Но довольно рефлексий! На Каче волею великого князя был устроен каток. Его императорское высочество изволило научить красноярцев новомодной (со слов Константина) игре — хоккею. Играют в него, как утверждал великий князь американские аборигены. По указке высокого гостя были сооружены ворота, изготовлены клюшки и пара дюжин крепких кожаных мячиков — всё параметров классического хоккея с мячом. И две команды, по одиннадцать человек в каждой стремились поразить ворота соперников. Благо лёд на Каче весьма толстый и достаточно гладкий — куча мала иной раз такая образовывалась…

Коньки мало у кого имелись, играли по большей части на валенках, но с подачи великого князя произвели сбор и «накидали в кружку» на полсотни пар стальных коньков, которые будут выдавать на игру и тренировку лучшим игрокам. Такие вот дела, с одной стороны от скуки решил приколоться. А с другой — глядишь и появятся Ломановы-Пашкины-Ануфриенко-Максимовы-Викулины на земле красноярской на полтораста лет раньше. Шутка, конечно, но физкультура завсегда полезна.

Видя какую популярность среди красноярцев приобрели хоккейные поединки пришлось рявкнуть (с первого раза не понял) на губернатора, дабы власти учредили большой каток в центральном городском парке и гоняли по весне и осени, когда тонкий лёд, с реки ребятишек. У топнет по собственной дурости какой охламон, а всё одна молва к Константину привяжет, с его мол, подачи на лёд выскочили, кабы не новомодный хоккей, так бы и ковыряли в носу на завалинке… Копылов проникся и обещал за безопасностью «хоккеров» надзирать архипристально.

Что касается декабристов, проживавших на тот момент в Красноярске и в малых городах и сёлах губернии, то я решительно пресёк попытку жандармов, удалить их на время пребывания великого князя в городе. Не пристало Константину Романову бояться государственных преступников! Пусть они боятся. Василий Иванович Копылов только страдальчески скривился и предсказуемо слёг на неделю, слаб здоровьем губернатор.

С Амура слал весточки Невельской. Я же, пользуясь тем, что нахожусь на четыре тысячи вёрст ближе к Геннадию Ивановичу, первым прочитывал его послания и обстоятельно отвечал капитану первого ранга. Невельской рассчитывал силы Амурской попэаничной флотилии, должной прикрывать Россию от нападок маньчжурских банд. Я же убеждал каперанга, — лучшая защита это казачьи станицы как по левому, так и по правому берегам. Содержание речной флотилии дело недешевое, да и вмерзать в лёд будет на полгода и более. Нет уж, отодвигать границу от Амура нам предстоит, дорогой Геннадий Иванович! II устремлять свой взор на Сахалин, Курилы, Камчатку, Аляску и Калифорнию! Великий океан! И кто догадался его назвать Тихим?!

На «высоких берегах Амура» в настоящее время жизнь била ключом. Казаки-переселенцы, утвердившись на левом берегу, яро взялись за истребление китайских шаек, промышлявших грабежами золотонош и браконьеров. Доблестные станичники, не особо разбираясь, кто есть кто в хитрых азиатских раскладах, валили всех попавшихся.

А ещё китайцы, прослышав, что не успел старший сын русского императора, предерзко захвативший Сахалин, отбыть домой, как ему на смену с неисчислимой армией движется второй сын, назначенный наместником дальневосточных владений Российской империи, ужаснулись. После разгрома несколькими тысячами англичан огромных армий Поднебесной империи (по сути — толп, трусливых и неорганизованных) в Пекине царила паника. В кон-то веки китайские стратеги соизволили поизучать карту и обнаружили, что Россия может двинуть к границе стотысячную армию. А мандарины, шпионившие за отрядом цесаревича Александра, доносили о невероятных боевых качествах русских варваров. В принципе, так оно и было, цесаревича сопровождали лучшие из лучших. И выучка и вооружение и снаряжение — всё на высочайшем уровне!

По данным Невельского и двух наших резидентов — купцов, работающих на Россию, китайцы, изрядно истощившие казну выплатами контрибуции загребущим англичанам по итогам Опиумной войны (я то знал, что она — Первая Опиумная) решили спешно заключить равный мирный договор с Россией.

Ишь, гады, с просвещенными мореплавателями рады и «неравному договору», а как Россия, так равный подавай? Нет уж, узкоглазые соседушки, ЗДЕСЬ я вам всё припомню и Даманский и Тарабаров, и вырубленные лесные массивы в Забайкалье и вонючие детские игрушки, и помидоры химией напичканные!

Спешно написал брату, отцу и Литке. Если у Фёдора Петровича запрашивал — можно ли пять-семь фрегатов с Балтики самой ранней весной дополнительно отправить в дальневосточные воды, вслед за четвёркой из «Константина», «Авроры», «Дианы», «Паллады», то у родственников просил полномочий на ведение переговоров с «соседями». Клятвенно обещал Николаю Павловичу вырвать у цинцев Уссурийский край и Приморье. Ну или шлите «взрослого» переговорщика, всё равно от меня никуда не денется, спляшет так как скажу. А если будет дипломат выёживаться, как Андрюшка Козырев в моей реальности, — удавлю гада по тихому и обвиню китаёз в отравлении.

Чёрт! На пятнадцать лет раньше можно Владивосток основать. И ЗДЕСЬ Николай Николаевич Муравьёв будет жить без приставки — Амурский. Впрочем, прозвище сие плотно «прилипло» к брату Саше, едва он вернулся в Петербург, — Александр Амурский! Звучит! Но я не гордый. Если император пошлёт во главе делегации Муравьёва, — неимоверно счастлив буду. Мне по большому счёту и Сибирь и Амур потребны единственно как трамплин для прыжка на американский континент. Уж коль попал «в шкуру» великого князя Константина Николаевича — будь добр, переиграй так, чтоб Аляска оставалась российской территорией. И даже прозвище от благодарных потомков, какой-нибудь Костя-Американец тут не главное…

Глава 8

Дочерна загорелый капитан первого ранга Невельской аки смерч пронёсся по небольшой «яхте» щедро одаривая матюками нерасторопных матросов. Гм, раньше за Геннадием Ивановичем пристрастия к крепким выражениям не замечалось, особенно в присутствии высокого начальства, а великий князь Константин, хоть и питомец Невельского, но, как ни крути — генерал-адмирал флота российского.

Яхтой посудина, гордо бороздящая амурские волны, могла именоваться исключительно из уважения к заслуженному каперангу, исследователю дальневосточных земель, по чертежам которого и было построено плоскодонное чудо. Но для Амура пятнадцатиметровая «Надежда» весьма хороша.

Показательно, но кораблик-плоскодонка поименован «Надеждой» в честь песни Константина. Той самой, про «незнакомую звезду». Попавшие на Дальний Восток с цесаревичем Александром молодые и здоровые парни скучали по дому, по многолюдству питерских проспектов и когда до них дошёл сборник стихов поэта К. Н. Романова, именно «Надежда» стала гимном дальневосточников. Правда и моряки посчитали песню своей, слегка переделав на морской лад: «Надежда, компАс мой земной». Будучи шефом флота Константин против такой правки не возражал и охотно исполнял «морской» вариант в кают-компаниях и в Морском Собрании. А «взлётные огни аэродрома» перелицевались в «нам тоска по Родине знакома».

Ещё в Красноярске «отпустил» большинство из полутора тысяч молодых казаков переселенцев вперёд, на Амур и его притоки. Осталась лишь та неполная сотня, что решилась перебраться в Америку. Эх, неужели в форте Росс появится зародыш «Калифорнийского казачьего войска». II смех, и грех, и понимание — а ведь появится!

Прочих, «амурских» станичников ждали земляки, пришедшие на Дальний Восток с цесаревичем Александром. «Амурские пионеры» (так их именовали в столичных газетах) рассредоточившись по берегам и притокам великой реки, ждали подкреплений, спешно строились и, готовились принять пополнение, о чём и сообщали идущим с Константином казакам, мол распланировали новоприбывающим усадьбы, земельные паи, самое время готовить лес, строиться.

Будущим амурцам, после зачтения таких посланий очень уж хотелось погрузиться в хозяйственные хлопоты, а не сопровождать царского сына. Резонно. Потому и отпустил славных сыновей Дона и Кубани, решивших перебраться на самый край географии с лёгким сердцем, выделив каждому по пятьдесят рублей на обзаведение. Деньги были. Старообрядцы великого князя, что называется, «купили с потрохами». Ровно полмиллиона ассигнациями — такой вот получил я в Красноярске «взнос» от ревнителей правильной веры. В ответ попросил на Аляску и в Калифорнию священников, хотя бы двух-трёх, клятвенно пообещав разрешить крестить американских аборигенов и по правильному канону. Кержаки (так я часто называл в прежней жизни старообрядцев) прониклись и скоренько засобирались в обратный путь. «Вербануть» сына императора, — огромный для них успех. А мне какая разница — двумя перстами люди крестятся, тремя ли? Драгметалл, презентованный «партнёрами» по золотодобыче, загрузили в особые ящики и везли под строгой охраной вместе с архивом, но отдельно от казны Экспедиции. Отец на всё про всё выделил девятьсот пятьдесят тысяч рублей, зорко устерегаемых бдительным ревизором, не скрывающим своей принадлежности к конторе графа Бенкендорфа. Но я в казённую кубышку лапу не запускал, «шиковал» на собственные накопления, которые до последнего рубля забрал в поход. Сумма получилась внушительная — двести тридцать тысяч, здесь и выручка завода и подношения от барыг-лошадников. Так что свои копеечки я широким жестом «вложил» на прокладку идеального тракта Томск — Енисейск, СВОИ!