Прибежал взъерошенный атаман.

— Ваше императорское высочество! Да как же так, без предупреждения то! Мы и ведать не ведали и не сготовлено ничего эдакого для вашего стола.

— Семён Петрович, ты б не суетился так. Попаримся, отдохнём, выспимся, завтра к обеду и подходи в гости. В губернаторском доме кто лавки, столы и прочее изготавливал, не твои казаки? Ах, финляндцы. Видишь каких рукастых помощников оставил в твоей станице.

— Я Поскрёбышеву Прошке то заноз в задницу позагоняю, — продолжал сокрушаться атаман, — не посмотрю что гвардии фельдфебель! Не сказал же ни словечка, ирод!

— Хватит причитать, господин атаман. Не сказал, потому что не знал. Возникла государственная надобность, вот и пришлось мне с места сорваться. Ладно, Семён Петрович, иди. Хотя постой, у тебя куры есть?

— Как не быть, ваше высочество, разводим. Супчику куриного желаете?

— Нет. А вот от яишни завтра в обед не откажусь. Надоело на мясе да на рисе.

— Есть, есть яйцо, как знали собирали! На сале изволите?

— Ну, если сало есть, давай на сале, чтоб со шкварками. Пост в походе не блюдётся, а мы люди служивые, то туда, то сюда. То бегом, то ползком…

Новости, полученные на следующий день от станичного атамана, порадовали. После Крещения господня пойдёт обоз на запад, куда я и определил мичмана Дмитриева, дав ему в провожатые двух матросов с «Дианы», — всё равно фрегат намереваюсь держать постоянно в заливе Петра Великого, комплектность экипажа не так важна. А вот «Авроре» и «Палладе» предстоит побегать. Всё таки я «удачно зашёл» — второй день в Константиновской отсиживались два фельдъегеря. Узнав о «коротком» пути до великого князя они намеревались взять с десяток провожатых и идти по «Поскрёбышевекой тропе». А тут — бац! Самолично прибыл великий князь Константин за почтой. Большая радость гонцам, и пусть, работа у них не приведи господь какая. Расспросил фельдъегерей о амурской «царской тропе». Что порадовало — в зимнее время исправно функционирует, долетают до Сретенска по Амуру и Шилке с хорошей скоростью, несмотря на кажущуюся необжитость местности. Ничего, от хутора до хутора проскакивают за милую душу. Наградил сотней рублей на двоих. Молодцы, заслужили.

Столичные новости немного напрягли. Нет, касаемо меня всё нормально, разве что отец пеняет на непоследовательность — он то думал, рвану прямиком в Америку, там заложу как в детстве хотел «Константинополь Тихоокеанский» и обратно в Петербург, под венец. А непоседа Константин по Амуру да по Сахалину носится. Мда, судя по всему письма по теме Владивостока уже в пути. Что же там батя начертает? А может быть всякое, ведь у Саши беда. У супруги случился выкидыш. Так-так-так. Первые две девочки и потом выкидыш. Неужели в этой реальности с этой же женой Саше сыновей «настрогать» не удастся. Тогда, моя ценность как «производителя» будущих императоров возрастает. Брат таков, если жена не сможет более рожать, не станет разводиться, настоит перед отцом и быть Константину наследником. Ну, если и я вдруг «нарожаю» одних девок, тогда надежда на «запасных», на меньших братиков — Колю и Мишу…

Хм, смех смехом, а дела династические могут серьёзно повлиять на дела внешнеполитические. Срочно переписывать письма отцу и брату! Вернее, добавлять в них патетики и нерва.

«Добавка» выглядела так. Константин считает проект по отторжению у разваливающегося Китая Приамурья и Приморья делом всей своей жизни и не сможет вынести позора отступления перед «жалкими азиатами», которых гоняют в сотни раз меньшие отряды англичан. Неужели русские чудо-богатыри хилее британцев? Нет! Потому Костя только в монастырь уйдёт из Владивостока, ну или в крепость Петропавловскую. И тут же — ударный абзац! Прочно присоединив новые территории к России, второй сын императора желает жениться на принцессе Александре Саксен-Альтенбургской. Подумаешь — троюродная сестрёнка. Зато симпатичная (как говорят) и нрава весёлого. Женившись, Константин видит себя наместником Восточной Сибири и Тихоокеанских российских территорий и просит грозного родителя определить ему в заместители честного и энергичного Николая Николаевича Муравьёва, сразу как он прибудет с излечения.

Уф, вроде всё возможное сделал. Принцессу Александру Костя страстно любил в годы молодые. Это потом уже кобелировать стал и от балеринок детей приживать, за что и пострадал, попал в опалу. Племянник, император Александр Миротворец был блюститель нравов, а не только автор крылатых изречений об армии и флоте — единственных союзниках России. Но ТУТ, судя по всему, если и родится у брата Саши сын и назовут его Александром, совершенно иной будет племянник.

Станичный атаман решил отличиться. Оно и понятно, не каждый день сына императора яичницей потчуешь. Приволок не только яиц и здоровенный шмат сала, но и огромную сковородку.

Мы с мичманом Дмитриевым удивлённо переглянулись.

— Семён Петрович, нас тут всего двое, ты третий, куда полсотни яиц, ребятишек корми!

Когда почтенный казак понял, что его приглашают за стол и великий князь самолично разливает им же принесённую настойку, впал на пару минут в ступор.

Но потом выпил чарку, поднесённую Константином, закусил, выпил вторую и начал рассказ о непростой, но дюже интересной жизни казаков Амурского казачьего войска.

По словам атамана, жилось станичникам спокойно и раздольно, земли полно, урожаи хорошие, когда угадаешь с погодой. А она тут непонятная, непостоянная. Но репа — морковка и прочий овощ вырастает каждый год изрядно. Коров и свиней пока немного, потому и разводят побольше кур, так что яиц много, ешьте на здоровье, ваше императорское высочество. Когда же великий князь посоветовал кур подкармливать мелко порубленной рыбой — и скорлупка прочнее становится и зерна меньше уходит, ведь курица он что свинья — жрёт всё подряд, только сыпь, атаман совершенно ошалел от глубоких познаний Константина в сельском хозяйстве. Одно только печалило почтенного казака — конфликтовал он с моряком Невельским, а тот, став обладателем изрядного количества шанцевого инструмента, станицу Константиновскую всячески зажимал, жалел пил и лопат, хотя и было в Николаевске-на-Амуре и того и другого в избытке.

Утешил Семёна Петровича, во Владивостоке запас изрядный нужных в хозяйстве предметов. Как снег сойдёт, милости просим в гости. Дорогу строить будем от города-порта на Амур и как ра з на Константиновскую выйдем — это ж какая выгода — и река и дорога, сколько народу проезжать будет!

Ошалевший от открывающихся перспектив казак отбыл домой, получив указание к весне готовить изрядное количество цыплят, коих надлежит переправить в славный город Владивосток «тропой Поскрёбышева».

Поручик Скурихин, после продолжительного разговора на улице с атаманом (случайно в окно увидел) пришёл с повинной, — посчитал бравый гвардеец, что не понял великокняжеского замысла и не уделил должного внимания строительству дороги на Владивосток.

Успокоил служаку, похвалил за дом, баню, отметил хорошее качество постройки казармы. Объяснил, что валить лес и проектировать будущий тракт пока рано — мало ли как петляет сейчас «тропа», а тракт пойдёт немного, но по другому. Налил и ему атаманской наливки…

Мичмана Дмитриева отправил 20 января 1845 года вместе с фельдъегерями.

— Счастливого пути, Сергей Павлович. Помните, вы мой личный посланник, подотчётны только мне и никому более, кроме государя императора, разумеется. Надеюсь, что вам удастся «всколыхнуть» московское общество. Брату я написал о вас, — примут и помогут. Бывайте везде, где приглашают, пейте мало, говорите много. Ну, или пойте, не зря же новые песни везёте.

— Ваше высочество! Не сомневайтесь, все силы положу!

— Знаю, верю в вас.

Погостевав в Константиновской с неделю, прихватил следопыта Поскрёбышева и двинулся в обратный путь. Всё-таки я генерал-адмирал, мне положено если не в океане, то близь океана находиться. И по сестрёнкам-кореяночкам соскучился, если честно. Дело-то молодое — всего лишь семнадцать годочков недавно стукнуло! Вся жизнь впереди. А на Аляску ещё попаду. Да и что там от Владивостока до Аляски? Пустяки!