– Вы могли бы сказать мне, Китти, – говорил Уилл, сидя на краю своего стола в штаб-квартире в Атланте. Китти выглядела несчастной.

– Я обещала Джеку, что не скажу, – вымолвила она.

– И это ничего бы не изменило, не так ли? – спросил Том Блэк. – То есть, когда Джек появился в вашем доме, вы бы не выгнали его?

– Нет, – вздохнул Уилл. – Не выгнал бы. Извините, Китти, вашей вины нет. Я просто сожалею о том, что произошло. – Он повернулся к Тому. – Ол-райт, что дальше? Заявление для печати?

– Какого рода заявление? – спросил Том. – Что я прекращаю кампанию. Том рассмеялся.

– Хотите сказать, что остается какой-то шанс? – спросил Уилл.

– Я этого не говорил. Но какова альтернатива? Вы выйдете из кампании и предстанете гомосексуалом, верно? И какого дьявола вы тогда станете с собой делать? Продолжите юридическую практику в Делано?

– Я мог бы получить другую работу в аппарате сената, – сказал Уилл.

– Будьте серьезны, – отмахнулся Том. – Он подтолкнул к Уиллу «Вашингтон таймс». – Здесь материал о «сообщениях», будто среди сотрудников аппарата сената действует сеть гомосексуалов. Как только вы прекратите свою кампанию, вас назовут ее руководителем. В Капитолии подымется переполох, все будут стремиться избавиться от вас.

– Я понимаю, – вздохнув, сказал Уилл.

– Как бы то ни было, люблю принимать вызовы. Раньше было довольно просто, вы были пробивным. Теперь предстоит действительно работа.

Уилл засмеялся.

– О'кей, с чего же начнем?

– Мы потрудились над расписанием, – сказал Том, передавая ему бумаги. – Выступите уже сегодня во время ленча в Ротари-клаб Атланты, а во второй половине дня побываете в торговых рядах. Вечером я хотел бы вас видеть на экране телевизора очаровывающим домохозяек у них дома, за их столом. Думаю, мы заполучим все три канала, договоренности есть. А завтра отправимся на юг Джорджии. В конце недели, мы обрели источники средств в Томасвилле, Уэйкроссе и Саванне, и получили с полдюжины приглашений выступить в городках провинции. Загрузка предельная, но надо разворачиваться. Я подготовил примерный текст вашей речи. – Том передал еще бумаги. – Здесь три главных положения: сильная оборона, образование и семейные ценности.

– А не «мама и яблочный пирог»? – спросил, усмехнувшись, Уилл.

– О, и до этого доберемся, – сказал Том. – Но послушайте меня, вот это важно: каждый раз, говоря с очередной женщиной, – неважно, восемь ей лет или восемьдесят – вы должны смотреть ей в глаза и брать ее руку в свои. Я хотел бы, чтоб вы демонстрировали женолюбие в пяти вариантах, по возрастающей, О'кей?

– Постараюсь, – сказал Уилл.

– Любите вы женщин, Уилл?

– Конечно, люблю.

– Ну и не стесняйтесь этого. Пусть все увидят.

С восходом солнца они были уже в пути. К полудню Уилл трижды выступил с речью и уже мог не пользоваться шпаргалками. Сотрудники Тома как следует поработали. Везде красовались своего рода стенды с броской информацией, действовали справочные бюро на общественных началах, гремели джазы и собирались изрядные толпы. В каждом городке Уилла встречали белые и черные руководители кампании. Уилл обменивался рукопожатиями с ними и неизменно фотографировался. Он отпускал комплименты женщинам и к вечеру уже привычно и с удовольствием целовал их щечки и, приобняв их, усмехался в объективы фотокамер.

День показался бесконечным. Завершив его, Уилл, сидя на кровати в мотеле к югу от Мейкопа, яростно массировал свои ноги.

– Вы были правы в отношении бутсов, – сказал он Тому. – Кожаные туфли не годятся. Том засмеялся:

– Я почти всегда прав. Привыкайте-ка к этому. Уилл лег на спину.

– У меня лицо горит от улыбок. Который час?

– Чуть больше десяти, Извините за еду, которую вам предложили в Кивейнисе, но мы не могли пропустить эту встречу.

– Не беспокойтесь, я там почти ничего не ел, – пробормотал Уилл. Он уже засыпал.

– Ол-райт, черт с ними, – воскликнул Том и потряс его плечо. – Необходимо подкормить вас бифштексом. Работая таким образом, нельзя сидеть на диете.

– Сжальтесь, – простонал Уилл. – Я хочу спать.

– Подъем завтра будет по расписанию, – сказал Том. – Успеете выспаться. Сейчас вы должны поесть и никуда вы не денетесь. Давайте же.

Уилл потащился в ресторан мотеля за Томом и Китти. Когда проходили бар, неряшливая женщина у стойки подняла за него стакан. Уилл помахал ей рукой.

– Уилл... – осуждающе произнес Том. Уилл вздохнул и подошел к стойке.

– Хэлло, как поживаете? – спросил он, широко улыбаясь. – Я Уилл Ли. И я определенно нуждаюсь и вашей поддержке на предварительных выборах.

Субботним вечером в Саванне в частной столовой загородного клуба Уилл общался с местными деятелями, которые, он надеялся, могли бы дать денег.

– Мы читаем о вас в газетах забавные, материалы, – услышал он скоро. – Что там происходит, Уилл?

– Мистер Партен, – сказал Уилл. взглянув на табличку с именем этого человека, – я искренне верю в свободную прессу. Но я не обязан верить всему, что читаю в газетах. И вам не советую.

Возник смех и, казалось, подвохов больше не будет, но с другой стороны зала поднялся кто-то еще.

– Мистер Ли, давайте, все выясним, – сказал он с явным акцентом. – Что же, вы – гомосексуал?

Уилл нашел глазами лицо этого человека, но не стал вглядываться в табличку с его именем.

– А где вы родились, если не секрет? – спросил он. Это был грязный прием, но и вопрос был нечист.

– Огайо, – нагловато и с вызовом сказал человек. – Здесь я живу два года.

– Тогда вот что, – сказал Уилл, – я здешний и знаю, в отличие от вас, что в Джорджии мужчина не задает другому мужчине такой вопрос... – Он сделал паузу и стало очень тихо. – ...Если, конечно, не хочет этого узнать, имея определенные цели.

Послышались смех и аплодисменты; янки напоролся на местного парня.

За одним из столиков молодая женщина, не понизив голоса, сказала сидевшему с ней мужчине:

– В этом парне ничего нет от гомосексуала. У меня глаз наметан.

Том Блэк, который стоял с ними рядом, позволил себе усмехнуться.

Мики Кин глядел на промежность девчонки. Забавно, подумал он, что только это место на ней прикрыто кожаной накладкой. Он сунул туда пятидолларовую бумажку. Девчонка тотчас села на корточки и деньги исчезли, как будто их не было. Не возместив ему пяти долларов, девчонка передвинулась к бару. Кин махнул бармену.

– Джим, еще стаканчик «Джимми Уокер», – прокричал он, преодолевая гомон и звуки музыки.

– Позволите мне угостить вас? – услышал он знакомый голос.

Кин развернулся. Рядом стоял Мэнни Пирл, облокотившийся на алюминиевые перильца костылей.

– Эй, мистер Пирл, как поживаете? – воскликнул Кин.

Ему нравился Мэнни Пирл, приятно было увидеть здесь этого человека.

– Зовите меня Мэнни, – сказал Пирл. Он взял у бармена бутылку шотландского виски и предложил: – Пойдемте, приятель, в мой офис.

В офисе Мэнни указал Кину на огромный диван, а сам уселся в кресло.

– Я прочитал кое-что в газетах, – сказал он, – и сожалею.

– Спасибо, – сказал Кин, плеснув себе виски.

– Что за чертовщина там происходит, в конце-то концов? – спросил Мэнни. – Допустимо ли, чтобы офицеры вроде вас покидали полицию?

– Не знаю, что происходит там, – ответил Кин, отхлебнув виски. – Но я бы дорого дал, чтобы знать. После того, как мы с Чаком засекли этого Перкерсона, все будто отстранялись от нас, вот как оно выглядело.

Мэнни помрачнел.

– Питмэн был классным детективом, – сказал он. – Я будто потерял сына, когда он погиб.

– Нельзя было позволить ему одному идти в этот сраный дом, – пробормотал Кин, наливая себе еще стаканчик. – Я оплошал.

– Выходит, вам надлежало взорваться вместе? – Мэнни покачал головой. – Это было бы вовсе глупо. Не ваша это ошибка. Скажите-ка мне, когда вы пошли в магазин, это было связано с. тем делом?