Морйин кивнул стражу. Тот внес в жертвенный круг жаровню, наполненную раскаленными угольями, поставил ее перед Атарой, Имайрой и мастером Йувейном и положил в огонь щипцы и три длинные заостренные железки, чтобы раскалить их.

– Камень Света скоро будет найден, – выкрикнул Морйин. – Разве я не предсказывал, что настало время, когда его снова увидят в этой зале? И что же мы будем делать с чашей, когда она вернется на законное место?

– Получим вечную жизнь! – крикнул один из стражей, старый солдат с мрачным лицом и странным голодом в глазах, вероятно, знавший правильный ответ на вопрос.

Каждая пара глаз в зале была прикована к Морйину. Люди смотрели на него с почти электрическим нетерпением.

– Вечная жизнь! – воскликнул Морйин. – Вот дар камня Света людям – в этом его истинное назначение. Но может ли он быть дан всем? Может ли зверь оценить книгу, вложенную ему в лапы? Нет, только те, кто избран, чтобы прикоснуться к истинному золоту камня Света, будут вовеки знать бессмертие.

Кейн с вызовом посмотрел на Морйина, и я вдруг понял, что сильные ищут силы для себя, так как она дает им иллюзию власти над смертью.

Но страх смерти ведет к ненависти к жизни.

Эти несколько слов, прошелестевших в мозгу, дали мне понять, что я осуждаю самого себя за то, что открыл дверь, которой боялся больше всего. Ибо Морйин, словно зеркало, отражал тот образ, который я не хотел видеть.

– И кто же избран? – продолжал Морйин. Он кивнул на лорда Юиллиэма и лорда Йадома. – Клирики, что служили Каллимуну так верно, мои стражи и солдаты, отдавшие жизнь за великие цели, и это значит, что они и сами должны иметь великую жизнь.

Морйин, волшебник, проживший тысячи лет, стоял перед своими людьми живым воплощением того, что его обещания сбудутся.

– И кто же, – тихо спросил он, – станет счастливцем, который изопьет нектар бессмертия из золотой чаши? Только Майтрейя. Но кто он? Это определится только тогда, когда в руках его окажется камень Света.

С этими словами он простер руки к ста двадцати людям, последовавшим за ним в залу. В их глазах читалась страшная жажда камня Света и всего, что Морйин поклялся им дать. И тут произошла примечательная вещь. Словно источая из рук свет, он использовал вэларду, чтобы коснуться счастьем всех, кто смотрел на него.

– Так, – пробормотал Кейн. Из его горла вырвался рокочущий звук ненависти. – Так.

Все люди любят и жаждут Единого, ибо он источник нашего существования, наш первый отец и мать, дыхание бесконечности, в которой мы черпаем саму жизнь. А Морйин пытался обмануть людей, извратив эту любовь. В его улыбке было фальшивое обещание всех радостей и удовольствий, но в итоге он нес миру лишь печали и смерть.

– Ты принял обет искать камень Света, – сказал он, повернувшись ко мне. – Исполни его и помоги в поисках нам. Ты должен помочь нам, валари.

Я сжал меч, сражаясь с волнами счастья, что Морйин излучал в мою сторону. Странно было думать, что он хочет моей ненависти и страха меньше, чем любви.

– Отдай свой меч, – снова скомандовал он. – И сдайся сам.

– Нет. – Сердце мое колотилось быстрее, чем птичье.

– Ты должен сдаться, валари.

Он протягивал ко мне руки, словно ожидая, что я отдам ему меч. Глаза его взывали ко мне. Я знал, что он требует подчинения моей воли, подделывая благодать Единого внутри себя.

– Или ты смерти хочешь? – Глаза его казались золотыми, как сам камень Света. – Или жизни?

Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить бьющееся сердце.

– Не в твоих силах дать мне ни то, ни другое.

– Разве? Посмотрим.

Я поднял меч над головой, ожидая, что Морйин пошлет против нас стражу.

– Я никогда не сдамся тебе!

Презрение к Морйину было в моих глазах, его видели все. Даже если бы я не обладал даром вэларды, все равно каждый человек в зале ощутил бы мое сопротивление.

– Будь проклят, валари! – вдруг крикнул он. Прекрасное лицо исказилось и сделалось уродливой маской, так как гнев взял над ним верх. Если не любовь, так ненависть. – Никогда не сдашься, ты сказал? И это мы увидим.

Он махнул на меня стрелой Атары, потом повернул голову к жертвеннику и посмотрел на мастера Йувейна.

– Что ты знаешь о камне Света?

– Что? – переспросил мастер Йувейн, словно не совсем поняв, о чем идет речь.

– Ты меня разве не слышишь? – зарычал Морйин.

Сделав знак лорду Юиллиэму следовать за ним, он повернулся и вошел в жертвенный круг, потом вынул один из железных прутов из жаровни и вручил его лорду.

– Ухо мастера Йувейна забилось серой – прочисти его.

Пока лорд Юиллиэм смотрел на мерцающий красный конец прута, Морйин велел стражам, до этого охранявшим дверь, присоединиться к остальным. Те заняли свои места у жертвенника, а лорд Юиллиэм смотрел на мастера Йувейна, покрывшись потом и кусая губу, пока тот тянул цепи, приковывавшие его к камню.

– Воткни это ему в ухо! – скомандовал Морйин.

Лорд Юиллиэм все еще колебался.

– Он же просто старый человек…

– Сделай это! – прошипел Морйин.

– Я не могу, сир.

Морйин выхватил прут из трясущейся руки лорда Юиллиэма и указал им на мастера Йувейна.

– Старый, но человек ли?

Я не знал, что он имеет в виду. Не хотел знать. Рядом со мной Мэрэм выхватил меч, то же сделали Лильяна и Кейн. Я приготовился броситься вперед, чтобы пробиться к мастеру Йувейну – и к Имайре с Атарой. Но нас было лишь четверо против сотни.

– Будь сильным, – сказал мне Кейн. – Сейчас ты должен быть сильным.

Морйин повернулся к лорду Юиллиэму. На мгновение показалось, что он воткнет прут в своего клирика за отказ выполнить его требование. Но он удивил меня – подошел ближе к молодому человеку, положил ему руку на плечо, наклонил голову и прошептал что-то на ухо. Нас разделяли семьдесят футов, и я не слышал слов. Однако у меня было твердое ощущение, что он пытается доказать своему клирику, что мастер Йувейн на самом деле не человек, а животное.

– Это трудно, я знаю! – воскликнул Морйин громко.

Казалось, сострадание истекает из него потоком.

– Сир? – сказал лорд Юиллиэм, когда Морйин отдал ему прут.

Он посмотрел на мастера Йувейна.

Я тоже посмотрел на него. Лицо, искаженное страхом, казалось еще более безобразным, чем обычно. Оно исказилось и пошло складками, напоминая больше морду кабана, чем лицо человека.

– Делай, что я тебе велел!

Золотые глаза уставились на лорда Юиллиэма, вдыхая в него ужасный огонь ярости. Лорд Юиллиэм вдруг напрягся, словно ощущая жар прута в своей руке и теле, повернулся и подошел к мастеру Йувейну. Один из стражей прижал его голову к камню и держал так, а лорд Юиллиэм воткнул раскаленный конец прута в отверстие в ухе. Послышалось шипение, и по залу распространилась тошнотворная вонь горящей плоти.

Лорд Юиллиэм зарычал и стиснул зубы. Он продолжал втыкать прут все глубже, поворачивая и раскачивая его, истекая ненавистью.

– Мастер Йувейн! – закричал Мэрэм, разражаясь слезами.

Боль, пронзившая мою голову, была так ужасна, что я с трудом удержался на ногах. Но доблесть, с которой мастер Йувейн выдержал эту пытку, добавила мне сил. Он не издал ни единого вопля о пощады, хотя все его тело корчилось от боли, шока и того, что делал с ним клирик. Хотя его лицо исказилось в агонии, я видел, что оно все равно оставалось прекрасным – прекрасным и светящимся волей, что превосходила волю Морйина, не позволяла отдать ему душу.

– Мастер Йувейн! – снова закричал Мэрэм. – Мастер Йувейн!

Истинный человек, – подумал я, глядя на Мэрэма, – не нуждается в даре вэларды, чтобы чувствовать боль другого.

Наконец острие прута обагрилось кровью, и лорд Юиллиэм отошел от мастера Йувейна. Его лицо побелело, руки дрожали. Он с трудом мог стоять.

Морйин подошел к нему и поддержал, обвив рукой за плечи.

– Хорошо сделано, мой клирик. – Он коснулся пальцем окровавленного острия прута и провел им по языку молодого человека. – Разве не говорил я много раз, что клирики Каллимуна должны совершать нелегкие поступки и таким образом приносить себя в жертву ради всего Эа?