– Проклятие, Мики, что делаешь? – выкрикнул запыхавшийся Фрэнк.

– Заткнись, дорогой, если хочешь поиметь этого парня. Всю вину вали на меня.

Кин распахнул дверь, выхватил пистолет и побежал вверх по лестнице. На площадке третьего этажа он замер и вслушался, приложив палец к губам. Начав отсюда, они работали уже по инструкции, как полагается, прикрывая друг друга.

– Ничего, – разочарованно произнес детектив. – Пустая охота. Премного благодарю.

– Он был здесь, – сказал Кин, подымая пистолет. Они двинулись по коридору. Кин задержался у входа в демонстрационное помещение и тронул деревянную панель отделки.

– Пыль, – сказал он. – Давняя пыль.

– Ну и что?

Кин пригнулся и посмотрел в направлении окна. На пыльном сером ковре выделялись следы туда и оттуда. Не следовало на них наступать. Получалось, стрелок использовал форточку, оставленную открытой.

– Два против одного, – сказал Кин, – что там есть следы пороховых газов.

– О'кей, я согласен, – сказал Фрэнк.

– Он не вышел на улицу, – сказал Кин, нажимая кнопку грузового лифта.

– Осторожнее; Могут быть отпечатки.

– Этот парень не оставляет отпечатков, – сказал Кин. – Он ничего не оставил, ни стреляной гильзы, ни окурка. Ничего. Вы не сможете по следам даже установить размеры ботинок и рисунок подошвы. – Они спустились, Кин указал на свежие следы покрышек машины в гараже: – Он пришел и вышел этим путем. Единственный шанс – найти свидетеля, видевшего его машину на аллее.

Детектив по рации вызвал команду со специалистом, могущим определить тип покрышек.

– Через полчасика, – сказал он, – может быть, выясним, что за машина была в гараже, и когда.

– Иисус, Фрэнк, через полчаса можете все это бросить. Вряд ли кто видел его, но чем черт не шутит. Это очень бывалый Парень. И я знаю, кто именно. На спор назову имя.

Детектив был озадачен.

– Перкерсон. Гаролд Перкерсон. Террорист, отставной сержант. Тот самый, который обжарил Чака.

– Но это было давно, Мики. Мне не пришлось вникать в ту историю.

– Он самый, Фрэнк, верьте мне, – сказал Кин. – Старина Гаролд, отставник. Пошли отсюда, тут больше нечего делать.

В конце аллеи, куда они вышли, стоял огромный мусоровоз, рядом с ним не было ни души.

– Готов поспорить, что наши свидетели находятся в данный момент на месте преступления, – засмеялся Кин.

Они вышли на улицу. Перед желтой лентой в кучке любопытных стояли рабочие с мусоровоза в грязных спецовках.

– Вот и свидетели, если вам повезет, – указал на них Кин и отошел, чтобы не помешать детективу управиться с ними.

Тела убитых были уже погружены в машину морга, кто-то из клиники очищал тротуар.

– Вы были правы, Мики, – сказал детектив. – Свидетели есть, но никто из них не рассмотрел как следует этого парня. – Он усмехнулся. – Зато мы получили половину номера его машины.

– Ну и желаю удачи, – сказал Кин.

– А вы не будете с нами, когда возьмем его след?

– Нет, забирайте всю славу.

Кин уселся в машину и вызвал по телефону Пирла.

– Он вернулся, Мэнни, – сказал Кин, яростно усмехаясь.

– Стрелок у клиники абортов? Я видел репортаж по телевизору.

– Да, это он, сукин сын. Я чувствую кожей. Он, конечно, ушел, и он замел следы своим поганым хвостом.

– Проклятие! – воскликнул Мэнни Пирл.

– Но он где-то здесь, – выдохнул Кин в телефонную трубку. – И я намерен найти его, суку.

Уилл вернулся к себе в коттедж совершенно измотанным. За истекшие три дня он пятнадцать раз выступил перед публикой и по телевидению, перелетая из города в город. Теперь был субботний вечер, родители в Атланте, слуги отпущены. В воскресенье он хотел отдохнуть в одиночестве. И ни о чем не думать.

На столе его грудилась почта. Два письма пришлось внимательно прочитать, выбрав из кучи. Первое – из суда:

"Дорогой Уилл,

Элтон уже поправился и способен работать, а между тем мой календарь чрезвычайно перегружен, и я не вижу, как провести дело об убийстве во время этой сессии. Я склоняюсь к мнению, что оно сможет быть поставлено на следующей сессии, если я отложу другое крупное дело, быть может и до конца ноября. Я полагаю, что вы не будете возражать против этого, но, если такие возражения у вас возникнут, дайте мне знать".

Письмо подписал судья Боггс.

Вот это, пожалуй, кстати. Теперь можно не вспоминать это дело до осени, оно никуда не денется. А то ведь висело грузом и могло вредно воздействовать на кампанию выборов. Как и она на процесс.

Он нашел в телефонной книге номер Лэрри. Тот отозвался сразу.

– Хэлло?

– Лэрри, это Уилл Ли. Как поживаете?

– Мистер Ли! Рад, что вы позвонили.

Уилл передал ему содержание письма судьи.

– Я действительно думаю, что это самое лучшее, Лэрри, – сказал он.

– Да, сэр. Может, и так.

– Я думаю, что чем дольше мы сможем откладывать процесс, тем больше остынут страсти. Полезно в таких делах, чтобы прошло какое-то время.

– Мне понятна ваша точка зрения, – сказал Лэрри Муди.

– Конечно, у вас есть право потребовать все ускорить, и если не можете подождать, мы опять обратимся к судье. Судя по письму, он допускает такую возможность, если решим настаивать на своем.

– Нет, по-моему, вы правы; лучше подождем. Я смогу это выдержать. Я чувствую себя нормально, занят своим делом, как и раньше.

– Рад слышать. А что же Чарлена?

– Сказать по правде, не знаю. Мы с ней расстались.

Уилл ощутил тревогу.

– Где же она? Уехала из города? – спросил он.

– О нет. Переехала к подружке; у них жилой автоприцеп около Уорм-Спрингса.

– И не возникнет проблем с ее показаниями?

– О нет. Совершенно никаких. Она вступится за меня. С Чарленой в этом отношении порядок, она все сделает правильно.

Черт побери, Чарлена – единственное алиби Лэрри Муди.

– Рад слышать это, – сказал Уилл. – Тогда поберегите себя. Если нужно что-нибудь для вас сделать, звоните в мою штаб-квартиру в Атланте и там скажите, что мне передать. Они знают, где меня найти.

– Буду иметь в виду, мистер Ли, спасибо.

Уилл положил трубку. Он с запозданием сообразил, что надо было спросить новый адрес и номер телефона Чарлены. Он позвонил в справочную службу, получил данные по Уорм-Спрингсу, затем набрал ее номер.

Ответил знакомый мелодичный голос.

– Хэлло, говорит Чарлена. Нас с Раби нет дома, но можете записать на автоответчик, что передать нам.

Уилл подождал длинного гудка и оставил номер своего телефона. Затем вскрыл второй конверт. Там была всего лишь страничка на машинке:

"Уилл,

Я чувствовала себя как-то нехорошо из-за того, как мы расстались в последний раз. Я не хочу терять твою дружбу. Понимаю, что ты, вероятно, сейчас перегружен своей кампанией, так что я подожду и позвоню тебе после ноября. Тогда и в моем офисе все будет поспокойнее, и, возможно мы сможем встретиться за ленчем и помириться. А пока желаю тебе удачи при баллотировке. Из тебя выйдет прекрасный сенатор от Джорджии.

Кейт".

Он перечитал записку. Она попахивала разрывом, и не столько потому, что отсутствовало «дорогой», сколько из-за упоминания о дружбе, а не любви, предложения встретиться за ленчем, а не пообедать вдвоем, да и из-за банального комплимента в конце. Он взял листок почтовой бумаги и написал в ответ:

"Моя дорогая Кейт,

Спасибо за твою милую записку. Конечно, дружба твоя будет для меня всегда важна. Благодарю тебя также за добрые пожелания, и буду ждать твоего звонка после начала ноября.

С теплым приветом Уилл".

Он запечатал конверт, а ее записку скомкал и бросил в корзину для бумаг. Свое письмо он оставил в почтовом ящике на крыльце, чтобы его забрали в понедельник. Затем подогрел банку консервированного перца и опустошил ее с полубутылкой калифорнийского вина. Уснул он сразу, как только добрался до постели.