Разумеется, если не брать в расчет Сакс, но она его не выдаст.

Мне бы хотелось, чтобы завтра утром вы заехали ко мне для последнего осмотра перед операцией. Я подумала...

— Доктор...

— Да?

Райм посмотрел Сакс в глаза.

— Я решил отказаться от операции.

— Вы...

— Можете оставить себе плату за пребывание в клинике и аванс, — попытался отшутиться он.

Молчание. Затем:

— Вы стремились к операции больше, чем кто-либо из моих пациентов.

— Я действительно очень хотел этого. Но я передумал.

— Вы вспомнили все то, что я говорила о высокой степени риска, так?

Посмотрев на Сакс, Райм сказал:

— В конце концов я пришел к выводу, что даже при благоприятном исходе операция мало чем мне поможет.

— Линкольн, я считаю, вы приняли хорошее решение. Мудрое. — Доктор Уивер помолчала. — Мы добились больших успехов в проблеме лечения больных с травмами позвоночника. Я знаю, вы читаете литературу...

— Да, я держу руку на пульсе, — ответил Райм, усмехаясь над тонкой иронией, содержавшейся в метафоре.

— Каждая неделя приносит что-то новое. Звоните мне, как только у вас возникнет желание. Мы обсудим, какие у вас будут перспективы. А может быть, вы просто захотите со мной поболтать.

— Да. С удовольствием.

— Буду рада услышать ваш голос, Линкольн. До свидания.

— До свидания, доктор... Командный режим, окончить связь.

В комнате воцарилась тишина. Затем за окном послышался шум крыльев, мелькнула тень. На подоконник опустился сокол. Сакс и Райм посмотрели на птицу.

— Райм, ты уверен, что поступил правильно? — спросила молодая женщина.

— Если ты хочешь операцию, я с тобой на все сто процентов.

Он не сомневался в этом.

Но он также твердо знал, что операция ему больше не нужна.

Принимать свой ограничения... Таким тебя сделать судьба, Лоабан. И на то быть какие-то причины. Быть может, теперь ты стать более хороший полицейский. Теперь твоя жизнь сбалансирован, я говорить.

— Уверен, — сказал Райм.

Сакс стиснула ему руку, затем снова посмотрела в окно на сокола. Райм, вглядевшись в ее лицо, освещенное рассеянным бледным светом, спросил:

— Сакс, а ты уверена, что хочешь этого?

Он кивнул на лежащую на столе папку, в которой были фотография По-И, свидетельские показания и официальные документы.

Первый лист был озаглавлен: «ПРОШЕНИЕ ОБ УДОЧЕРЕНИИ».

Наконец Сакс отвернулась от окна. По ее глазам Райм понял, что она также не сомневается в принятом решении.

Сакс улыбнулась По-И, «драгоценному ребенку», сидевшей в стульчике в комнате судьи. Девочка играла с тряпичным котенком.

— Мисс Сакс, это весьма необычное дело об удочерении. Впрочем, думаю, вы сами это прекрасно понимаете.

Судья Маргарет Бенсон-Уэйлс, крупная женщина, сидела за своим заваленным ворохом бумаг столом в мрачном здании Гражданского суда Манхэттена.

— Да, ваша честь.

Склонившись над бумагами, судья продолжила читать.

— Могу только сказать, что за последние два дня мне пришлось выслушать столько чиновников из службы социального обеспечения, мэрии, администрации штата, управления полиции и СИН, сколько в обычной обстановке я не встречаю и за целый месяц. Объясните мне, как вам удалось обзавестись такими обширными связями?

— Наверное, я просто везучая.

— Что гораздо важнее, — заметила судья, возвращаясь к папке, — я услышала о вас только хорошее.

Судя по всему, у Сакс тоже были прекрасные гуанси. За молодую женщину замолвили словечко Фред Деллрей, Лон Селитто, Алан Коу (который, вместо того чтобы лишиться работы, занял место неожиданно вышедшего в отставку Гарольда Пибоди). В течение считанных дней ей удалось преодолеть кучу бюрократических рогаток, стоящих на пути удочерения.

— Разумеется, вы понимаете, — продолжала судья, — что на первом месте всегда стоят интересы ребенка, и если у меня возникнут какие-то сомнения, я не подпишу эти документы.

Маргарет Бенсон-Уэйлс говорила тем же снисходительным и в то же время грубоватым тоном, которым мастерски пользовался Райм.

— Иного я и не жду, ваша честь.

Сакс успела узнать, что Бенсон-Уэйлс, подобно многим другим судьям, любит читать нравоучения. Устроившись поудобнее, судья обратилась к присутствующим.

— Итак, процедура удочерения в штате Нью-Йорк включает изучение домашних условий, предварительную подготовку и, как правило, трехмесячный испытательный срок. Я сегодня всю утро знакомилась с документами, говорила с работниками службы социального обеспечения и опекунами, занимавшимися девочкой. Отзывы хорошие, но дело движется быстрее, чем скатились вниз «Чикаго Буллз» после ухода Майкла Джордана. Так что я приняла вот какое решение. Я выдаю разрешение на трехмесячный испытательный срок под наблюдением представителей департамента социального обеспечения. По истечении этого срока, если все будет хорошо, я дам разрешение на удочерение. Вас это устраивает?

— Да, ваша честь, — кивнула Сакс.

Судья пристально всмотрелась в ее лицо. Затем, бросив взгляд на По-И, нажала кнопку устройства внутренней связи и сказала:

— Пригласите просителей.

Дверь открылась, и в кабинет осторожно вошли Сэм Чанг и Мей-Мей. Вместе с ними был их адвокат, китаец в светло-сером костюме и такой вызывающе красной рубашке, что ей нашлось бы место в гардеробе Фреда Деллрея.

Чанг смущенно кивнул. Сакс, встав, шагнула навстречу и пожала руки ему и его жене. Увидев девочку, Мей-Мей широко раскрыла глаза. Сакс передала ей ребенка, и женщина крепко обняла По-И.

— Мистер и миссис Чанг, вы говорите по-английски? — спросила судья.

— Я немного говорю, — сказал Чанг. — Моя жена — она говорит очень плохо.

— Вы мистер Син? — обратилась судья к адвокату.

— Да, ваша честь.

— Вы смогли бы переводить?

— Разумеется.

— Как правило, процесс усыновления в нашей стране является длительным и сложным. Семье иммигрантов с неопределенным статусом практически невозможно получить разрешение об опеке.

Она остановилась, давая возможность Сину перевести ее слова. Мей-Мей кивнула.

— Однако сейчас мы имеем дело с из ряда вон выходящими обстоятельствами.

Еще одна пауза, в течение которой с языка Сина слетали отрывистые китайские фразы. Теперь закивали оба, Сэм Чанг и его жена. Они молчали, однако глаза Мей-Мей зажглись, дыхание участилось. Сакс видела, что ей хочется улыбнуться, но она с трудом сдерживается.

— Служба иммиграции и натурализации сообщила о том, что вы подали прошение о предоставлении политического убежища, которое, учитывая вашу диссидентскую деятельность в Китае, скорее всего, будет удовлетворено. Это позволяет надеяться, что вы сможете позаботиться о благополучии ребенка. Также отрадно слышать, мистер Чанг, что и вы, и ваш старший сын имеете работу.

— Да, сэр.

— «Мэм», а не «сэр», — строго поправила судья Бенсон-Уэйлс, женщина, привыкшая в суде повторять свои распоряжения лишь один раз.

— Извините, мэм.

Судья повторила семье Чанг то, что она только что рассказала Сакс об испытательном сроке.

Судя по всему, их знание английского оказалось достаточным, чтобы понять общий смысл ее слов, не дожидаясь окончания перевода. Мей-Мей тихо заплакала, а Сэм Чанг, стиснув ее в объятиях, улыбнулся и что-то шепнул ей на ухо. Подойдя к Сакс, Мей-Мей крепко обняла ее.

— Сейсе, спасибо, спасибо...

Судья подписала лежащие перед ней документы.

— Можете забрать ребенка прямо сейчас, — сказала она, показывая, что все свободны. — Адвокат Син, проследите за тем, чтобы секретарь оформил все бумаги.

— Да, ваша честь.

Сэм Чанг вел свою семью, отныне официально увеличившуюся на одного человека, к автостоянке перед зданием Гражданского суда. За сегодняшний день ему уже второй раз пришлось иметь дело с американским правосудием. Утром Чанг давал показания на предварительных слушаниях по делу семьи Ву. Судьба их прошения о предоставлении убежища была не столь определенной, и все же адвокат выражал сдержанный оптимизм. Скорее всего, Ву также позволят остаться в Соединенных Штатах.