Великий князь промолчал, смотря хмуро на сына. Так что он продолжил после небольшой паузы.

- Я ведь должен был умереть тогда… вместе с матушкой. Посему ныне каждый день на бренной земле – подарок. Я не боюсь умереть. Поверь – это не так страшно. Поэтому нет у меня никакой робости перед выступлением к Алексину. Погибну – значит так тому и быть. А нет – дело доброе сделаю.

- Сын… - начал было говорить отец, но Ваня его перебил.

- Меня убьют. Не сегодня, так завтра. И выбор у меня не велик. Либо забиться под лист лопуха и дрожать как заяц, либо действовать открыто и смело.

- Митрополит мертв, брат мой – в монастыре прощение у Всевышнего вымаливает. Кто тебя хочет убить?

- Скажи, я ведь прав? И священники тебе стараются пакости про меня или людей моих сказывать?

- Стараются, - после долгой паузы, произнес отец.

- И что, уже антихристом называют?

- Нет, - усмехнулся Иван Васильевич. – Пока только людей твоих поносят. Дескать, бесовскими вещами занимаются, а ты их в том покрываешь.

- Вот видишь, - улыбнулся Ваня. – Если долго человеку говорить о том, что он свинья, то рано или поздно он захрюкает. В конце концов и ты поддашься этим уговорам да вкрадчивым наветам. Поверишь. Вопреки всему. Поэтому я и говорю, что убьют меня рано или поздно. Если сам не казнишь, то в опалу отправишь. А там и враги подсуетятся, дабы последовал я за своей мамой. Боюсь, что даже до монастыря не доеду.

- Ты мой единственный сын!

- Это сейчас. А потом? Ты ведь возьмешь себе жену, и она родит тебе еще наследников. Поверь, я не против. Я буду искренне рад братьям и сестрам. Но… разве мир состоит только из добрых людей?

- Сын… - начал было говорить Иван Васильевич.

- Отец! – Перебил его Ваня. – Давай не будем. Ты прекрасно все понял. Священники не смирятся с тем, что ты из-за меня рассорился с греками. Ни греков они мне не простят, ни митрополита, ни жизнь мою.

- Ваня… - попытался с жалость произнести Великий князь.

- Не надо отец. Не надо. Я живу в долг. То, что я до сих пор жив – уже чудо. Посему давай не будем. Я поеду в Алексин с пехотой и саламандрами. Бог даст – отстою город, а погибну – так тому и быть. Все лучше так погибнуть, чем умереть от яда в похлебке.

- Боже… - тихо выдохнул Иван Васильевич и схватился за голову обоими руками. А на лице его явно проступило отчаяние. – Что же делать?

- Жить, - грустно произнес сын. – Просто жить. Бог даст побарахтаемся еще. Я сдаваться не хочу и не буду. Но и по кустам прятаться не желаю. Мне не нравится война, но, веришь – я отдыхаю в походе. Не нужно постоянно искать яда буквально во всем. Я даже причастие ныне с опаской принимаю. Потравят ведь. Как крысу амбарную потравят. С них станется.

 1472 год – 28 июля, Алексин

Первоначальные планы кампании пришлось менять сразу после того, как выяснилось КАКАЯ крепость стояла в Алексине. С теми укреплениями можно было и не устоять. Пришлось спешно изготавливать кованный шанцевый инструмент и выдвигаться к городку сразу с началом навигации.

Высадились. Разместились. Занялись делами.

Небольшая деревянная крепость являла собой в плане треугольник с шестью небольшими башнями. Вот вокруг него Ваня и принялся формировать контур земляной крепости бастионного типа. Сначала солдаты отсыпали три мощных угловых бастиона. А потом соединили их невысокой куртиной. Благо, что протяженность стен вышла небольшая – примерно по сто метров каждая. Так что, объем работ для тысячи человек большой, но не так чтобы и непреодолимый. Особенно имея под рукой железные лопаты с заступами и колесные деревянные тачки.

И вот, наконец, 27 июля разъезды, организованные из крошечного гарнизона, вернулись взмыленными и испуганными. Шли татары.

Вопреки распространенной практики княжич не стал набивать гражданское население в крепость. Нет. Это было слишком рискованно. Потому как площадь укреплений небольшая и туда едва-едва помещался усиленный гарнизон. Поэтому пейзан начали эвакуировать на левый берег Оки с помощью стругов. А вместе с ними и имущество их перевозить, живность всякую и так далее. Благо, что заранее на той стороне, в ближайшем лесу нарыли землянки силами самих же жителей.

Однако не успела начать эвакуация, как к городу подошел один из отрядов татар. Небольшой, но наглый. Тот самый, который заметил разъезд. Впрочем, зашел он неудачно и, получив залп из пищалей, отошел, потеряв два десятка убитыми. Там и было-то едва с полусотню всадников, поэтому такой урон им сильно охладил лихие головы. Руки в ноги и только копытами засверкали, стремясь как можно скорее покинуть это негостеприимное поселение. А значит, что? Правильно. Давая людям возможность эвакуироваться более полно, забирая с собой все, что только можно.

Жители Алексина трудились всю ночь. В чем им совершенно не помогали солдаты. Им изнуренными быть было нельзя. Опасно. Вдруг война, а ты уставший? И не зря. Потому что утром 28 июля к городу подступило войско хана Ахмата. Сильно раздосадованного ситуацией. Ну а чему тут радоваться то?

Когда его войско подошло к городу, небольшой посад был пуст. Жители с имуществом перебрались на левый берег Оки, отходя в ближайший лес. А экипажи стругов, что их туда переправили, кричали обидные слова и показывали всякие неприличные жесты. Хуже того – в немало укрепленной крепости сидел радикально усиленный гарнизон под развивающимся красным флагом с восставшим золотым львом.

- И как это понимать? – Поинтересовался хан у своего советника, в кафтане-однорядке черного цвета . – Кто это такой?

- Княжич Иоанн, - скривившись, ответил собеседник.

- А что он тут делает? – С легким раздражением, спросил хан.

- Оборону держит…

- Ты шутить со мной вздумал?! – Рявкнул Ахмат.

- Нет, о Великий хан! – Предельно искренне воскликнул священник. – Но я не ведаю, какие бесы привели сюда этого мерзавца. Когда по весне я уезжал он готовился к Коломне идти да укреплять ее. Как он тут оказался – не ведаю.

Хан на такие слова раздраженно фыркнул, но продолжать расспросы не стал. Очень хотелось этому священнику оторвать голову. Но он сдержался. Пусть дурной, а представитель союзников. Тем более, что княжич действительно мог действовать самостоятельно, не ставя никого в известность.

Попытки переговоров даже предпринимать не стали. Зачем? Видно же – ждали, готовились. Значит и без боя отходить не станут. Посему в полдень татары предприняли попытку общего штурма.

Каждый из трех импровизированных бастионов был вооружен четверкой легких полевых бронзовых пушек – «саламандр». Стрелки расположились на деревянной стене, дабы прикрывать и поддерживать своих «верховым огнем». А пикинеры заняли оборону в основании бастионов, закупорив таким образом проходы между невысокой земляной куртиной и деревянной стеной. Высокие же стены бастионов и особенно глубокие сухие рвы, окружающие их, сами по себе очень недурно прикрывали артиллеристов и защищали их. Что, в свою очередь, позволяло работать в очень спокойных и комфортных условиях. Ведь «саламандры» были попарно расположены в бойницах так, чтобы бить вдоль куртины. То есть, с фронта даже не просматривались, укрывшись массивом земляной стены.