Через день после прибытия во Владивосток и «обратную переквалификацию» плотников в гвардейцев, на площади перед моей «резиденцией» случился небольшой переполох. О приближении крупного кавалерийского отряда незнакомых наблюдателям казаков, мне доложили заранее. А как же — система постов наблюдения и азбука по типу морзянки, великая вещь.

Судя по всему, прибыли старообрядцы, раз уж сначала к церквушке правоверных христиан направились. А не к великому князю доложиться. Ну да ладно, непринципиально. Где же Библия, подаренная мне «господином учителем», достопочтенным «Степаном Николаевичем». Так, положить её на видное место на столе и закладку непременно.

Влетел адъютант.

— Ваше императорское высочество! Прибыли казаки с Дона, говорят, по вашему разрешению поставят станицу в Су чанах.

— Верно говорят, кто командиром у них? Зови!

В кабинет зашёл высоченный детина лет тридцати с угольно-чёрной бородой «до пупа».

— Желаю здравствовать вашему высочеству. Прибыли для поселения как прото договоренность имеется.

— Имеется, имеется договорённость. Как тебя по батюшке то? Проходи, Ефим Фомич, проходи сотник Кустов, присаживайся. Да держи наливочку, не отнекивайся — ваши же мне и поднесли. Самый что ни на есть правоверный продукт!

— Благодарствую.

— Вон, зажуй и слушай.

Сотник был парень толковый, но необразованный, у казаков своя иерархия, там в чинах офицерских нередко ходили произведённые за отличия в боях вчерашние рядовые казаки. Что ж, оно и к лучшему, — нет дворянских условностей, приобретённых от «благородного» воспитания. Впрочем, держится Ефим Кустов свободно. Почтение, конечно, оказывает царскому сыну, но без угодничества. Перспективный кадр, перспективный. Да и вряд ли бы другого прислали «смотрящим» за старообрядческой общиной.

— Так вот, Ефим Фомич, как я и обещал вашим старцам, — указательный палец Константина ушёл вверх, сотник такоже устремил взор в потолок, — отвёл ревнителям истинной веры лучшие места.

— Благодарствуем, ваше высочество.

— Сам видишь, церковку в городе поставили, а там, где поселитесь, станицу казачью сорганизуйте. Почему именно станицу, — в тех местах есть отменный уголь, на котором ходить будут пароходы и паровозы. Слыхал о железной дороге?

— Которую меж Питером и Москвой ставят? Как не слыхать.

— Чуть погодя и здесь такую учиним. А уголь откуда брать? Вот ты и будешь уголёк добывать и продавать. Если не проворонишь, не передашь право своё каким ушлым евреям или там полякам.

— Как можно, ваше высочество! Ни умом ни прилежанием Господь не обидел. Неужто мы не сдюжим?!

— Сдюжите, карту местности, которую вам под станицу отвёл, возьмёшь у старшины плотницкой артели Маслова, единоверца. Как назвать — сами подумайте.

— Слушаюсь.

— Сколько народу привёл, Ефим Фомич?

— Со мной считая — семьдесят шесть казаков.

— А хозяйки где, в дороге?

— Ага, мы с Омска вперёд ушли, старики, детвора и бабы с обозом поди сейчас к Томску подтянулись, зимовать в Иркутске будут, там с нашими сговорено, а на следующий год ждём уже тут. Стройку надо зачинать, чтоб хозяйки и детишки в дом заходили.

— Правильно мыслишь, сотник. Подумай, подобрать надо с десяток таких казаков, которые ради правого дела, ради веры истинной, — я положил правую руку на старинную Библию, Кустов сглотнул и вскочил, — так вот ради сего смогут и бороды сбрить для виду и головы состричь врагам-нехристям. Я в Америку еду, через океан. Там таких отчаюг на время поселить необходимо. Что делать — на месте скажу Но ты знай — надо огромный золотой прииск под себя подобрать. И силой и обманом придётся действовать, под такую задачу посмотри казаков, чтоб не подвели.

— Не извольте сомневаться, ваше высочество. Лучших выберу и сам поеду!

— А бороду не жалко? Эва какая знатная да густая.

— Для дела же ж.

— Вот именно, для дела, — я встал, взял в руки Библию, — думаешь, мне не хочется в открытую выступить, призвать вернуться к истокам правой веры? А нельзя — мигом объявят сумасшедшим, не посмотрят, что царский сын. Император же и прикажет приставить караул. Так-то вот, Ефим свет Фомич. Первым делом — осторожность!

Сотник ушёл такой воодушевлённый, что стало ясно, проблема личной «Тайной канцелярии» с обязательным «отделом спецопераций» практически решена. Где-то за океаном в солнечной Калифорнии наверняка икнулось товарищу Саттеру. Сам виноват — нечего было в иной реальности Российскую империю на деньги кидать. А пока финляндцы дружно бУхали сапожищами на спешно отстроенном плацу, вспоминая каково оно — парадировать, внушая страх врагам и вселяя восторг в сердца верноподданных императора всероссийского.

«Аврора» и «Диана» к дипломатическому вояжу в Шанхай подготовились практически идеально. К ечно, Невельской, не усидевший в Николаевске-на-Амуре и прибывший на «Шилке» во Владивосток, дабы отвечать на морскую часть посольства, переживал. Так на то он и опытный морской волк, живая легенда — всяк пустячок на судах вверенного ему отряда воспринимает как личное оскорбление. Хотя, пустячок тот никому более и не виден, исключительно зоркому оку Геннадия Ивановича разве что…

В Шанхай пришли 15 сентября, сразу же устроив «разминку» финляндцам. Отдохнувшие от каждодневной изнуряющей работы гвардейцы так весело и яро промаршировали, что «понаехавшие» в город англичане, французы, американцы и голландцы впечатлялись на все двести процентов. Не говоря уже о китаёзах, решивших, что русские начали захват города. А всего то и было — затейник великий князь Константин «сочинил по случаю» великолепную строевую песню про Марусю. Ага, ту самую, из гениальнейшего фильма «Иван Васильевич меняет профессию».

Ещё на тренировках во Владике было ясно — успех обеспечен. Но чтоб такой…

— Теперь понятно, господа, почему я выбрал для переговоров Шанхай? Высадись русская гвардия поближе к Пекину и пройдись маршем там — перепуганные азиаты разбежались бы, и династия Цин рухнула без всякого военного вторжения, исключительно от русской песни!

Мне внимали «белые господа» с европейских эскадр, какой-то штатский французишка, судя по всему дипломат-шпион, выразил восторг при виде таких бравых молодцов как мои финляндцы и поинтересовался, отдав должное отваге великого князя, почему Константин не дождался подкрепления с Балтики, придя в недружественный Китай на двух фрегатах.

Ишь, сволота галантная, осведомлённость демонстрирует. Примерно в эти дни на Сахалин должны подойти пять фрегатов, того же типа что и «Аврора» с «Дианой», плюс два шлюпа и три военных транспорта. Но отвечал лягушатнику предельно дипломатично, мол, весьма рад, что подошла помощь из метрополии. Теперь, с такой-то силой на море и с амурскими батальонами раскатать маньчжурскую сволочь, поработившую мирный и трудолюбивый китайский народ делать нефиг. И если условия России о разграничении и добрососедстве приняты не будут «Марусю» услышат жители Пекина и доброй половины городов Поднебесной империи. Вернее — бывшей Поднебесной империи, потому как оставлять у власти недоговороспособную династию мы не собираемся.

Дальнейшая беседа «европейцев» с великим князем прямо у места стоянки «Авроры» чертовски напоминала пресс-конференцию, хотя ни одного борзописца поблизости не наблюдалось.

Не разочаровал «интервьюеров», рассказал и о том, что назначен государем-императором главой Тихоокеанского наместничества (вот батя то удивится как узнает) и о переброске в два ближайших года до пятидесяти тысяч регулярной армии и такого же количества казаков с западных рубежей России. И о планах дорожного строительства, центром которого станет Владивосток, также поведал. От всех приглашений на званый ужин решительно отказался, заявив о предстоящей «работе с документами». Оборот из ельцинской эпохи удивительно хорошо «попал» и был понят в середине века девятнадцатого.

Невельской и Бровцын, составлявшие немногочисленную «свиту» великого князя, с облегчением препроводили меня в адмиральский салон флагмана.