Красников, легонько насвистывая, присматривался к Кольке.

— Заяц, — так почему-то сократил он фамилию Зайченко, — сейчас прет первым в цехе. Мы его обгоним. Понял?

Колька кивнул головой.

— А зачем нам нужно его обскакать, соображаешь?

— Чтобы больше заклепок было для стапелей. Корабль ремонтируем!

— Эх, ты, тюря! Заклепками сыт не будешь. Корабль ремонтируем!.. Шайбочки нам подавай! Ты чего шары выпучил? Не знаешь, что такое шайбочки? Денежки! Есть они — ты человек как человек. Нет их — шкалик в трактире за красивые глаза не поднесут. Ну, ладно, мал еще. Будешь стараться — подружимся.

Рассуждения о деньгах не понравились Кольке. Ни один из близких ему людей никогда так не разговаривал. Мальчик не понимал, что за человек перед ним? Невольно взгляд его потянулся к рукам прессовщика. Рабочий перед ним или замаскировавшийся буржуй? Рабочего, как ему казалось, он мог отличить по натруженным рукам, но у Красникова они были именно такие — грубые, в черных мозолях.

Колька стал втупик.

В тот же день Красников, вместе с ремонтными слесарями, приступил к осмотру и регулировке пресса. Он хорошо разбирался во всех неполадках.

Кольке тоже не приходилось сидеть. Его посылали то в инструментальную кладовую, то в слесарную мастерскую.

Несколько раз к ним подходили Глеб Дмитриевич и начальник цеха.

Изредка Красников задерживал свой взгляд на Зайченко и Васе, которые трудились напротив. Хитроватая усмешка пробегала по его лицу.

К Красникову подошел молодой прессовщик по фамилии Груша. Невысокого роста, с большими торчащими ушами он всегда кем-нибудь восхищался. Сейчас объектом восхищения для него стал новый прессовщик. Посмотрев на него, Груша попросил:

— Друг, помоги: заклепки чего-то задирает.

— Милый ты мой, да разве я когда откажу? С нашим большим пролетарским удовольствием! Только не сей момент. У самого все горит.

— Да ты только глянь и подскажи.

Но Красников отрицательно покачал головой.

Колька возмутился: «Неужели трудно пройти два шага к станку, помочь?» Ему стало жаль маленького Грушу с большими торчащими ушами.

Размышления подростка прервало появление в цехе мастера Грачева. Пришел он к новому прессовщику. Встретились они, как старые друзья. Оживленно разговаривая с Грачевым, Красников торопливо сбросил с себя спецовку и, обмывая керосином руки, кинул Кольке:

— Повесь в ящик барахлишко. Убери у пресса. Заготовки притащи на завтра, да побольше.

Ушел он с Грачевым в приподнятом настроении.

— Куда это они торопятся? — спросил у Груши Колька.

— Известно куда. К дяде Ване.

Кто такой дядя Ваня, Колька постеснялся спросить. Лишь позже он узнал, что речь шла об обычной пивнушке, прозванной так по имени ее заведующего.

Однако надо было выполнять поручения своего начальника. Время поторапливало. Ящика для бракованных деталей не оказалось. Колька вспомнил: целая гора их навалена у входа в цех. Он вышел и зажмурился от яркого солнца.

Через секунду Колька открыл глаза и словно впервые увидел траву, пробившуюся сквозь мусор. Стало почему-то весело. За спиной, в цехе, стучали прессы, со стапелей доносился треск клепальных молотков. Поодаль, над разрушенным чугунолитейным цехом высилась закопченная труба.

Какая она высокая и смешная! Верх у нее весь черный, в саже, будто подрисован. Опустив глаза, Колька увидел… Он напряг зрение. В литейку вошел Грачев, Красникова с ним не было. И сразу подросток вспомнил наказ матроса. Колька было бросился вперед, но тут же остановился. Работы у него много. Ему нельзя. Схватив пустой ящик, помчался к Васе. Но Каланча не мог оторваться от горна.

— Дуй к Наташке, — шепнул он.

Наташа вместе с девушкой-напарницей отбраковывала гайки. Она сразу все поняла.

— Я сейчас.

До литейного цеха было недалеко… Преодолевая волнение, Наташа осторожно заглянула через пролом в кирпичной стене. В разрушенной цеховой конторе копошился мастер. Он торопился и время от времени опасливо оглядывался. Стараясь лучше разглядеть, что он делает, Наташа оступилась, и из-под ног ее посыпались разбитые кирпичи. Наташе показалось, что она выдала себя. Она в страхе бросилась назад.

Колька и Каланча выслушали ее сбивчивый рассказ.

— Слетай к Зинке, — посоветовал Каланча, — и прощупай не повезет ли она сегодня помои Рыжему козлу.

— Ты думаешь, — спросил Колька, — мастер что-то прячет в литейке, а в бочке вывозит?

— Как пить дать! Дуй веселее, да веди себя с умом…

Толстушку Зинку Колька встретил у столовой. Вместе с другими девушками она колола дрова.

— Коля! — приветствовала она его. — Это ты? Пошли к Степану Степановичу. Ох, и обрадуется он тебе. Сейчас всем скомандует: «Смирно, к параду го-о-товсь!»

— Да постой ты, — отбивался от нее Колька. — Когда повезешь мастеру фураж? — И тут же мысленно обругал себя: нечего сказать, с умом подошел. Но Зинка ничего плохого не усмотрела в его вопросе.

— На шальной Карьке прокатиться захотел?

— Соскучился.

— Не скоро. Придется потерпеть…

— Вот, — заявил Колька, когда друзья собрались домой, — не везет нам. Пока все по-прежнему неизвестно.

— О чем вы? — спросил неслышно подошедший Костюченко. — Не видели, куда отчалил Красников?

— К дяде Ване!

Матрос покачал головой:

— Еще и работать не начал, а уже того… Не запил бы. — Он ушел.

Наташа задумчиво спросила:

— А может, рассказать дяде Глебу, что Грачев в цехе копался?

Каланча недовольно поморщил нос.

— Еще ничего не разнюхали. Чего болтать?

— Верно, — согласился Колька, — сделаем — тогда…

Каждое утро, приходя в цех, Колька ощущал какое-то новое приятное чувство.

Начало совместной работы с Красниковым принесло успех. У того все «горело» в руках. Ни один прессовщик не мог с ним сравнятся в быстроте. Отстал от «короля прессовщиков» даже Зайченко. Как-то Колька при Красникове выразил сочувствие Михаилу Федоровичу.

Красников обжег Колю злобным взглядом:

— Не спи! Не разевай рот, нечего подыгрывать Зайцу.

Колька молча выслушивал несправедливые замечания. Он не собирался защищаться. К чему? Он хотел только одного: обеспечить Красникова хорошо накаленными заготовками. Подходившие к прессу рабочие, восхищаясь работой Красникова, говорили:

— Да и нагревальщик, видать, не промах!

Красников обожал славу. И не хотел ее делить с кем-либо. Он отпускал злые шуточки по адресу Коли.

— Ползешь, как каракатица, — ехидничал он, — не Зайченко ли тебя обучал?

Колька хотел громко крикнуть в ответ: «Да, Михаил Федорович! Он лучше вас!» Но сдержался.

Каланча и Наташа переживали за своего друга:

— Поговорить бы мне с Красниковым. Я бы показала ему, как издеваться, — возмущалась Наташа.

— Кольке так и надо! Зря терпит. Плюнул бы ему в рожу и удрал, — возразил Каланча.

К их разговору прислушался Зайченко.

— Вот ты, парень, не глупый, — сказал он, — а болтаешь ересь. Бросил работу! А где твоя сознательность? Рабочий ты человек или нет?

— Дык он Кольку задирает!

— Дык! — передразнил Михаил Федорович. — Запомни: найдется кому вправить мозги Красникову…

Зайченко неожиданно умолк.

— Эге, — пробормотал он, не спуская глаз с Красникова и Коли, — кажется, парнишка решил проучить своего старшего.

Красников по-прежнему работал шумно, с криком, то и дело подгонял подручного.

Второпях Колька обронил брезентовую рукавицу в горн. Произошла короткая заминка. Без рукавицы работать нельзя — клещи горячие. Красников рассвирепел:

— Будешь работать? Здесь тебе не в бабки играть!

Ничего не ответив, Колька стал несколько скорее бросать в лоток заготовки. Раньше он подавал их, считая в уме до трех, теперь приложил силы, чтобы уменьшить счет до двух.

Зайченко разгадал его стремление: «Если Колька добьется своего, Красникову не сдобровать».