Однако, откуда у этого подарка росли уши, было понятно без лишних слов и пояснений — Алексей Константинович поспособствовал. Вот, как пить дать, он! Помню ведь, как перед ним, при первой нашей встрече распинался про пластик, помню… Видать, и он не забыл. Вот и подкинул мне через своего отца такой вот «подарочек». Мол: «Трендел, парень, что занялся бы пластиком, коли имел бы возможность — так, на тебе институт — развлекайся!».

С другой стороны, и не быть благодарным за такой подарок нельзя было. Ведь, институт, это не только «геморрой», но и реальные возможности. Главное, правильно ставить задачу… наверное.

Фёдор Юванович подарил дом. Точнее, особняк. Ещё точнее — целое поместье с тысячей десятин земли под ним. Ну, как «земли»… тайги непролазной, так как поместье у него в Княжестве расположено было. А как иначе? Не мог же он мне чужую землю дарить? А так… с двойным смыслом подарочек… хотя, кой черт, с двойным? С самым, что ни на есть, прямым: что б дочку почаще дома видеть. Что б «гнёздышко» у него под боком вили, а не у Долгорукого.

Могу его понять. Вот только, жить в тайге, под Югорском… не худший, конечно, вариант, но…

Отец, видимо, о таком готовящемся подарке от моего будущего тестя не был проинформирован заранее. Поэтому нахмурился. «Незаметно» (Пётр Андреевич и незаметность… ага) подозвал к себе одного из своих людей и тихо отдал ему какой-то приказ. Тот выслушал и умчался выполнять.

Мари… подарила мне ноутбук… такой же неубиваемый, как до него будильник. Военный стандарт надёжности, самая современная и крутая на данный момент начинка… ну, Мари — умная девочка. Понимает, как к мужику подлизаться.

Интересно, проверила его техническая служба наших безопасников на наличие каких-бы то ни было «закладок» и сюрпризов? Всё ж, ноутбук Княжича, тем более рабочий… утечка данных может стоить очень и очень дорого.

С другой стороны, это же специальный заказ с проверенного оборонного завода, прошедший государственную военную экспертизу, о чём всем желающим сообщала соответствующая наклейка-голограмма на его дне и несколько пломб на ключевых винтах… Блин! Всё равно, нет никакой уверенности!

Подошла очередь отца. И он подарил… меч.

Да-да, меч. По-моему, даже тот самый, который хотел отдать мне в день нашей… ссоры.

Тогда мы с ним были наедине. Сейчас же — при куче свидетелей, и под прицелами двух камер. Отказаться принять подарок отца сейчас… это вынести «грязное бельё» нашей семьи на всеобщее обозрение. А наша ссора — это только наше с ним внутреннее дело. О ней и в Лицее-то осведомлён только Директор. Да и то, не потому, что я ему об этом сказал. Его сам отец уведомил, во избежание возможных проблем в учебном заведении.

Так что, выделываться я не стал. Подарок принял. Из ножен клинок вытащил, на свету бликами лезвия поиграл, полюбовался… вот только очень смутили неприкрыто восхищённые и даже… завистливые (?) взгляды гостей, прикипевшие к этой вот мужской игрушке. Ни один прошлый подарок такой реакции не удостаивался.

Немного поясняло, но, скорее, ещё больше запутывало проскочившее в толпе гостей тихое слово «Артефакт» или «Артефактный», сказанное явно об этом мече. Зависть и восхищение оно объясняло, но суть вопроса только запутывало. Что ещё за «Артефакт»? Что это значит? Что ещё, оказывается, существует в этом мире, чего я не знал⁈

Я практически не спал прошлой ночью. Да и всю предыдущую неделю, из-за экзаменов, приходилось мне сокращать своё время сна до возможного безопасного минимума, который составлял по пять-шесть часов в сутки.

А мероприятие затянулось. В аэропорт я смог попасть только ближе к половине двенадцатого ночи. Так что, нет ничего удивительного в том, что глаза закрылись сразу же, как только я прищемил свою задницу к комфортабельному креслу в салоне самолёта, отправляющегося в Петроград. Я, по-моему, даже взлёт проспал. Что, опять же, не удивительно — всё ж, небольшой частный самолётик, даже при взлёте, не шумит так, как взлетающий или садящийся ИЛ. А у меня ведь было время, в бытность писателем, когда я неделю ночевал на голой земле в ста метрах от ВПП на военном аэродроме, где эти большие и громкие машины постоянно садились и взлетали совершенно буквально над головой. И ничего — приспособился как-то, засыпал, и даже не особо ворочался по ночам. Чего уж тут-то не уснуть?

К чему я об этом? К тому, что просыпаясь, видеть разваливающийся салон самолёта и быстро приближающиеся бесконечные огни огромного города, это очень… неоднозначный опыт. Очень!

И я бы, пожалуй, предпочёл бы, чтобы такого опыта в моей жизни не было. Тем более, когда за спиной даже верного парашюта нет.

Сколько я успел насладиться этим захватывающим дух зрелищем раскинувшегося подо мной светящегося муравейника? Не думаю, что долго: секунду, может быть, две. Не больше. Прежде чем началось «БП», то есть, беспорядочное падение. Что это такое? Это состояние парашютиста в полёте, когда, из-за неправильного положения его тела, сопротивление встречного потока воздуха, начинает крутить, кидать и вращать его так, что тот полностью перестаёт контролировать ситуацию. Тебя крутит, шибает, теряется любое представление о верхе и низе, ты толком ничего не видишь. Да ещё из-за отсутствия защитных очков, бьёт холодным воздухом по глазам…

У десантников такого практически не бывает, во-первых, из-за наличия у круглого десантного купола системы стабилизации — такого маленького парашютика на длинной силовой ленте, который раскрывается сразу же, в момент выхода парашютиста из летательного аппарата, и который чуть позже вытягивает основной купол из камеры основного парашюта, уже болтающейся над головой парашютиста. Во-вторых, но, пожалуй, во-первых по важности, из-за того, что десантники выходят всегда в одной и той же, вбитой уже на уровень рефлексов позе — «капелькой». У десантника вообще алгоритм поведения настолько крепко сидит, что ночью его разбуди, оттарабанит и выполнит своё: «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три, кольцо! Пятьсот четыре, пятьсот пять — купол!..».

Вот и я выполнил. С одной только оговоркой: проснулся я УЖЕ в полёте. И меня уже начало крутить. И то, что я тут же сложился «капелькой», ситуацию уже не исправляло — я продолжал крутиться. Только что с большей скоростью, так как амплитуда меньше.

И «Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три!» про себя сосчитал. И рукой дёрнул, имитируя выдёргивание звена ручного раскрытия… даже, кажется, что-то от своей Лицейской формы, в которую до сих пор был одет, оторвать умудрился. Но, «купол» так и не появился. Так что, «Нет купола! Кольцо два, прогиб!»… тоже не помогло, так как запаски, разумеется, тоже не было, а значит, и «кольца два».

На все эти бесполезные трепыхания я потратил, в общей сложности, секунд семь-восемь. Потом мозги начали немного работать. Ещё секунду. А дальше… «разгон от ноля до сотни», то есть, от состояния сна, до состояния усиленной работы в режиме жёсткого форсажа, в целом заняло не больше девяти секунд. Неплохой результат… для любой другой ситуации.

Хотя, потом, когда уже всё позади осталось, стало понятно, что и здесь всё не так критично было — свободное падение с трёх тысяч метров человека без парашюта около минуты занимает с учётом сопротивления воздуха — достаточно времени, чтобы раздуплиться.

В общем, я проснулся. Начал пытаться как-то исправить ситуацию. К сожалению, рядовых десантников не учат, как выходить из БП. О нём упоминают, но учить начинают только в специальных «Арбалетных группах», там, где используется не круглый купол, а «крыло». БП для круглого купола — смерть парашютиста: он просто накрутит на себя свой же ещё не успевший раскрыться парашют, запутается в нём и не позволит ему раскрыться. Так «клубочком» и полетит до самой земли. Нет смысла тратить время на обучение тому, что на практике никогда не пригодится.

Вот меня и не учили…