весь город, когда в город они въезжают.

— Как странно и страшно, — вздохнул Тургут, — ваши народные песни все такие, мадам?

— Да, почти все, — рассмеялась Элен.

В возбуждении я совсем было забыл, что она сидит со мной рядом, а теперь усилием воли удержался, чтобы не погладить ее руку, не залюбоваться на ее улыбку, на прядь черных волос, упавшую на щеку.

— И наш дракон, скрытый среди деревьев… Наверняка тут есть связь.

— Как бы только отыскать ее, — вздохнул Тургут и тут же хлопнул рукой по медной столешнице, так что все чашки зазвенели.

Жена нежно тронула его за локоть, и он успокаивающе похлопал ее по руке.

— Нет, послушайте, — чума!

Он повернулся к Селиму, и между ними завязался искрометный диалог на турецком.

— Что? — Элен напряженно сощурилась. — Чума в песне?

— Да, дорогая моя. — Тургут пальцами пригладил волосы. — Кроме письма мы обнаружили еще одно обстоятельство, относящееся к этому времени, — хотя мой друг Селим Аксой знал о нем и раньше. В конце лета 1477 года, когда в Стамбуле стояла небывалая жара, началось поветрие, которое наши историки называют «малой чумой». Оно унесло немало жизней в старой части города — Пера. Теперь мы называем эти кварталы Галата. Тела умерших, прежде чем сжечь, пронзали в сердце колами. Селим говорит, это необычная черта — как правило, умерших просто вывозили за городскую стену и сжигали, чтобы прекратить распространение заразы. Но тот мор длился недолго и унес не так уж много жизней.

— И вы думаете, те монахи занесли в город чуму?

— Конечно, наверное сказать нельзя, — признал Тургут, — но если в вашей песне говорится о тех же монахах…

— Мне пришло в голову, — вставила Элен, опустив чашку. — Не помню, Пол, я говорила тебе, что Влад Дракула одним из первых применил в военной стратегии, как вы говорите, — заразу?

— Бактериологическое оружие, — подсказал я. — Мне рассказывал Хью Джеймс.

— Верно. — Она подтянула под себя ноги. — Когда султан вторгся в Валахию, Дракула засылал в турецкий лагерь своих людей, больных чумой или оспой. Он одевал их в турецкое платье, и, прежде чем умереть, они должны были перезаразить как можно больше врагов.

Не будь это так страшно, я рассмеялся бы. Валашский князь был столь же изобретателен, сколь беспощаден: достойный противник. Тут я заметил, что начинаю думать о нем в настоящем времени.

— Понимаю, — кивнул Тургут. — Вы хотите сказать, что монахи, если это были те самые монахи, принесли чуму из Валахии?

— Но одно остается непонятным, — нахмурилась Элен. — Если они были больны чумой, как мог настоятель Святой Ирины укрыть их в монастыре?

— Мадам, вы правы, — признал Тургут. — Хотя, если речь идет не о чуме, а о каком-то неизвестном заболевании… Но проверить невозможно.

Мы все умолкли, чувствуя, что зашли в тупик.

— Даже после завоевания Константинополя многие православные монахи совершали паломничество в древний город, — заметила наконец Элен. — Возможно, речь идет просто о группе паломников.

— Но они искали что-то, чего явно не обнаружили в Константинополе, — напомнил я. — И брат Кирилл сообщает, что они отправляются в Болгарию под видом пилигримов — значит, на самом деле они пилигримами не были.

Тургут почесал в затылке.

— Мистер Аксой тоже об этом думал, — сказал он. — По его словам, при захвате Константинополя было утрачено — потеряно или разворовано — множество христианских святынь: икон, крестов, мощей святых… Конечно, в 1453 году Константинополь уже не был так богат, как во времена расцвета Византии, — вы, конечно, знаете, сколько древних сокровищ было захвачено крестоносцами в 1204 году и отправлено в Рим, Венецию и другие западные города… — Тургут осуждающе вскинул руку. — Отец рассказывал мне о прекрасной конной базилике собора Сан-Марко в Венеции, украденной крестоносцами в Византии. Как видите, христиане были такими же грабителями, как оттоманы. Как бы то ни было, коллеги, при вторжении 1453 года монахи спрятали некоторые сокровища церкви, а кое-что успели вывезти из города еще до осады и скрыли в близлежащих монастырях или тайно отправили в другие страны. Возможно, наши монахи шли на поклонение той или иной святыне и не нашли ее здесь. Возможно, настоятель второго монастыря поведал им, что некая чудотворная икона была тайно вывезена в Болгарию. Но в письме ничто не подтверждает моего предположения.

— Теперь я понимаю, зачем вы хотите отправить нас в Болгарию… — Я снова подавил искушение взять Элен за руку. — Хотя я не представляю, чтобы там можно было узнать больше, чем удалось здесь. Я уж не говорю о том, удастся ли нам пересечь границу. Но вы уверены, что в Стамбуле нам больше нечего искать?

Тургут мрачно покачал головой и придвинул к себе забытую чашку с кофе.

— Я исчерпал все возможные источники, в том числе и те, о которых, простите, не могу вам сказать. И мистер Аксой перерыл все: собственную библиотеку, и библиотеки друзей, и университетские архивы. Я беседовал со всеми историками, кого знаю, и среди них были специалисты, занимавшиеся стамбульскими кладбищами и захоронениями. За нужный период — ни одного подозрительного упоминания похорон иноземца. Не спорю, мы могли что-то упустить, но в скором времени ничего нового не обнаружится. — Он строго взглянул на нас. — Я знаю, вам нелегко попасть в Болгарию. Я поехал бы сам, но для меня, друзья мои, это еще сложнее. Никто не питает такой ненависти к потомкам Оттоманской империи, как болгары.

— Ну, румыны стараются как могут, — заверила его Элен, смягчив суховатую шутку улыбкой, которая вызвала на лице нашего собеседника ответную усмешку.

— Но, боже мой… — Я в смятении откинулся на мягкие подушки дивана. — Не представляю, каким образом…

Тургут склонился ко мне и ткнул пальцем в строку английского перевода письма:

— Он тоже не представлял.

— Кто? — простонал я.

— Брат Кирилл. Послушайте, друг мой, когда исчез Росси?

— Около двух недель назад, — признался я.

— Вам нельзя терять времени. Мы знаем, что могила в Снагове пуста. Мы догадываемся, что Дракула похоронен не в Стамбуле. Но… — он постучал пальцем по листку, — вот единственная нить. Куда она ведет, мы не знаем, однако в 1477 году люди из Снаговского монастыря отправились в Болгарию — или попытались это сделать. Такую нить стоит проследить. Если вы ничего не найдете — что ж, вы сделали все, что могли. Тогда возвращайтесь домой и оплакивайте своего учителя с чистым сердцем, а мы, ваши друзья, всегда будем чтить вашу доблесть. Но если вы не сделаете попытки, вас ждут бесконечные сомнения и печаль без утешения.

Он поднес письмо ближе к глазам и прочитал вслух:

— "Поэтому опасно нам оставаться здесь даже на день, и лучше нам пуститься в путь по землям неверных, чем ждать здесь". Возьмите, мой друг. Храните его в своем дорожном мешке. Вместе с английским переводом отдаю вам копию на славянском, сделанную для мистера Аксоя его другом-монахом.