– Совсем нет, – солгал Уилл.

Разницы в их положении не чувствовалось. Она обращалась к Уиллу как к равному, все вопросы ее были разумны и направлены в точку. Она казалась старше и опытнее Лэрри.

Уилл встал.

– Мне пора. Если соберете пару смен белья и бритвенные принадлежности Лэрри, я завезу их ему в тюрьму.

– Я сама. Хочется, повидать его.

– Боюсь, часы посещения уже прошли. Можете поехать завтра между двумя и пятью.

Она исчезла в спальне и вскоре вышла с пакетом, наполненным вещами.

– Там его просмотрят, – сказал Уилл. – Нет ли в пакете чего-нибудь, что вы не хотели бы показывать?..

– Нет, – сказала она, затем протянула руку. – Спасибо, Уилл, за то, что вы делаете для Лэрри. Могу я называть вас Уиллом?

– Конечно, – ответил он. Ее рука была мягкой и прохладной, пальцы длинными, а рукопожатие крепким. – Шериф пока задерживает фургон. Лэрри хотел, чтобы вы могли его использовать. Звоните, если возникнут вопросы. Мой номер есть в телефонной книге Делано – офис «Ли энд Ли». Домашний – на У. Г. Ли Четвертый.

Она все еще не отпускала его руку.

– Так ваш отец Билли Ли? Который был губернатором?

– Совершенно верно. – Он отнял у нее руку и сунул в карман. Ладонь была влажной.

– До свидания, – сказала она. Уилл покинул дом и забрался в машину. – Боже мой, – сказал он вслух. – Не удивительно, что Лэрри хочет выбраться из тюрьмы.

Уилл получал удовольствие от поездки на семейную ферму по сельским дорогам, лишенным каких-либо указателей.

Старый дом, выстроенный прадедом, сгорел в тридцатых годах, а нынешний был построен после войны.

В 1945 году отец Уилла вернулся со службы в военно-воздушных силах – он летал на бомбардировщиках – с молодой женой англо-ирландского происхождения. Патриция Уортс-Ньюенам Ли захватила в Америку несколько картин из георгианского дома своей семьи в графстве Корк. По ее инициативе на красных глинах Джорджии было выстроено подобие ирландского дома. Но не из камня, как в зеленой Ирландии, а из кирпича. Дом получился удобным и хорошо смотрелся.

Уилл проехал мимо парадной двери к группе деревьев у озерка, что в сотне ярдов за домом. За ним увязалась собака – золотистый Лабрадор Фрэд.

От озерка дорога вела через рощицу к дому Уилла – аккуратному коттеджу. Он сам выстроил его с помощью двух работников фермы. Ему тогда было ровно двадцать пять лет, и он полноправно вошел в отцовскую фирму. А строение это на каменном фундаменте, собранное из толстых кедровых брусьев, вписалось в лес над водой, как будто всегда там было. Кстати, озеро было искусственным: собственно, пруд, устроенный матерью в пятидесятые годы.

Он вышел из машины, и собака восторженно прыгнула ему на грудь.

– Эй, Фрэд! Как поживаешь, старый проказник?

Собака лизнула его в лицо. Он дал ей нести портфель, поднялся по ступенькам с остальным багажом и вошел в дом. Фрэд осторожно положил портфель на кровать.

– Какой хороший мальчик! – Уилл почесал Фрэда за ушами-Мари из супружеской пары черных, которая ухаживала за его родителями, оставила на кухне тарелку шоколадных пирожных. Проглотив их, Уилл вернулся в спальню. Затем он принял горячий душ и поблаженствовал, растянувшись на постели. Солнце садилось за озеро.

В большом доме командовала мать. Значит, к обеду требовались пиджак и галстук. При восходившей луне он прошел вместе с Фрэдом сквозь рощу, затем по лужайке. Было прохладно, но теплее, чем в Вашингтоне.

Младшая сестра отца, тетя Элоиза, вышла из кухни. Они обнялись.

– Ты чуть похудел, – сказала Элоиза, критически оглядев его.

В войну она овдовела и больше замуж не выходила. Она еще управляла магазином женской одежды, который когда-то основала бабушка. Теперь, когда тете Элоизе было за семьдесят, она в одиночестве жила в Делано, но иногда приезжала к обеду.

– Мне это необходимо, – засмеялся Уилл. – К Рождеству надо быть в хорошей форме.

Патриция Ли встретила сына у двери библиотеки. В свои семьдесят она оставалась красивой женщиной – высокой, тонкой и стройной, хотя волосы поседели. Она взяла в ладони лицо Уилла.

– У тебя усталый вид, – сказала она. – Но ты всегда так выглядишь, приезжая из Вашингтона.

Ее выговор немного смягчился, но в нем все еще чувствовалась западнобританская жестковатость. Шутя или сердясь она переходила на говор графства Корк.

Отец, Билли Ли, вышел из кабинета, где он работал среди полок, уставленных книгами в кожаных переплетах.

– Хэлло, мальчик! – почти прокричал он. Билли Ли было уже около восьмидесяти лет, а выглядел и вел он себя как семидесятилетний. Его волосы не потеряли густоты, а то, что они стали совсем седыми, лишь добавляло ему благородства. Отец в большей мере выглядел сенатором, чем лысоватый Бенджамин Карр.

– Как насчет того, чтобы немного выпить? – спросил он. – Бурбон годится?

– Конечно, – ответил Уилл.

Он взял стакан виски и погрузился в диван напротив родителей, сидевших в креслах возле горящего камина. Он любил эту комнату.

– Хорошо долетел? – спросил отец.

– Вполне. Над Вашингтоном была облачность, но на юге – чистое небо.

– Это хороший образ для характеристики нашего нынешнего положения, – усмехнулся отец.

– Что потребовалось судье Боггсу? – спросила мать. – Полагаю, он загрузил тебя делом, от которого все, кто мог, отказались?

– Вероятно, – сказал Уилл, – Но он представил дело так, будто не мог доверить его никому другому. Втянул в эту историю и Элтона Хантера из Гринвилла. Притом, хитрец, заручился согласием сенатора, и у меня не осталось выхода.

– Думаешь, этот парень, Муди, совершил убийство? – спросила мать.

– Трудно сказать, – ответил Уилл. – Парень хорошо держится и будет неплохо смотреться в суде, если я его натаскаю. Но я еще не знаю, что у них заготовлено против него. Есть какой-то свидетель – чего, я не знаю. Но хочется верить этому Муди, в нем чувствуется доброта, и он кажется мне искренним. Женщинам-присяжным он понравится.

– У него есть алиби? – спросил отец.

– Уф! Имеется приятельница. Явившись в суд, она заставит каждого усомниться, что у парня могло хватить энергии изнасиловать кого-либо.

– Знаешь ли что-то о Саре Коул? – спросил отец.

– Только то, что она черная, и ее отец владеет фермой в окрестностях Лутервилла.

– О ней известно еще кое-что. Весьма проворна. То есть была проворной. Окончила среднюю школу в Гринвилле и получила стипендию для учёбы в Беннингтоне, штат Вермонт, а там преуспела.

– Ты знал ее?

– Нет, так писали газеты. Известно и больше. Она получила средства от какого-то фонда и организовала консультации беременным девочкам-подросткам – единственную такую службу в округе.

– Звучит неплохо, – сказал Уилл.

– Да, но Сара Коул ни с кем не дружила, по крайней мере, ни с кем из белых. Воинствующая феминистка, признанная атеистка и вообще большая заноза, как я слышал в судебных кругах, – Отец взял со стола газету и вручил Уиллу. – Кстати, была хороша собой.

Уилл всмотрелся в поразительно красивое лицо девушки: кофейно-молочная кожа, правильные черты, короткая «африканская» стрижка и сердитые, умные глаза.

– Говорят, у нее была пара белых предков, – сказал отец. – В общем, вела она себя вызывающе и вместе с тем была вот такой привлекательной. Не походила на черную. Обычно это озлобляет разную дрянь из числа белых.

– Что ж, разные аспекты этого дела наверняка проявятся на суде, – сказал Уилл. – Не очень мне все это по душе.

– Так и случается, – ответил отец. – Никогда не знаешь, во что ввязываешься. Скажи-ка, судья подбрасывал монетку, чтобы решить, кто должен обвинять, а кто защищать?

– Да. А откуда ты знаешь?

– У него эти пятьдесят центов в ходу уже тридцать лет. Там орлы с обеих сторон.

Уилл заморгал. Отец засмеялся.

– Он заранее решил, что ты будешь защитником. Ни один юрист из трех наших округов не захотел бы вступиться за этого парня, и судья выбрал тебя. Прими это в качестве комплимента.