Роб пошел дальше. Кристину он отыскал в сводчатом проходе, который вел к караван-сараю. Очевидно, удивленное и растерянное выражение его лица сказало археологу все.

— Курбан-байрам, — пояснила она. — Последний день хаджа.

— Но почему козы?

— И овцы.

Кристина взяла его под руку, и они пошли по многолюдным улицам, прилегавшим к базару. Отовсюду наплывали запахи еды. Жареной козлятины и вареной баранины.

— Это так и называется: праздник жертвоприношения. Его отмечают в память Авраама и несостоявшегося жертвоприношения Исаака.

— Как же, Курбан-байрам… Его отмечают и Египте, и в Ливане. Я хорошо с ним знаком; только там его называют Эйд… Но, — Роб покачал головой, — там не убивают животных на улицах! Этим занимаются где-то внутри и не брюхо вспарывают, а перерезают горло…

— Да, — кивнула Кристина. — Для жителей Урфы это особый, местный праздник. Потому что Авраам родом отсюда. — Она улыбнулась. — И потому торжество получается таким… кровавым.

Они дошли до небольшой площади, по краям которой располагались несколько чайхан и кофеен, где мужчины покуривали кальян. Многие из них ради Курбан-байрама надели длинные мешковатые черные курдские шаровары. На других были специальные вышитые одеяния. Сидевшие рядом с ними женщины сверкали украшениями и серебряным шитьем на праздничных пурпурных платках. На некоторых красовались сделанные хной татуировки — открытые кисти рук и ступни были обильно, вычурно раскрашены; на платки женщины нацепили массу серебряных побрякушек. Чрезвычайно колоритное зрелище.

Но Роб и Кристина пришли сюда не для того, чтобы смотреть по сторонам.

— Вот. — Кристина кивком указала на небольшой домик, укрывшийся в тени возле дороги. — Здесь живет Бешет.

Накопленная за день жара утекала с улиц, словно вода после наводнения. Роб сжал руку Кристины.

— Удачи.

Кристина пересекла улицу и постучала в дверь. Латрелл подумал о том, сколь необычным и пугающим может показаться Бешету приход западной женщины к нему домой. Когда хозяин открыл дверь, Роб вгляделся в его лицо, увидел на нем удивление и тревогу, которые, правда, тут же сменились щенячьим обожанием. Теперь Роб не сомневался: Кристине удастся выяснить код.

Журналист вернулся на площадь и осмотрелся по сторонам. Его окликнули несколько ребятишек, бежавших куда-то со снаряжением для фейерверка:

— Эй, американ!

— Привет!

— Счастливого Байрама!

Дети рассмеялись, как будто поддразнивали диковинного и опасного зверя в зоопарке, и помчались дальше.

Мостовые все еще были красными от крови, но резня прекратилась. Усатые курды, посасывавшие мундштуки кальянов за столиками кофеен, приветливо улыбались Робу. Шанлыурфа, решил он, очень странное место. Чрезвычайно экзотическое, временами враждебное; и тем не менее ему редко приходилось встречать столь приветливых людей, как здесь.

Латрелл даже не заметил возвращения Кристины, пока та не подошла и не окликнула его.

Вздрогнув, он обернулся.

— Ну как?

— Узнала. Он не обрадовался, но… сказал то, что я просила.

— Отлично. Значит…

— Давайте дождемся темноты.

Быстрым шагом они вскоре добрались до большой улицы, уводящей от старого города. Такси доставило их к дому Кристины, где они провели несколько часов, копаясь в Интернете, стараясь не волноваться, но все же волнуясь. В одиннадцать покинули дом и направились к музею. На улицах стало намного спокойнее. Кровь почти везде смыли; праздник подходил к концу. В небе висела сверкающая кривая сабля месяца. Вокруг шпилей минаретов, как тиары, блестели звезды.

Возле ворот музея Роб окинул взглядом окрестности.

Ни души. Из зашторенных окон дома в соседнем квартале доносились звуки телепередачи на турецком языке. Больше ничего не было слышно. Роб толкнул створку, и калитка отворилась. Ночью в музейном саду ощущалось совсем особое настроение. Лунный свет серебрил крылья демона пустыни Пазузу. Рядом стояли щербатые бюсты римских императоров, застывшие в мраморе воинственные вожди ассирийцев, чьей охоте на львов суждено было продолжаться вечно. Здесь, в саду, дремала в свете луны вся история Шанлыурфы. Из разинутых пять тысяч лет назад каменных клювов шумерских демонов рвался безмолвный крик.

— Оказывается, нужны два кода, — сказала Кристина. — Бешет назвал мне оба.

Они подошли к входной двери. Роб оглянулся, проверяя, не появился ли кто-нибудь поблизости.

Никого. Только машина под большими инжирами. Но у нее такой вид, будто она стоит уже несколько дней. На ветровом стекле пятна от разбившихся гнилых ягод: ошметки мякоти и мелкие семечки.

Дверной замок щелкнул. Роб обернулся и увидел, что главный вход открыт. Латрелл взбежал по ступенькам и догнал Кристину. В музее оказалось жарко — сегодня некому было открыть окна, а кондиционеров здесь не имелось. Журналист стер пот со лба. Ему пришлось надеть куртку, чтобы сложить в карманы все, что могло понадобиться: фонари, телефон, блокноты. В главном зале тускло поблескивала древнейшая в мире статуя, устремившая задумчиво-печальный взгляд обсидиановых глаз во мрак.

— Нам сюда, — сказала Кристина.

Роб разглядел небольшую дверь в дальнем конце помещения. За ней уходили вниз ступеньки. Он дал фонарь Кристине и включил свой. Два луча прорезали мглу.

Подвал оказался на удивление большим. Куда обширнее, чем музей над ним. Во все стороны вели коридоры с бесчисленными дверями. Роб провел лучом вокруг; на полках лежали черепки немыслимо древних горшков, осколки уродливых изваяний, копья, вазы и куски кремня.

— Это же просто необъятное подземелье!

— Да. Под Шанлыурфой сплошь древние пещеры; их тут используют вместо подвалов.

Латрелл наклонился и всмотрелся в сломанную фигурку, лежавшую навзничь, вперив злобный взгляд в верхнюю полку.

— Что это?

— Азаг. Чудовищный демон, насылающий болезни. Шумерский.

— Ну-ну… — Роб поежился, невзирая на жару. Ему хотелось, чтобы все как можно скорее кончилось — холодный страх перед тем, во что они ввязались, делался все сильнее. — Кристина, давайте пошевеливаться. Где тут эдесский подвал?

— Сюда.

Они прошли еще одним коридором мимо жестоко разрезанной римской колонны и множества стеллажей с вазами и горшками. Все было покрыто толстым слоем пыли. Кристина уверенно направилась в старейшую часть пещерного хранилища.

Вдруг путь им преградила большая железная дверь. Кристина принялась нажимать кнопки на пульте.

— Проклятье…

Было видно, как трясутся пальцы.

Роб посветил фонарем, чтобы ей удобнее было набирать код. В конце концов замок щелкнул, и дверь отворилась. Эдесский подвал встретил их жарким выдохом.

Воздух пах чем-то нехорошим. Слабо, неопределенно… Впрочем, запах, без сомнения, был органическим и неприятным. И застарелым.

Журналист постарался не обращать на него внимания. Они остановились, переступив порог. Ряды железных стеллажей уходили в глубь обширной пещеры. Большая часть хранившихся тут экспонатов размещалась в пластиковых коробках, помеченных названиями и номерами, но некоторые находки лежали как есть. Кристина называла кое-что из того, мимо чего они проходили: сирийские и аккадские богини; большая голова Анзу; часть нагой статуи эллинского периода. Призрачные руки и крылья, распростертые во мраке.

— Здесь ничего нового нет, — произнесла она чуть ли не с облегчением, быстро пройдя мимо последнего стеллажа. — Я это уже видела прежде.

— Тогда, пожалуй, будет лучше…

— Погодите.

— Что?

Кристина указала куда-то в темноту.

— Вот. Находки из Гёбекли.

Роб замер на месте. Его вновь посетило дурное предчувствие. Вспомнилась иракская террористка-смертница. Он на всю жизнь запомнил ее лицо, то, как она осматривалась, прежде чем взорвать заряд.

Латрелл почувствовал сильное желание уйти. Как можно скорее. А лучше — немедленно.

— Закройте дверь, — сказала Кристина.

Роб неохотно вернулся к выходу. Через минуту они снова были вдвоем, в самой дальней части музейного подвала, где хранилось то неведомое, что отыскал Франц.