— Цыц ты! — шикнула на неё мать. — Да разве про такое говорят сейчас?..

Женщины у оконца ахнули и теснее припали к стеклу. Через щель в стене заглянула на улицу и Клава.

От цепного моста на Набережную улицу свернуло несколько грузовиков с солдатами… Вот одна из машин остановилась около дома, где жила Клава.

Из кузова выпрыгнуло двое военных. Рыжеватый солдат автоматом на груди тяжёлым кованым сапогом распахнул калитку и пропустил вперёд высокого сухощавого лейтенанта. Тот окинул взглядом узкий дворик, густо заросший кустами сирени и акации, низкие дощатые сарайчики, дряхлые ступеньки крыльца и взялся за скобу двери, ведущей в сени.

Клава не сводила с лейтенанта глаз: впервые она видел фашиста так близко. Поджарый, с вытянутым лицом и водянистыми глазами, с нелепо вздёрнутой тульёй форменной фуражки, он смотрел кругом пренебрежительно и высокомерно.

Лейтенант толкнул дверь. Неведомая сила отбросила Клаву от щели в стене. Она резко захлопнула дверь и набросила щеколду.

— Рехнулась ты! — испуганно зашептала Самарина. — С первого дня и цапаться с ними…

Она оторвала Клаву от двери и подняла щеколду. Солдат ввалился в сени и направил на столпившихся женщин автомат. Женщины шарахнулись в сторону.

Вслед за солдатом в сени осторожно вошёл лейтенант. Раздражённо что-то выговаривая солдату, он заглянул в одну комнату, в другую, потрогал носком сапога скрипучие ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж, покосился на полутёмные углы сеней и, брезгливо скривив губы, подал солдату знак уходить. Грузовик с рычанием отъехал от дома.

— Не по нраву ему наша халупа, — усмехнулась Самарина. — Оно и к лучшему… — И она поглядела на Клаву. — А ты, девка, зря на рожон лезешь. Побереги себя, ещё не то увидишь…

Весь день Клава не находила себе места. Гитлеровцы разъезжали по улицам города на машинах, на мотоциклах, пели, гоготали, бесцеремонно занимали лучшие квартиры, распивали награбленное вино, вели себя как хозяева.

Молчаливая, осунувшаяся, с окаменевшим сердцем, пробиралась Клава по улицам родного города, не веря тому, что видела. В здании горсовета разместилась немецкая комендатура, школа имени Ленина была занята под солдатскую казарму, во дворе детского дома, разворотив заборы и вытоптав кусты и клумбы, поставили тягачи и автомашины. И всюду фашистские флаги, гитлеровские значки.

Когда-то Клава учила ребят ненавидеть фашистов, бороться с ними. И вот теперь в Острове полно гитлеровцев!

Так что же она, комсомолка, пионервожатая, ходит по улицам без дела, без борьбы? А как бороться? Где райком партии и райком комсомола?

Ребят из истребительного батальона тоже не видно: вероятно, они сумели выбраться из города. Может быть, они сейчас уже соединились с Красной Армией и воюют против фашистов. А она, Назарова, сидит здесь, как в плену, и на каждом шагу встречает ненавистных врагов. «А вдруг ребята не успели уйти, вдруг они попали к фашистам в плен?» — содрогаясь, подумала Клава.

Выбирая тихие переулки, чтобы меньше попадаться немцам на глаза, Клава решила проведать Сашу, а заодно и Елену Александровну. По пути заглянули на Школьную улицу. У дверей школы стоит часовой, вся улица забита грузовиками, походными кухнями, фургонами. Ворота в школьный сад распахнуты, под яблонями стоят брезентовые палатки, топятся походные кухни, на верёвках, натянутых между деревьями, сушится солдатское бельё.

Перед школой, прямо на тротуаре, в беспорядке свалены книги. Присев на корточки, словно перед грядкой, в книгах копается какая-то женщина. Голова по самые глаза закутана тёмным платком.

Клава вгляделась и узнала учительницу Анну Павловну.

— Что вы делаете? — подходя ближе, удивлённо спросила Анна Павловна подняла голову, и в глазах её мелькнула тревога.

— Клаша?! Ты в городе? Почему не ушла с комсомольцами, с Важиным?

— Не успела… Сашу Бондарина ранило, пришлось задержаться. А что с батальоном? Где ребята?

— Говорят, ушли они… Вывел их Важин. А там кто их знает, — вздохнула учительница.

— Анна Павловна, а что это за книги? Э, да это наша школьная библиотека…

— Вот именно, — горько усмехнулась учительница. — Видишь, немцы заняли школу под солдатскую казарму. А наши книги, конечно, выбросили. Новый порядок, ничего не скажешь. Извечный порядок варваров и мракобесов. Вот я думаю собрать их…

— Я вам помогу.

— Нет, нет, — запротестовала Анна Павловна. — Тебе сейчас на улице лучше не показываться. Ты комсомолка, была в истребительном батальоне. А люди в городе могут быть всякие…

— Какие всякие? — не поняла Клава.

Анна Павловна оглянулась по сторонам.

— Ты про Дембовского слышала? Немцы его бургомистром назначили. Главой города.

— Константина Владиславовича? — вскрикнула Клава.

— Был вроде человек, учитель, коллега, а стал фашистский холуй, — продолжала Анна Павловна. — И ещё бы по принуждению, а то добровольно пошёл, с охотой, со рвением. Встречаю его сегодня, а он сияет весь, надулся, как павлин. С новым порядком поздравляет. Думала, меня кондрашка хватит.

Прижав руку к сердцу, она болезненно поморщилась и тяжело перевела дыхание.

— В школе у нас уже двух учителей забрали: Сидоркина и Хайкина. Не иначе, по доносу нового бургомистра. Смотр Клаша, он и до тебя доберётся.

Из-за угла с пустыми мешками в руках выскочили трое мальчишек во главе с Петькой Свищёвым.

— Анна Павловна, книги отнесли в вашу комнату, — доложил Петька. — И стопками сложили, как вы велели… Можно ещё набирать?

— Можно, — кивнула учительница. — Видала, Клава, к помощники объявились? Решили библиотеку ко мне в комнату перенести.

— Клава Ивановна! — Петька подскочил к вожатой. — Вот хорошо, что вы не дра… не уехали, я хотел сказать.

— Что ж тут хорошего? — покосилась на него учительница.

— А как же… Знаете, сколько мальчишек в городе осталось! Вот Клава Ивановна и будет нам разные поручения давать… — Петька оглянулся по сторонам и перешёл на шёпот — Мы им сегодня двенадцать скатов проткнули. У нас и шило такое есть. — Он порылся в кармане и показал Клаве остро заточенный толстый гвоздь.

— А ну, убери сейчас же, — рассердилась Анна Павловна. — Нашёл тоже место, где показывать, под носом у немцев. — Она обратилась к Клаве — А ты не увлекайся. Подумай лучше, как из города выбраться. К своим подавайся… А то, не ровен час, схватят тебя здесь.

Клава задумчиво смотрела на ребят. Что-то будет с ними при немцах?

— А Варя Филатова тоже никуда не уехала, — заметил Петька, запихивая в мешок книги.

— Варя?! Когда ты её видел?

— Мы ей утром воды принесли. Она всё про вас спрашивала…

Сказав Анне Павловне, что она заглянет к ней вечером на квартиру, Клава заторопилась к подруге.

Опять вместе

Варя Филатова была дома и нянчилась с дочкой. Подруги обнялись.

— Куда же мне с таким хозяйством с места двинуться! — показывая на старую мать и дочку, ответила Варя, почувствовав немой вопрос Клавы. — Такая суматоха вчера началась, едва маму с Олечкой не потеряла.

— А что теперь делать думаешь?

— Будем наших ждать. Не век же они отступать будут. А ты, Клаша, что решила?

— Ждать, конечно, будем, — задумчиво ответила подруга. — Только ожиданием делу не поможешь. Тут что-то другое надо. Вот если бы ребят побольше в городе осталось…

Не успели подруги обо всём поговорить, как в дом без стука вошли два немецких офицера. Бесцеремонно оглядев комнату, они игриво подмигнули девушкам. Потом один из офицеров наклонился над детской кроваткой и, чмокая толстыми губами и шевеля пальцами, принялся рассматривать Олечку.

Побледнев, Варя метнулась к коляске, выхватила дочку и прижимая её к себе, отошла в угол.

— Вы есть юнге муттер? — заговорил офицер. — Чудесный, чудесный ребёнок. Смотри, Карл, как действует инстинкт материнства. Эта молодая муттер готова ринуться в бой. — И о благодушно обернулся к Клаве: — Вы тоже есть юнге муттер? Дейтшлянд нужны такие матери. Здоровье и красота! Фюрер очень любит детей.