Дина повернула ключ в двери и, остановившись на миг, прислушалась, нет ли Маргарет в доме. Но в нем было пусто. А у Маргарет к тому же это был свободный день. Неужто? Разве прошли не недели? Не месяцы, не годы? Разве она ушла с Беном не в предыдущий вечер, ушла, чтобы насладиться любовью с ним в первый раз? Неужели прошло только восемнадцать часов с того момента, как она покинула этот дом? Закрывая за собой дверь, она слышала, как бьется сердце. У него в доме было так спокойно, пока она принимала ванну и одевалась. На террасе она смотрела, как возятся друг с другом две маленькие птички; потом она, приводя в порядок постель, послушала одну из его пластинок. Уходя, она вытащила сливу из большой фруктовой корзинки в кухне, и у нее появилось ощущение, что она прожила там много лет, как если бы этот дом был не только его, но и ее. А теперь она снова вернулась к себе домой. В дом Марка, в дом месье и мадам Дьюрас. Она посмотрела на их фотографию в серебряной рамке, которую они сделали во время их первого летнего отдыха на Антибском мысе. Неужели это она? С рюмкой белого вина в руке она стояла совсем беспомощная, в то время как Марк беседовал со своей матерью, на голове которой покоилась громадная соломенная шляпа. Как беспомощно она чувствовала себя снова, глядя на фотографию, как неуютно ей было в этой комнате. Она остановилась у входа в гостиную с шелковыми обоями светло-зеленого цвета и ковром из Обюссона и подумала, что при виде этой комнаты ей уже было холодно. Но это был ее дом. Это было то место, где она жила, именно здесь, а не в маленьком доме на холме, где она только что провела ночь в объятиях незнакомого мужчины. Что же она делала, черт возьми?

Она выпростала ноги из сандалий и босиком прошла в холодную зеленую комнату, сев осторожно на кушетку. Что она сделала? Впервые за восемнадцать лет она обманула Марка, и это все оказалось таким естественным и обычным. За одну лишь ночь ей показалось, что она совсем не знала Марка, как если бы она была замужем за Беном. Она достала небольшую фотографию Пилар, тоже в серебряной рамке, и увидела, что ее рука дрожит. На Пилар был костюм для игры в теннис; ее снимали, когда она была на юге Франции. Дина смотрела на нее почти отрешенно. Она даже не услышала настойчивое звучание звонка. Только через две или три минуты она сообразила, что кто-то был за дверью. Она вскочила испуганно и положила фотографию Пилар на стол. Пока шла к двери, мучительно соображала: кто это мог быть? Кто знал о ней? А что, если это Бен? Она не готова была его сейчас увидеть. То, что они сделали, было нехорошо. Она должна сказать ему об этом, она должна остановиться сейчас, пока не поздно, пока ее размеренный уклад жизни не затрещал по швам… до того…

— Кто там?

Незнакомый голос сообщил ей о том, что для нее есть пакет. Нерешительно она открыла дверь и увидела посыльного.

— Но я ничего не заказывала…

А потом она догадалась: это были цветы от Бена. В какое-то мгновение ей захотелось вернуть их обратно, отослать назад, сделать вид, что ночью ничего не произошло и никогда более не произойдет. Вместо этого она, взяв сверток, отправилась с ним в комнату, где вынула карточку, и перед тем, как прочесть ее содержание, подержала в руках какое-то время:

«Приходи побыстрей ко мне, моя любимая. Я жду тебя в пять.

Я люблю тебя. Бен».

Я люблю тебя, Бен. Она еще раз пробежала глазами записку, и глаза наполнились слезами. Я люблю тебя, Бен. Было уже слишком поздно отступать. Она тоже полюбила его.

Она взбежала наверх к себе в комнату и упаковала небольшую сумку. Затем отправилась в студию. Она возьмет немного: один или два холста, краски; на время ей этого хватит. Она не пробудет там больше чем несколько дней. И это все.

Она оставила Маргарет номер телефона и объяснила, что гостит у подруги. В пять тридцать она вернулась в его дом. Припарковав свой «ягуар» в полуквартале от него, она с некоторым колебанием направилась к двери. Что она делает, черт возьми? Но он уже услышал ее шаги на ступеньках крыльца. Она еще не успела позвонить, как он открыл дверь с поклоном и улыбкой, жестом руки приглашая ее войти.

— Входи. Я жду тебя уже так давно! — Он бесшумно закрыл за ней дверь. На мгновение она остановилась, глаза ее закрыла пелена из слез.

— Дина? У тебя все в порядке, любимая? — В его голосе была тревога, и она кивнула. Медленно он обнял ее.

— Ты боишься?

Она открыла глаза и после некоторого колебания снова утвердительно кивнула головой.

Но Бен только улыбнулся и, прижав крепко к себе, прошептал ей в волосы:

— И я тоже.

— Итак, малышка, оторвись от подушки, твоя очередь. — Бен нежно дотронулся до ее спины, и Дина застонала.

— Неправда. Я готовила завтрак вчера. — Она улыбнулась в подушку и зарылась в нее лицом.

— Знаешь ли ты, что я люблю тебя, хотя ты и лгунья. Я готовил завтрак вчера и два дня тому назад, и еще четыре дня до этого. В целом, я полагаю, ты задолжала мне три завтрака подряд.

— Это — ложь! — Она посмеивалась.

— Черта с два. Я же сказал тебе, это и есть демократия!

Он тоже засмеялся и попытался вернуть ее тело, нагую красоту которого он так любил, в прежнее положение, чтобы увидеть наконец ее лицо.

— Я не люблю демократию!

— Не пройдет. Я хочу кофе и гренки, поджаренные по-французски, и яйца.

— А что, если я это не стану делать?

— Тогда сегодня вечером будешь спать на террасе.

— Я это знала. Мне нужно было привезти с собой Маргарет.

— A menage a trois[30]? Это звучит мило. А готовить она умеет?

— Лучше, чем я.

— Хорошо. Мы пригласим ее приехать к нам сегодня. — С довольной улыбкой на лице он стал кататься по кровати. — Все же поднимай-ка свою попку с кровати и корми меня.

— Ты начисто испорчен.

— А мне это нравится.

— Ты растолстеешь. — Она села на краю кровати, разглядывая его тело, в котором не было ни грамма лишнего веса. — К тому же яйца не очень хорошая еда, в них много карбогидратов, или холестерола, или хромосом, или еще чего-то и… — Он указал ей жестом в направлении кухни, скорчив гримасу, и Дина поднялась со словами: — Я тебя ненавижу.

— Я это знаю.

Смеясь, она исчезла на кухне. Они были вместе уже две недели, которые казались одним мгновением в жизни. Они вместе и готовили, и делали все работы по дому. Маленькая забавная женщина в летах приходила дважды в неделю делать уборку в доме, остальное Бен любил делать сам, и Дина нашла, что помогать ему в этом доставляет ей удовольствие. Они вместе ходили на рынок, готовили ужин, отполировывали медные вещи, боролись с сорняками, растущими вместе с цветами на террасе. Она наблюдала, как он роется в каталогах по поводу предстоящих аукционов, а он смотрел, как она рисует карандашом, работает пастелью или пишет маслом. Он был первым, кому она позволила наблюдать за своей работой. Они читали детективы, и смотрели телевизор, и ездили на прогулки; они бродили по пляжу поздно вечером и дважды ездили на ночь в его дом в Кармел. Она сходила на вернисаж в его галерее и побывала с визитом у одного художника в качестве его жены. Казалось, что другой жизни не было до этого момента, и ничего иного не будет потом — у них было только то время и та жизнь, которую они проводили вместе.

Дина поставила поднос с завтраком для Бена и принесла его газету.

— Знаешь ли ты кое-что? Ты мне нравишься. И это правда.

— Для тебя это новость. Ты боялась, что испытание демократией сломит тебя?

— Возможно. — Она присела, слегка пожав плечами, со счастливой улыбкой на лице. — Уже давно я не заботилась ни о себе, ни о ком-либо еще на практике. Я отвечала за каждого, но я не помню, когда готовила завтрак в последний раз. Или делала хотя бы одну из тех вещей, которые мы сделали с тобой вместе.

— Я не люблю зависеть ни от кого, включая горничных. В целом я люблю вести простой образ жизни.