И сразу же эту мысль вытеснила другая. Шпион узнал, что Остров будет на Нобелевском заводе. Он что-то задумал против дяди Андрея. Колька сжал руку Каланчи, склонился к нему.

— Они хотят, — зашептал Колька, — они хотят убить дядю Андрея.

И забыв о нитках, об опасности, он, оставив онемевшего Каланчу, помчался вниз.

На топот молниеносно открылась дверь и заведующая детдома цепко схватила оторопевшего Каланчу. Ни слова не говоря, она начала крутить ему ухо.

Каланча извивался, а женщина с наслаждением продолжала свое дело и злобно шипела:

— Как ты сюда попал? Зачем здесь вертелся? Что тебе надо, отвечай же, наконец! Твое место в это время в спальне.

— Да я что, да я ничего, — вскрикивал, приседая и вертя головой Каланча, — что вы, Вера Николаевна, да разве мы посме… Ой, ухо!

— Отвечай, кто побежал вниз? — зло шептала Вера Николаевна. — Степан, держи там, лови воров!

Ответом было гулкое эхо и молчание.

— Дрыхнет, скотина, — снова зашипела она. — Сговорились сжить меня со света. Я вам покажу, подлецам, — с новой силой завертела она ухо Каланчи. — Пойдешь в карцер на двадцать дней, там ты заговоришь у меня, негодяй! — Она его толкнула так, что Каланча стукнулся головой о стенку.

Вася встряхнул головой, повертел ею, потрогал ухо, затылок, снова встряхнул головой и, наконец, угрюмо сказал:

— Отрывали бы сразу, что ли!

— Вон! — затопала Вера Николаевна. — Вон говорю!

Каланча с ненавистью посмотрел на нее и, ни слова не говоря, побрел в спальню.

Колька выскочил на улицу и помчался к ревкому.

Генка, решив, что дело провалилось, и за ними гонятся, громко ахнул, присел, потом подскочил и припустил за своим другом.

Из головы Кольки не выходил подслушанный разговор. «Только бы поспеть, только бы не опоздать».

В тридцати шагах от дома друзья оказались в чьих-то объятиях. Сильные руки крепко держали барахтавшихся мальчишек.

Колька подумав, что они попали в руки сообщников шпиона, пытался вырваться.

— Пустите нас, а то кричать буду.

— Не шуми, — жарко дыша, благодушно прошептал Кольке незнакомый человек. — Не расходись…

— Что вам от нас надо? — отбивался Генка, тоже стремясь освободиться.

Сбоку вынырнул высокий мужчина и внушительным басом спросил:

— Кого захватил, Демченко?

— Мальчишек!

— Ах, эти самые: «ворона каркнула»! Отпусти их. Ну, пора! Давай за мной в дом, Демченко!

— Есть, товарищ начальник!

Колька только того и дожидался и побежал дальше с удвоенной скоростью.

На углу, не успев замедлить бег, он полетел в придорожную канаву.

От удара перехватило дыхание.

— Где ты? — испуганно заметался Генка. — Куда ты, Коля? Коля!

— Тут я, — глухо ответил Колька, — тут я, в яме, не ори, подай руку…

У него кружилась голова, подступала голодная тошнота. Перед глазами прыгали огненные искорки.

Генка, суетясь, подскочил к Кольке.

— Ушиб больную руку?.. Что случилось в детдоме? Что с Каланчой? Я так и знал, что Ведьма за нами побежит. Ты бы видел, Коль, как она за нами — еще немного и схватила бы меня.

Колька не обратил внимания на Генкину болтовню.

— Хватит тебе… У тебя когда-нибудь в глазах прыгали искры? — застонал он.

— Причем здесь искры? — обиделся Генка. — Я о деле, о нитках.

— Оставь, не до них, — постепенно приходил в себя Колька.

— Как не до ниток? Смеешься? — возмутился Генка. — Зачем же мы ходили к детдомовским? И что это за люди, которые нас поймали?

— Отстань, — с трудом разжимая зубы, ответил Колька и, оттолкнув его, попытался бежать, но покачнулся. Если бы не Генка, он навряд устоял бы на ногах.

Колька снова застонал. Но теперь уже не от боли, хотя она еще не прошла, а от бессилия.

«Как же быть? Как предупредить дядю Андрея? А если попросить Генку?»

— Послушай, Минор, — еле слышно сказал он, — сбегай в ревком, задержи дядю Андрея… Ему нельзя ехать в Нобелевские мастерские… Нельзя… Его там убьют…

— А ты как? Один останешься? С ума сошел? А если тебе опять будет плохо? Замерзнешь, как муха.

— Ничего со мной не случится. Я потихоньку добреду.

— До ревкома далеко. Дай я тебе помогу. Обопрись на меня и пошли.

Колька с трудом выпрямился, отстранил руку товарища. Боль опять охватила тело, снова началось головокружение. Но он не думал о себе, мысли его были устремлены к одному: известить Острова об опасности.

— Генка, друг ты мой, беги скорее, а то опоздаешь.

Сын музыканта, наконец, понял: медлить нельзя.

— Я сделаю все, что ты сказал, — горячо зашептал он. — Можешь положиться на меня. — Минор рванулся с места.

В ночной тишине затихал, удаляясь, топот его ног.

Колька пошел, спотыкаясь, как пьяный. Он шел медленно, широко расставив ноги, покачивался, и все же упрямо продвигался вперед. Он хотел добраться до улицы, по которой, по его предположению, должен проехать Остров в мастерские. Если Генка не застанет Андрея Ивановича в ревкоме, то может быть, удастся перехватить машину.

Но через сотню шагов приступ головокружения свалил его у крыльца деревянного дома. Падая, Колька больно ударился о косяк двери и потерял сознание. Он не услышал, как за дверью послышались возня, шум, встревоженные голоса:

— Кто там?

Колька лежал, уткнувшись лицом в снег. От холода он быстро очнулся, но никак не мог отозваться на голоса и только шевелил губами.

Дверь осторожно приоткрыли, блеснул свет керосиновой лампы.

Колька зажмурил глаза и, как сквозь сон почувствовал, что его подняли и понесли.

Очнулся он в комнате, на старенькой кушетке и сразу спросил:

— Давно я здесь?

— Нет, мальчик, совсем недавно, лежи спокойно, тебе нельзя волноваться, — ответила склонившаяся над ним женщина. Она держала в одной руке лампу, другой поправляла на Кольке шинель. На ее худом озабоченном лице, так же как и на лицах других, кто был в комнате, Колька увидел сочувствие и жалость.

— Ты, должно быть, давно не ел, мальчик. Как ты отощал? Где ты живешь? Что с тобой? — допытывалась женщина.

Колька молча отстранил ее руку и попытался застегнуть шинель. Но был настолько слаб, что не смог.

— Нет, вы посмотрите, — сказал широкоплечий мужчина, — совершенно больной, он еще собирается куда-то. Лежи спокойно. Оставайся до утра у нас. Надя, принеси что-нибудь теплое, мы его укроем. Ты нам не помешаешь, мальчик.

— Конечно, — заговорили все, — не помешаешь. Лежи, куда ты пойдешь?

— В такой холод мы тебя не выпустим.

Женщина с озабоченным лицом, которую мужчина назвал Надей, передав лампу соседке, куда-то убежала. Через минуту она принесла миску, на донышке которой был суп.

— Ешь, больше у нас ничего нет. Да и у других не лучше. Ешь, а я одеяло принесу. Ты согреешься, отоспишься. А утром мы решим, что с тобой делать.

Колька с благодарностью посмотрел на нее и остальных. Так не хотелось уходить, но кто знает, какие события могли произойти за это время.

— Я пойду, — глухо проговорил он.

Лицо его при этом выражало такую решимость, что окружающие сразу расступились.

— Ну что ж, — сказал широкоплечий мужчина, — видно дело не ждет. Я пойду с тобой, провожу.

Поддерживаемый мужчиной, Колька вышел из дома. Вместе они дошли до улицы, по которой должна была проехать машина.

— Кого же мы здесь будем ждать? — удивился мужчина. — Улица пустынная, час поздний.

Колька молчал, жадно всматриваясь в темноту.

…Генка поспел в ревком, когда Остров садился в машину.

— Вам нельзя туда. Там вас убьют, — выкрикнул он, — крепко схватив Острова за шинель. Задыхаясь, он рассказал обо всем и о Кольке…

— Садись и показывай дорогу, — открыл перед ним дверцу Остров.

Старенький автомобиль давно не ездил с такой скоростью.

Первым увидел Кольку Генка.

— Вот он! Вот он! Колька! — закричал он на всю улицу.

Машина остановилась. Колька кинулся к ней.