Немного стрёмно было ходить всё время мокрым, с блестящей от влаги кожей и слипшимися волосами… да ещё и следить, чтобы одежда не начала промокать в «интересных местах», но оно, блин, того стоило. Это ведь даже не «меч, который однажды может спасти жизнь», это важнее…

Но, не важно. Подглядывал, значит.

Лариса Валентиновна работала за своим компьютером. Временами уходила из кабинета куда-то. Возвращалась с кипами каких-то бумажек. Потом долго их проверяла и отсортировывала. Какие-то бумаги, наоборот, закидывала сразу всей стопкой на сканер своего МФУ-шника, и они там автоматическим порядком сканировались, после чего, девушка вновь надолго зависала перед компьютером, что-то там щёлкая, вбивая и периодически распечатывая.

Иногда, к ней заходили другие девушки, тоже в «гражданской форме» Лицея, приносили-уносили какие-то бумаги, о чём-то трепались с ней. Временами, оставались попить чайку…

Короче, обычный рабочий день.

Ещё надо сказать, что Лариса Валентиновна моё внимание чувствовала. И, каждый раз вздрагивала от него, начиная нервно озираться. Однако, происходило так, только в том случае, если я смотрел прямо на неё. Достаточно было перевести «взгляд» и внимание немного в сторону, как этот эффект пропадал, она постепенно успокаивалась.

Забавно, конечно, было бы её так побольше подёргать, но простейшая логика мне подсказывала, что не стоит — можно довести её до того состояния, что она действительно примется уже всерьёз искать источник этого внимания, перестав списывать его на простые «глюки». Так что я, проведя в самом начале пару-тройку экспериментов, больше на девушку прямо не смотрел. Как и на её посетительниц — существовал не маленький шанс, что это её коллеги по работе, и они тоже обладают Даром.

Или не обладают. Всё ж, простая логика подсказывает, что, если дамочка сидит в отдельном своём собственном кабинете и приходят к ней, приносят ей, то сама она, как минимум, какой-то начальник в своём деле или отделе. А забегающие периодически другие женщины — её подчинённые. А, раз так, то им быть Одарёнными не обязательно. Для «принеси-подай» и текучки не обязательно иметь Дар. Достаточно быть компетентным в нужной области.

Но я, всё равно, не рисковал. На них на всех тоже смотрел не прямо, а как бы, бочком, по большей части, периферическим зрением, если это понятие вообще применимо к капле воды, у которой совершенно по-другому, отличным от человеческого глаза образом, устроено зрительное и слуховое восприятие. Приём с переносом внимания вбок — простой, но, как оказалось и было затем не раз проверено, весьма эффективный.

Очередной раз «нырнув» вниманием в лейку на окне психологини и «подняв перископ», я даже замер… эм, хотя, пожалуй, не самое удачное выражение для описания моей реакции, так как я и до этого момента не двигался. Причём, ни тело не двигалось, ни капля на кончике «ножки» вытянувшейся по носику лейки. Она ведь тоже остановилась, чтобы обеспечить мне нормальные вид и обзор.

Но «замер», это, пожалуй, больше к восприятию относилось, чем к непосредственному действию.

А так-то — было от чего замереть: в её кабинете находился полковник Булгаков. Он с удобством расположился в том самом кресле, в котором ещё совсем недавно сидел во время сеанса я сам. Как давно он здесь, точно сказать было нельзя. Точно меньше пятнадцати минут, так как на прошлом «нырке» я его тут не видел. Но вот, насколько меньше? Две минуты? Три? Пять? Десять? Четырнадцать? Что уже было сказано, и, что я упустил? Да уж, слежка и наблюдение действительно имеют свои сложности и особенности. Для организации и ведения её с должной эффективностью, одного человека критически недостаточно. Не может один единственный человек, даже при наличии самой передовой техники, охватить весь круг задач по сбору, хранению, обработке информации, а также, своевременному на неё реагированию. Не может.

С другой стороны, я и не замахивался на «полноценную слежку». Прекрасно себе представлял, что не справлюсь один. Особенно хорошо представлял после близкого знакомства с «наружниками», «пасшими» меня самого в «петле». Они, за кружечкой чая, успели многое поведать о сложностях, особенностях и перипетиях своей нелёгкой службы.

— … что? Как прошло? Что можешь сказать о нём? — услышал я голос полковника, обращавшегося к хозяйке кабинета, сидевшей за своим столом.

— Не знаю, Вадим Александрович, — прозвучал ответ «психологини». — Очень странный. Очень закрытый. На контакт не идёт совсем.

— Агрессивный? — нахмурился полковник. — Быковать начал?

— Нет. Не агрессивный, — поморщилась Лариса Валентиновна. — Закрытый. Настороженный.

— Не быковал? — всё ещё недоверчиво переспросил полковник. — А то я ему побыкую! Ты только скажи…

— Нет, не быковал, Вадим Александрович, — мягко улыбнулась девушка, видимо, польщённая… или создающая видимость, что польщена такой заботой со стороны подкручивающего свой ус бравого начальства. — Просто, закрылся наглухо. Не доверяет… Хотя, если всё, что написано в его досье — правда, то это и не удивительно. Не было бы странным, если бы он вообще на любого встреченного Разумника кидался… Между прочим, Вадим Александрович, могли бы и чуть пораньше материалы передать, я бы лучше к встрече подготовилась. А то ведь, когда он мой значок разглядел, такой у него взгляд был, что мне прям не по себе стало. Словно, в клетке с опасным хищником оказалась.

— А говоришь — не быковал?

— Нет, не быковал, говорю же. Вёл он себя предельно корректно. Но я же Разумница, я буквально кожей чувствую такие вещи. И это довольно страшно, вообще-то. Учитывая, что на его счету уже сколько? Пятеро Одарённых? Да ещё и Рангов заметно повыше, чем у меня. Кто он? Скоростной тип?

— Сложно сказать однозначно. Двое были убиты дистанционной техникой, какой именно, правда, непонятно — записей этого момента нет, как и свидетелей. А по телам определить сложновато. Так что, пожалуй: и скоростной тоже, — кивнул самому себе полковник Булгаков.

— То есть, и скоростной, и дальнобойный… весело, — поёжилась девушка.

— Так, что с ним? В каком состоянии у него голова? Его вообще к людям выпускать-то можно? Или лучше сразу изолировать?

— Ну, нет, что вы, Вадим Александрович! — вскинулась ушедшая было в свои мысли и рефлексию Лариса Валентиновна. — Он прекрасно себя контролирует. Я прошлась по всем очевидным «болевым» темам, и единственная реакция была на значок. Да и то, он не проявил агрессии, только «захлопнулся» сильнее, полностью закрылся от воздействия. И тесты показывают до ненормального высокий уровень нейро-психологической устойчивости. Нет никаких показаний к изоляции.

— Ненормальный? — опять нахмурился полковник.

— Выше нормального, — поправилась девушка.

— То есть, у него нет проблем с головой? — ещё сильнее нахмурился Директор Лицея.

— Я не сказала этого, — покачала головой психологиня. — Проблемы есть, и чрезвычайно серьёзные. Но у него потрясающие самоконтроль и стрессоустойчивость. Я таких ещё не встречала…

— Лучше, чем у меня? — взлетели вверх брови усача, а глаза его расширились в возмущённом удивлении.

— Что вы, что вы, Вадим Александрович! — поспешила уверить его дамочка. — С вами ему ни за что не сравниться! — правда, такие убеждённость и убедительность в её голосе были, что даже я ей в этот момент не поверил. А вот полковник, кстати, наоборот: плечи сильней развернул и ус подкрутил свой с довольным видом.

Помолчали, обдумывая уже сказанное.

— Ну, если с самоконтролем у него всё в порядке, то сеансы можно и не продолжать, получается? — решил уточнить Булгаков.

— Знаете, Вадим Александрович… я бы, пожалуй, рискнула бы с ним поработать ещё. Возможно, мне удастся убрать, уменьшить или ослабить хотя бы часть его проблем. Хуже от этого не должно стать?

— Понравился? — хитро ухмыльнулся Булгаков. — Да уж, мальчонка статный, смазливый, со «стержнем», девчонки таких любят, — подмигнул он ей.

— Что вы, Вадим Александрович! — смущённо-возмущённо отозвалась Лариса Валентиновна. — Это исключительно профессиональный интерес. Очень сложный случай. Да и это ведь наша обязанность — помогать доверенным нам детям…