А после Красноярского «покоса» Константин вполне олигарх. Причём из первых. Поступления от золотодобычи идут регулярные, прииски в енисейской тайге вышли на пик. Жаль, но через несколько лет объёмы добываемого «легкоподъёмного» золота резко упадут. Но остаются подряды на строительство железных дорог…
Да, и о Клейнмихеле, коль про «железку» разговор зашёл. Заказал я Петра Андреевича, старообрядцам же и заказал. Когда, после нашей плодотворной встречи на берегах Енисея они уже уходить наладились, Константин «вспомнил» о выгодных подрядах на «чугунке». Только вот, посетовал великий князь — каверзы граф Клейнмихель учиняет. «Хоть бы зарезал его кто, чёрта лютеранского»!
Честно говоря, не интересовался вероисповеданием графа, про лютеранство ляпнул просто для усиления эффекта, но по тому, как понимающе впитали информацию и купчина и «учитель-разночинец» понял — недолго осталось Петру Андреевичу.
Вот и славно, — убрать негодяя чужими руками и в то время, когда сам нахожусь за многие тысячи вёрст от Петербурга, что может быть лучше.
Как показал опыт Дальневосточной Экспедиции цесаревича основной проблемой больших воинских соединений, перебрасываемых на тысячевёрстные расстояния, становилось не пропитание личного состава, — в девятнадцатом веке Сибирь сказочно обильна дичью и рыбой, местные власти легко предоставляли необходимое продовольствие, но фураж.
Прокормить коней, которых у отдельных казаков было даже не по два, а по три-четыре, та ещё задача. В Красноярске почему так долго и задержались, — в город расторопные купцы свезли значительные запасы овса и отменного сена и станичники, подкормив скакунов, решились на рывок до Байкала и далее на Читу, Нерчинск, Сретенск…
По левому берегу Шилки и Амура шла «царская тропа», пробитая Сашиной Экспедицией и за эти годы изрядно улучшенная. По крайней мере, так я считал, изучая карты участка пути от Байкала до Амура, когда неделю провёл в Иркутске. Железное правило, введённое ещё братом по обмену информацией и передаче сообщений о состоянии пути, погоде и прочих новостях «на маршруте», встреченным гонцам или воинским командам, работало. Во всяком случае мне, как начальнику Экспедиции, доставлялись депеши, подробно расписывавшие что ожидает отряд великого князя через сто, пятьсот и более вёрст. Общая информация о погоде, о вскрытии рек и так далее не являлась секретной и озвучивалась опытными фельдъегерями непосредственно всем идущим на восток отрядам и отдельным семьям переселенцев. Всё-таки здорово, что Александр «проторил дорожку», без наработанных схем куда как труднее пришлось бы.
В Иркутске нас встречали колокольным трезвоном, отчего-то в городе решили, вот-вот начнётся война с китайцами и отряд великого князя — защита и спасение от неминуемой погибели. К сожалению «набросившего на вентилятор» сплетника отыскать не удалось, хоть и старались.
В походе на внешний лоск и единую форму внимания не обращали, разве что дважды, в Екатеринбурге и Красноярске, прощаясь с гостеприимными хозяевами вырядились в парадную форму и устроили что-то вроде торжественного марша, когда уходя на восход, мои финляндцы гордо чеканили шаг и складно орали «боевые», немного похабные песни. Аборигены, как уральские так и сибирские невероятно впечатлились, в воздух летели и чепчики и малахаи. Пришлось потом то ли семерых, то ли восьмерых романтиков, юных «путешественников» убежавших вслед за Экспедицией, отлавливать и возвращать родителям. Выпороли конечно неслухов, а как иначе? Но! Каждому такому «бегунку» Константин ЛИЧНО написал приглашение, по достижении совершеннолетия и в случае зримых успехов в изучении наук, прибыть на Сахалин или в американские владения Российской империи для служения Отечеству. Как затем рассказывали «знающие люди», — почти все письма великого князя были помещены родителями в рамочку и хранились в красном углу. Ну а что — необычный немного «пиар» романтики дальних странствий, неформатный, так и век покамест только девятнадцатый…
Думаю, моё разномастно одетое воинство чертовски походило на армию батьки Махно, только вместо тачанок казаки и гвардейцы ладили сани, куда и сгружали нужные для всякого переселенца вещи и небольшой запас сена. А что — деньги были, лошадей на каждого минимум по две, трястись же всё время в седле удовольствие так себе.
Был невероятно удивлён, обнаружив у казаков лопаты, косы, вилы и топоры «Завода железных изделий Константина Кузнецова». Неужели из Петербурга надо переть такую тяжесть? Срочно подумать над расширением производства мелочёвки, разного там инвентаря и посуды где поближе, в Сибири, да в том же Томске поставить филиал моего заводика, чего пропадать наработанным технологиям.
Казаки ушли вперёд, предварительно истратив великокняжеские полусотенные «подъёмные» на закупку полезных всякому переселенцу вещей. Пропивать свои дарственные деньги Константин строго настрого запретил, приказав употребить их в ДЕЛО, ну и станичники не подвели — ни одного случая злоупотребления алкоголем!
В самом деле — какой смысл тащиться некоей «великой армией»? Войны с Китаем нет, можно и небольшими отрядами передвигаться. А в качестве охраны, помимо офицеров свиты и личного конвоя, — восемьсот гвардейцев Финляндского полка, и без казаков небольшую победоносную войнушку можно организовать, если учесть как англичане в Опиумной войне силами четырёх или пяти максимум тысяч громили наиболее богатые и густонаселённые провинции Поднебесной и разгоняли сильнейшие китайские армии. На севере же к трёхтысячному отряду казаков, пришедшему на Амур с братом Сашей, добавляется полторы тысячи «моих» станичников. Да ещё тысяча гвардии, конвоя и офицеров свиты. Силища! Правда родитель, как чуял — в грозном письме велел не отвлекаться от основной цели «путешествия» и проинспектировав дальневосточные и заокеанские владения Российской империи возвращаться тем же сухопутным маршрутом в Петербург. Николая Павловича почему то волновало прохождение мыса Горн, и он категорически запретил особо усердствовать в океане. Так, по чуть-чуть, — от Сахалина на Камчатку, потом на Аляску, засим до Калифорнии и обратно тем же маршрутом, ни в коем случае не пересекая Тихий океан «напрямки», что мне, как генерал-адмиралу, было даже немного обидно.
Хотя, строжась, венценосный родитель всё же заботился о строптивом сыне — не пожалел четырёх фрегатов с лучшими экипажами, чтоб Константин и на шаткой палубе чувствовал силу и мошь российского флота, подкреплённую сотнями орудий.
Рандеву с эскадрой намечено в августе в Александровске-Сахалинском, потом уйду на «Авроре» с «Палладой» в Новоархангельск. Там и зазимую. Или всё таки в форте Росс?
А пока середина июня 1844 года, яхта «Надежда» под всеми парусами летит по Амуру. Геннадий Иванович, со времени «закрытия Амурско-Сахалинского вопроса» за пять лет изрядно изучил реку, прошёл от устья Амура и до слияния Шилки и Аргуни с десяток раз, умудрившись практически в одиночку составить лоции, на некоторых участках весьма и весьма подробные. Титанический труд выдающегося морского офицера по достоинству оценил император, видящий (с подачи Литке) в ближайшем будущем Невельского адмиралом и командующим морскими силами России на Тихом океане. Назвать небольшой отряд из пяти фрегатов и десятка транспортов и шхун флотом отец категорически не желал, а мне пролоббировать «создание» Тихоокеанского флота куда раньше чем в моей реальности, не удалось, сколь ни старался.
Геннадий Иванович после бурной и радостной встречи с учеником, старался убедить Константина в необходимости создания Амурской военной флотилии, каковая будет серьёзно воздействовать на китайских соседей, даже и при занятии правого берега Амура казаками-переселенцами.
Патриот и державник Невельской указывал, опираясь на карту Амурского бассейна, на возможность перерезать коммуникации маньчжурам, продвигаясь по достаточно полноводной Сунгари и беспрепятственно высаживая десанты в глубоком тылу неприятеля. Пришлось согласиться с наставником, некогда обучавшим маленького Костика азам морской науки. Однако предложил проработать вопрос укомплектования Амурской флотилии исключительно пароходами, не зависящими от погоды и речных течений.
