- Так точно! – Излишне бодро отозвался парень. Повторил приказ. И убежал, развивая бурную деятельность. А следом и остальные зашевелились. Ваня хотел их всех занять хоть чем-то, лишь бы отвлечь от ставших для него слишком опасных мыслей.

Прямо сейчас татары находились в крайне уязвимой позиции. Два тяжелых поражения подряд в течение суток – это очень серьезно. К ним шел огромный, просто чудовищный урон в живой силе. Такой, что и настоящие воины не устоят. А Ваня прекрасно знал, что степняки не воины по своей сути, они разбойники. А потому не готовы к таким потерям ни коим разом. А значит, что? Правильно. Сломлены и деморализованы. Если ничего не делать то, скорее всего, они сами отойдут к вечеру или, может быть, завтра с утра. Но княжич не хотел так неоднозначно завершать это сражение. Поэтому он решил рискнуть. Тем более, что по дурости своей наговорил лишнего. Да пернатые засранцы подыграли. Вот кто их просил? Кто бы мог подумать, что они такие контактные создания? Он всегда думал, что вороны нелюдимы. А тут – нате на лопате. Приплыли. Нужно было что-то делать, чтобы не утонуть в опасных разговорах.

Выстроив дюжину «саламандр» в линию Ваня приказал открыть из них огонь по лагерю татар. Метя, разумеется, в большую юрту, которую поставили для хана Ахмета всего в пятистах метрах от куртины. Так далеко не стреляло в те годы практически ничто, кроме отдельных длинных аркебуз, не знакомых Большой Орде. Поэтому и поставили юрту без всякого опасения. Добить ничем в представлении Ахмата до него было нельзя, а вылазкой одолеть – не под силу – перед ней был довольно серьезный заслон. По которым из Алексина тоже не стреляли, благоразумно не демонстрируя все козыри, имеющиеся в рукаве.

Хан ошибся в своих оценках. Сильно. Люто. Бешено. И понял он это сразу после того, как возле его юрты стали бить в землю чугунные ядра «саламандр». И часто так! Очень часто! Дюжина орудий открыли огонь на пределе скорострельности – то есть, выплевывая по четыре ядра каждую минуту. Итого – сорок восемь ядер в минуту. Разброс, конечно, большой, но и юрта хана была немаленькой.

Минуты не прошло, как это степное жилище обрушилось, погребая под собой людей. Впрочем, «саламандры» не прекратили обстрел, продолжая работать по участку, где мельтешили люди и кони.

А пехота, тем временем, выступала от угловых бастионов к мосту. Прошли. Выстроились в три коробки. «Саламандры» замолчали. Заиграли волынки. Ударили барабаны. И вся рать, исключая раненых и базовый гарнизон крепости, двинулась вперед под развевающемся красным знаменем с золотым львом.

Большие красные щиты с золотыми львами. Длинные пики. Мерный шаг и действующая на нервы музыка. Ритмичная. И пугающая. Да еще и падение юрты хана добавило огонька. Это был символ его власти. Ставка. Олицетворение. И вот теперь он пал. Вместе с войском, которое в этот момент очень отчетливо проявило свою природу. Степные пастухи, собранные на войну так и остаются пастухами. В то время как Ваня своих селян за два года непрерывной подготовки выдрессировал изрядно. Они уже и мыслить не думали себя землепашцами и хлеборобами. Нет. Они все как один воспринимали себя равными ратникам конным. А учитывая то, что они уже разбили несколько конных ратей, то и как бы не выше.

Боя не получилось.

Татары, деморализованные двумя тяжелыми поражениями подряд, энергично отходили, разбегаясь во все стороны. Бросая обоз и прочее имущество. А в юрте, под тяжелым войлоком, кто-то шевелился. Живой верно. Поэтому, когда войско княжича подошло к ставке, ему удалось взять не только богатую добычу, но и… самого хана. Тот обнаружился без сознания. Остальным тоже досталось. Все-таки не палатка, а юрта. Но сморило удушьем их не так сильно. Впрочем, сопротивляться они все равно уже не могли. Так их и принимали, по одному, связывая и оттаскивая в сторонку. Всех приближенных хана. Они ведь там как раз сидели и обсуждали традиционные для Евразии вопросы: «что делать, и кто виноват».

 1472 год – 10 августа, Нижний Новгород

Убедившись в том, что татары действительно ушли, княжич собрал трофеи, похоронил павших и отправился в низовье Волги. Имея при том главной целью не столько столицу Большой Орды Сарай-Берке, сколько Хаджи Тархан. Почему? Так вестимо. Крупный невольничий рынок там был. Не чета тому, что в Кафе, но тоже очень значимый. И торговали там людьми, которых удавалось украсть или каким-либо еще образом захватить на севере - в землях Руси.

Время для удара подходило более чем. До ледостава можно было завершить кампанию и зазимовать в низовьях Волги, а весной, по открытой воде, вернуться с богатыми трофеями. Тем более, что хан Ахмата захвачен. Как и большая часть лидеров Большой Орды. Кто-то, конечно, ушел, кто-то погиб, но в любом случае – степь оказалась обезглавлена. А значит организованного сопротивления не будет.

Однако, добравшись до Нижнего Новгорода Иван Иванович с удивлением обнаружил тут митрополита Феофила. Того самого, что совсем недавно был архиепископом Новгорода и Пскова. После осеннего кризиса 1471 года другого кандидата в руководство церковью Всея Руси подобрать просто не удалось.

- Отче, я рад тебя видеть, - произнес Ваня, - но, признаться, немало удивлен. Зачем ты здесь?

- За тобой.

- За мной?

- Сын мой, послушай… - начал было говорить Феофил, но, замялся, явно не зная с чего начать.

- Я весь внимание. Беда какая-то случилась?

- Случилась, - нехотя кивнул он. – Я не знаю с чего начать…

- С начала.

- Хм, - усмехнулся митрополит. – Тебе нужно вернуться в Москву.

- Зачем?

- Измена. Твой дядя задумал взять престол в свои руки. Борис Васильевич.

- Бред, - покачал головой Ваня. – Зачем ему это? Его же никто не признает. Да и отец мой в силе и полон здоровья.

- Думаю, что для тебя не секрет, что священники ныне на Руси тебя не любят. Много бед ты им принес.

- За дело.

- За дело, - согласился митрополит. – Я и не спорю. Потому и пришел.

- Допустим. Расскажи порядком, что произошло?

- Хоть ты и старался удержать в тайне, но кто-то проболтался будто ты желаешь взять в жены латинянку, да и отца своего к тому подбиваешь. Вот посольство в Рим и отправил. Из-за этого сильно разозлились те, кто не принял и не разделил сору отца твоего с Константинополем…

- И они решили сменить Великого князя?

- Да. Борис Васильевич их вполне устраивает. Вас с отцом после захвата престола они планировали предать анафеме, а меня заточить в монастырь, где тихо и заморить. Борис Васильевич устраивает всех. Он готов взять в жены Софью Палеолог. Он готов к покаянию перед Вселенским Патриархом. Более того – он уже тайно получил ярлык на Великое княжение от хана Ахмата, через что в битве должен был предать своего брата – твоего отца. До нее не дошло, но ярлык получен загодя и Ахмату он союзник. Даже король Польши и Великий князь Литовский Казимир и то благоволит Борису Васильевичу. Если, конечно, тот вернет Новгороду былую независимость. Твой дядя очень удобен для всех враждебных тебе сил.

- Но он не может принять престол. Между ним и отцом стоим я и Юрий Васильевич.

- Ты думаешь, что его это остановит? – Горько усмехнулся митрополит. – Когда я получил известие о том, что ты разгромил хана Ахмата и пошел в низовье Волги, я ни дня более не оставался в столице. Это было смерти подобно.