Девушки остолбенели.

— Да, да! — прикрикнула на них Мария Степановна. — Соображать надо. С волками жить — по-волчьи выть. Немцы — они любят бумажку. Поверят вам, что вы больные, — останетесь дома, не поверят — будете у какой-нибудь фрау на ферме свиней выхаживать. Теперь всё от вас зависит.

— Ну, если на то пошло, — решилась Рая, — я им такую припадочную разыграю, что вся комиссия разбежится.

Клава вначале не очень поверила в затею Марии Степановны, но несколько позже, встретив девушек, побывавших на комиссии, она убедилась, что немцы действительно не берут в Германию болезненных и хилых.

В тот же день Клава пришла к Елене Александровне.

— Можно с вами говорить откровенно?

— А разве у нас когда-нибудь было по-другому? — удивилась Елена Александровна.

— Да нет, — смутилась Клава. — Очень вы рискуете многим. Боюсь я за вас.

— А за себя не боишься? А за ребят? Эх, Клаша, Клаша! Говори уж, мы одной верёвочкой связаны.

И Клава поведала о своём плане. Нельзя ли девчат, которым грозит отправка в Германию, снабдить справками о плохом здоровье, о болезнях? Может быть, это кому-нибудь из них и поможет.

— Попробую, — согласилась наконец врач. — Но много девчат ко мне не посылай. Может показаться подозрительным. Я тут поговорю с другими врачами, думаю, что не откажут.

— Спасибо, Елена Александровна. Я так и знала, что вы поддержите…

— Что ж там «спасибо»! — Елена Александровна взяла лист бумаги. — Давай с тебя и начнём. Какую же тебе болезнь прописать?

— У меня уже есть… трахома.

Елена Александровна покачала головой.

— Хороша трахомщица… Любой парень глаз не оторвёт. Нет уж, болеть так болеть… — И она принялась учить Клаву, как добиться покраснения век.

Неделя прошла в тревожном ожидании. Рая с Клавой почти ничего не ели, позеленели, похудели. Рая, часами сидя перед зеркалом, училась подёргиваться, закатывать глаза, судорожно глотать слюну. Клава безжалостно натирала глаза луком.

Комиссия прошла благополучно: то ли немцы действительно поверили бумажке, то ли вид девушек убедил их, что в Германии такие батрачки непригодны.

С трудом сдерживая радость, Клава и Рая вернулись домой и бросились обнимать и целовать Марию Степановну.

— Да ну вас! — отбивалась та. — Ты, Райка, и впрямь сумасшедшая! А у тебя, Клаша, трахома на глазах. Сиди и не лезь.

К вечеру стало известно и о других девчатах: одну комиссия освободила как туберкулёзницу, другую — из-за экземы, третью — из-за недоедания.

Но многим и не повезло: их прямо после комиссии отправили на льнозавод и поместили в пустой сарай.

А ещё через день стало известно, что в сарай попала и Аня Костина.

Немцы уже больше не церемонились, хватали девушек где попало и в ожидании отправки в Германию держали под стражей. Аня и была схвачена во время облавы, когда пришла из колхоза в город.

Всё это взбудоражило ребят. Они собрались к Клаве.

Володя Аржанцев во всём обвинял себя: это он отпустил Аню в город. Ведь сколько раз девушка проскальзывала перед самым носом немецких патрулей и полицаев, и надо же было ей так глупо попасть в эту облаву!

— А всё равно не быть девчатам в Германии. Не пустим! Отобьём! — с мрачной решимостью заявил Володя и принялся развивать перед ребятами свой план. Надо выделить боевую пятёрку, вооружить всех гранатами и винтовками, напасть на охрану у сарая и освободить девчат.

Он уже выяснил: охрану возглавляет Оська Бородулин, и будет очень кстати, если они прикончат эту мразь.

У ребят от такого воинственного плана загорелись глаза. Оружия у них более чем достаточно, смелости хватает, и пора уж им начать боевые действия.

— Всё это хорошо, — остановила комсомольцев Клава. — Но там ведь наши девушки. Пойдёт стрельба, и они пострадают в первую же очередь… Да и боевые действия нам ещё начинать рано.

Аржанцев почти с неприязнью взглянул на Клаву.

— Неужели мы струсим, оставим своих?

Клава не на шутку встревожилась. Сейчас Володя в таком состоянии, что может не послушаться её, увлечь ребят своим сумасбродным планом.

— Нет, Володя, здесь надо другое, — медленно заговорила она. — Нам предстоит ещё одно испытание. Кто-то из нас должен поступить на службу в полицию.

Ребята ахнули. Им пойти в полицию, которую они всё так ненавидели! Да и за кого Клаша их принимает? В своём ли она уме?

— Я в здравом уме и говорю совершенно серьёзно. Мы живём среди врагов и должны знать каждый их шаг.

— Но что скажут товарищи? Родители? — вырвалось у Феди. — Это же предательство!

— Да, не легко. Для этого требуется мужество, характер. Но нам нужны в полиции свои люди… Есть такое задание партизанского штаба. — Клава обвела подпольщиков взглядом. — Ну, кто готов на это?

— Я пойду, — после долгого молчания вызвался Аржанцев.

— Нет, тебе нельзя. — Клава покачала головой. — Ты держишь связь с партизанами.

Из угла поднялся Саша Бондарин.

Бледный, вытянувшийся, он после болезни впервые появился среди ребят и жаждал настоящего дела.

— Позвольте мне, — отрывисто сказал он. — Если это комсомольское поручение — я готов! Да мне и не так стыдно будет: родителей-то моих здесь нет.

— И меня пустите, — подал голос Ваня Архипов. — Вдвоём нам легче будет. Да и устроиться мне нетрудно. У меня сосед полицай, Оська Бородулин. Он, гадюка, давно меня к себе сманивает.

Подпольщики с тяжёлым сердцем согласились с решением ребят. Через несколько дней Бондарин и Архипов при содействии Бородулина были зачислены в полицаи.

Шла осень. Целыми днями хлестали косые дожди, листья с деревьев облетели, на улицах стояла непролазная грязь.

Как-то раз промозглым утром к Клаве прибежал всполошённый Петька. Старые, раскисшие опорки еле держались на его ногах, брюки выше колен были зашлепаны грязью, кепка, сбилась набок.

— Ты что? Убегал от кого-нибудь? — встревоженно спросила его Клава.

— Убегал! — признался Петька, со свистом переводя дыхание. — От полицаев…

Клава укоризненно покачала головой. Сколько раз просила она Петьку вести себя осторожно, не задираться, не лезть на глаза полицаям и гитлеровцам!

— Да я ж не задираюсь!.. — с обидой выкрикнул Петька. — Шёл себе и шёл. И знаете, кого встретил? Сашку Бондарина и Ваню Архипова. Они каких-то людей по улице гнали. Сами сытые, с оружием, в казённых мундирах…

У Клавы отлегло от сердца.

— Такая уж у них работа, — спокойно отозвалась она. — Ну и что дальше?

— Как — что дальше? — вскипел Петька, озадаченный спокойным тоном Клавы. — Запустил в них камнем… Потом убежал.

— Вот это уж напрасно!

— Как — напрасно? Они ж полицаи, предатели! А ещё комсомольцами были, вашими друзьями. Да им головы пробить мало!

Клава усмехнулась. Если бы Петька знал, что за «полицаи» Бондарин и Архипов и как они начали свою службу! А начали они её совсем не плохо. Накануне отправки девушек в Германию Саша и Ваня под видом благодарности Оське Бородулину за то, что тот устроил их на работу в полицию, угостили его и его приятелей-охранников спиртом.

Угощение было щедрое: спирт из последних запасов выдала ребятам Елена Александровна. Полицаи отдали ему должное и так накачались, что заснули мёртвым сном. Вместе с ними, сделав вид, что тоже перепились, «заснули» и Саша с Ваней. А ночью Сушков, Аржанцев и Петровский открыли сарай и выпустили всех девчат на волю.

Клава взяла Петьку за плечи, приблизила к себе.

— Ты мне веришь?

Мальчик растерянно заморгал глазами.

— Кому же, как не вам!

— Тогда слушай. В Сашу и Ваню камнями больше не бросай. Они хоть и полицаи, но люди свои… нужные нам.

— Свои?!

— Да, да, Петя! Ты мне поверь и больше ни о чём не спрашивай.

В эту минуту открылась дверь, и в комнату вошёл Саша Бондарин. Он был совсем не сытый и не откормленный, каким представил его Петька, а бледный, рослый, мрачноватый. Мундир сидел на нём неловко и мешковато.