— Срок цвай день… Вывески по-немецки нет — будем получать штраф.

Переполошившаяся хозяйка велела старшей дочери написать вторую вывеску.

— Уж я им намалюю, уж я им… — погрозила кулаком Рая и написала на фанере такое, что Клава даже с помощью словаря никак не могла разобрать.

— Ты что? — удивилась она. — Да за такую вывеску двойной штраф уплатить можем. — И ей пришлось заново всё переписать.

Пошли с заказами и немцы. Один из них принёс кусок тёмно-синего сатина и велел сшить полдюжины трусов. Мария Степановна поморщилась, но отказаться не посмела. Трусы взялись шить Рая и Клава.

— Наш сатин-то, советский, — заметила Рая, зловеще щёлкая ножницами. — Награбили где-нибудь…

Трусы она сшила очень быстро и, показав их Клаве, от удовольствия захихикала.

— Хороши? И косо, и узко, и порточины разные. Прямо хоть сейчас на чучело. Носи на здоровье, щеголяй, красавчик.

— Да ты что? — рассердилась Клава, вырывая у неё из Рук трусы. — На рожон лезешь? Хочешь, чтобы мастерскую закрыли? А может, и того хуже… Сейчас же переделай. Не то матери скажу.

Рая с горестным разочарованием посмотрела на Клаву.

— А я думала, ты настоящая, Клава Назарова… Смелая, фашистов ненавидишь. А ты вон что… — И, швырнув в угол трусы, она вдруг выкрикнула: — Люди кровь проливают, а мы тут трусики шьём. Да ещё на кого? На фашистов. Всё равно я на них работать не буду! Не буду, и всё тут!

Клава подошла к Рае и обняла её.

— Послушай! Ты же умница стала. Только не шуми. Я тебе всё объясню. — И она подумала о том, что Раю надо будет привлечь к себе в помощницы.

Тётя Лиза была довольна: Федя явно поумнел. Он уже томился от безделья, не отсиживался в чулане, не бегал больше к Клаше Назаровой, а поступил на работу.

Каждое утро, забрав инструмент, он степенно направлялся на станцию. Да и профессия у него совсем неплохая — электромонтёр.

Это ведь куда лучше, чем гнуть спину на торфоразработках или строить узкоколейку. К тому же Федя получает от немцев за свою работу хотя и небольшое, но жалованье и продовольственную карточку.

А отработав смену на станции, по вечерам он ходит в клуб офицеров, где помогает киномеханику. В свободные же часы Федя почти безвыходно сидит дома, в маленьком деревянном сарайчике, что-то чинит, паяет, стучит молотком, пилит пилой — совсем стал мастеровым человеком.

Вот и сейчас Федя чуть свет отправился на работу. Работа, прямо сказать, не из сложных: в одном месте починить проводку, в другом — нарастить провод, в третьем — заменить перегоревшие пробки. Но больше всего Федя любит исправлять фонари на железнодорожных путях.

— А ну-ка, парень, лезь на столб на втором пути, — обычно приказывал ему старший электрик, пожилой глуховатый мужчина. — Разберись там, почему опять света нет.

Нацепив на ноги «кошки», Федя с удовольствием забирается на столб — это как раз то, что ему нужно. Лучшего наблюдательного пункта, чем высокий столб, пожалуй, и не найдёшь. С него отлично видны все железнодорожные пути, станция, подходящие и уходящие поезда, видно, что везут под брезентом на длинных платформах, что разгружают из вагонов. Без труда можно подсчитать ящики с боеприпасами, орудия, миномёты, танки, цистерны с горючим — словом, всё.

Неторопливо делая своё дело, Федя долго сидит на столбе, зорко просматривая пути, всё замечая и запоминая. Записывать нельзя, надо полагаться только на память.

И когда дольше сидеть на столбе становится уже подозрительным, Федя спускается вниз и идёт к старшему электрику за новым заданием.

Теперь тот посылает его чинить фонарь на четвёртый или пятый путь, где опять неизвестно почему не горит свет. И невдомёк старому электрику, что всё это происходит не без участия Феди, который, починив проводку на одном столбе, сам же портит её на другом. И так идёт день за днём… После работы, забежав в швейную мастерскую, он вполголоса докладывает Клаве о всём виденном за день. А в это время недалеко от висячего моста обычно удил рыбу Дима Петровский. Здесь тоже удобное место для наблюдений. Правда, рыбак Дима неважный, долго маячить у моста ему небезопасно, и Клава часто присылает ему на смену Ваню Архипова или кого-нибудь из девчат. Девчата звонко шлёпают вальками по мокрому белью, а глаза их неотрывно следят за мостом. Ни одна машина с грузом или солдатами, идущая из Литвы через Остров к линии фронта, не минует мост и не останется не замеченной наблюдателями. И так со всех сторон стекались к Клаве Назаровой сведения, которые она через Володю или Анну Павловну переправляла в лес, к партизанам.

Особенно важные донесения доставляла ей Варя Филатова.

Подруга с большим трудом устроилась работать на кухню в военном городке. Перед этим её долго расспрашивали о семье, о родных — нет ли кого из близких в Красной Армии или в партизанах.

На кухне Варя чистила картофель, овощи, мыла посуду выносила помои. Она знала, что её работу тщательно проверяют, и старалась изо всех сил, чтобы шеф-повар был доволен ею. Скоро её усердие было вознаграждено: иногда её стали посылать официанткой в офицерскую столовую.

Делая своё маленькое дело, она не забывала следить за немецкими солдатами, подсчитывала, сколько человек обедает в столовой сегодня, сколько — завтра, узнавала, куда уезжают одни солдаты, откуда прибывают другие.

Чтобы понравиться немцам, молодая женщина старалась получше одеться, прикидывалась легкомысленной, кокетливой. Иногда она принимала приглашения немецких офицеров, ходила с ними в кино или в клуб на танцы. Горожане провожали её ненавидящими взглядами, отпускали вдогонку двусмысленные замечания, и Варя, до крови кусая губы, готова была провалиться сквозь землю. Порой ей казалось, что даже подпольщики смотрят на неё косо, с подозрением. А дома Варю допекала мать.

— На что это похоже, Варвара? — как-то раз с болью заговорила она. — В городе на тебя пальцами показывают: Филатова с немецкими офицерами любезничает, на танцульки ходит, в кино. А ты же мать, у тебя дочка растёт…

— Да помолчи ты, мама! И без тебя тошно… — в сердцах вырвалось у Вари. — Ни с кем я не любезничаю. Я их всех… задушить готова!.. — И с трудом сдерживая нервную дрожь, она крепко прижала к груди упругое тельце дочки.

— Нашла бы ты себе другую работу, — упрашивала мать, — чтобы от немцев да от греха подальше.

Варя задумалась. А может, и в самом деле уйти из военного городка, поступить куда-нибудь на льнозавод, в цех, где ни один офицер не заметит её и не станет за ней волочиться? Надо поговорить об этом с Клавой.

Но тут она подумала о других подпольщиках. Володя Аржанцев с Аней, которые, постоянно рискуя жизнью, пробираются к партизанам, Федя Сушков, развлекающий гитлеровских офицеров кинофильмами… Они ведь не жалуются, не ищут места потише да поспокойнее. А сама Клава Назарова? В какие только переделки ей не приходилось попадать!

Вот недавно от партизан было получено задание разведать укреплённый район гитлеровцев около Сошихина.

Клава долго ломала голову, как туда попасть. Наконец через знакомых девчат, работающих в комендатуре, ей удалось раздобыть два пропуска для поездки в деревню за продуктами — себе и Петьке Свищёву.

В тот же день они тронулись в путь, одевшись в рубище. Бродили по лесу, делая вид, что собирают грибы и орехи. Появлялись около строящихся укреплений, немецких военных частей. Петька выпрашивал у солдат сигареты, хлеб… Так они провели около прифронтовой полосы с неделю.

Вернувшись домой, Клава нарисовала план укреплений, составила донесение и всё это переслала партизанам…

И Варя, стиснув зубы, продолжала работать на кухне военного городка. Вскоре её перевели на уборку помещений в солдатской казарме, потом она вошла в доверие к офицерам и стала прибирать у них в комнатах.

Как-то раз офицеры затеяли пирушку. Варя им прислуживала. Немцы перепились, одному обер-лейтенанту стало дурно, и Варя вызвалась отвести его в комнату. Долго держала его голову над тазом, поливала холодной водой, потом уложила в постель.