Ким поджидала его за столиком у окна, любуясь видом города по ту сторону залива.

— Не возражаете, если присоединюсь к вам? — Она, вздрогнув, обернулась на его голос, а затем рассмеялась.

— На минутку я подумала, что ты местный ловелас. — Она широко улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. Он, как всегда, выглядел приятно, такой подтянутый, в блейзере, красивых брюках и полосатой рубашке; но ей показалось, что в глазах его была какая-то тревога.

— Мне не везет, мисс Хоугтон, ловеласы не в моде нынче. Или, может быть, их место теперь заняли женщины.

— Ну уж ладно.

— Не хочешь ли что-нибудь выпить? — спросил он. Она кивнула, и оба они остановились на коктейле «Кровавая Мэри». Глядя на залив, он спросил: — Ким?

— Да, я знаю. Ты хочешь сказать, что ненавидишь рекламу. Я тоже. Но у меня есть кое-какие соображения.

Он покачал головой и обратил на нее свой взгляд.

— Это, по правде говоря, неважно, хотя ты права. Мы поговорим об этом попозже. Я хочу спросить кое-что еще. — Он выждал какое-то время, и Ким тоже молчала, теряясь в догадке, не связан ли его вопрос с тем, что она увидела в его глазах.

— О чем это? — Он смотрел с такой мукой во взгляде, что ей захотелось дотронуться до него рукой.

— О Дине.

Сердце у Ким почти замерло.

— Ты видел ее?

Но он снова покачал головой.

— Нет. А ты? — Ким кивнула в ответ. — Что-то случилось? Я только что обнаружил в местной галерее четыре ее работы, и я не понимаю, в чем дело. Почему она решила продать там свои картины? Ты знаешь, за какую цену они их продают? За сто шестьдесят, сто семьдесят пять долларов. Это смехотворно мало, лишено всякого смысла. И они сказали что-то о ней, как о местной художнице. Местной из Сасалито. А в этом вообще нет никакого смысла. Что, черт возьми, происходит?

Ким сидела, глядя на него, ничего не говоря. Она не была уверена, что ей можно сказать. У нее на сегодня запланирована встреча с Диной сразу после ленча. Ей не надо было искать предлог для объяснения, почему она завтракала в Сасалито. И она была рада этому. Таким образом, ей удастся заехать и повидаться с Диной перед тем, как вернуться домой. Но что она могла сказать Бену? Как много из того, что знает?

— Ким, пожалуйста, скажи мне. Ты знаешь? — В его глазах была и мольба, и беспокойство.

— Может быть, кто-то решил продать картины в галерее после того, как купил их у нее. — Ей надо было посоветоваться с Диной, прежде чем раскрывать что-либо ему. Она должна была. Она обещала это Дине, но ей хотелось рассказать ему про все сейчас.

— Нет, не в этом дело. Девушка сказала, что они их покупают у нее самой. Но почему? В такой галерее, в таком месте? Она не хочет, чтобы об их продаже знал ее муж? С ней случилась беда? Ей нужны деньги? — В его глазах застыла мольба и просьба к Ким рассказать обо всем, и она глубоко и тяжело вздохнула.

— О, Бен. Что я могу сказать? В жизни Дины многое изменилось.

— Но, видимо, недостаточно многое, чтобы она позвонила мне.

— Возможно, она позвонит. Со временем. Она до сих пор потрясена смертью Пилар.

Он молча кивнул, и некоторое время они сидели в полной тишине. Говорить о работе сегодня ему хотелось менее всего. Он думал только о Дине. Он знал, что что-то было не так.

Он снова посмотрел на нее, и она готова была умереть от одного выражения его глаз.

— С ней произошло какое-нибудь несчастье?

Но Ким кивком головы дала ему понять, что «нет».

— С ней все в порядке, Бен. В некотором смысле она впервые чувствует себя счастливой теперь.

Ей хотелось проглотить свой собственный язык за сказанные слова. Дина была даже более счастливой в прошлое лето, но Ким не была уверена в том, удастся ли ей сгладить смысл того, что она только что произнесла.

— Она много рисует.

— И она счастлива. — Он посмотрел на залив, а потом на Ким. — С ним… — Но тут Ким не смогла больше выдержать этого. Она медленно покачала головой.

— Что ты имеешь в виду?

— Он уехал во Францию. — Дина сказала ей об этом в прошлом месяце. Марк решил вернуться к себе на родину.

— Навсегда? — Бен был потрясен. Ким едва кивнула. — А она осталась? — Ким снова кивнула, и он посмотрел на нее с таким отчаянием в глазах. Она не позвонила ему. Марк уехал, а она не позвонила. Но пока Бен рассматривал бокал, он почувствовал мягкое прикосновение руки Ким на своем плече.

— Дай ей шанс, Бен. Многое произошло в ее жизни. Ей понадобится, я думаю, еще несколько месяцев осмыслить все происшедшее.

— И она живет здесь? В Сасалито? Но во всем этом нет никакого смысла. Почему бы ей не жить в их прежнем доме? Неужели он просто сбежал и оставил ее? Означает ли это, что они разводятся?

Ким глубоко вздохнула.

— Да.

— На этом настоял он или она? Ким, ты должна сказать мне. У меня есть право знать это.

— Я первая, кто согласится в этом с тобой, Бен. — Но попытайся сказать ей… Это была ее инициатива, и он согласился. У него на деле не было выбора.

— Как она? Справляется ли? У нее все в порядке?

— У нее все прекрасно. Живет в маленьком славном домике, пишет картины, готовится… — И тогда она остановилась; она зашла слишком далеко.

— Готовится к чему? — Он был снова растерян, Ким доводила его просто до бешенства. — Ради Бога, Ким, неужели эта чертова галерея организует выставку ее картин? — Он был в ярости. Как они осмеливаются? И вдруг Ким рассмеялась. Она посмотрела на него, и в ее глазах зажглись огоньки.

— Ты знаешь, это просто безумие. Мы сидим здесь, участвуя в вечере ответов и вопросов относительно судьбы Дины, когда ей нужно только одно — ты. — Ким вытащила из сумки ручку и выдрала клочок бумаги из рекламного проспекта. Она написала адрес и протянула его ему. — Поезжай. Вот ее адрес.

— Сейчас? — Он ошеломленно смотрел на клочок бумаги. — Но что, если… если она не захочет меня видеть?

— Захочет. Но все остальное зависит теперь только от тебя. — Она рассмеялась. — И если она будет возражать, взгрей ее. — Он усмехнулся и снова смущенно взглянул на нее.

— А как же наш завтрак? — Все, что ему хотелось, — побыстрей выбраться отсюда и отправиться к Дине. Он и правда не хотел оставаться здесь более ни минуты, и Ким знала это. Она понимающе улыбнулась.

— Черт с ним, с завтраком. Мы поговорим о рекламных проспектах в другой раз. Отправляйся. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее, взяв крепко за плечо.

— Однажды, Ким Хоугтон, я отблагодарю тебя. Но сейчас, — и он улыбнулся ей, — я должен бежать. Скажи мне, должен ли я взломать дверь или просто спуститься в дом по дымоходной трубе?

— Брось в окно стул. Это всегда надежнее.

Он все еще улыбался, садясь в машину, и через пять минут попал в тупик. Он снова взглянул на обрывок бумаги и сразу понял, что ее дом был спрятан за большими кустарниками и окружен забором из штакетника. Он сомневался, дома ли она. Может быть, ее не было дома. Он казался испуганным. Что он скажет ей? Что, если его приход будет неприятен? Он не сможет вынести всего этого, если после долгих месяцев, проведенных в мечтах о ней, она так поступит с ним.

Он вышел из машины и медленно зашагал к двери. Он мог слышать, как кто-то ходил внутри дома, откуда раздавались звуки тихо играющего джаза. Он позвонил и тут же постучал. Быстрее, чем он ожидал, он услышал звук ее голоса откуда-то из глубины.

— Привет, Ким. Там открыто. Проходи. — Он только хотел открыть рот, чтобы сказать ей, что это не Ким, но тут же закрыл его. Он не хотел, чтобы она узнала правду, пока он не вошел внутрь, не увидел ее, хотя бы на мгновение, хотя бы только раз. Еще раз. Он толкнул рукой дверь и очутился в ярко освещенной маленькой передней. Но там не было никого.

— Ты вошла? — Она прокричала откуда-то сзади. — Я раскрашиваю стены в другой спальне. Сейчас появлюсь.

Он почувствовал, как все у него внутри растаяло, когда он впервые за пять месяцев услышал ее голос. Он просто застыл на месте и ждал, когда она выйдет. Он хотел что-то сказать ей, но не мог. Он ощутил, что у него на это не хватает сил. Но она снова крикнула: