— А вот каким, — ответил Мандралиска. Он наклонился вперед всем корпусом и поднял руки перед грудью, сложив кончики пальцев. — Где, по вашему мнению, следует ожидать высадки сил вторжения из Алханроэля? Конечно, в Пилиплоке: это главный порт на нашем восточном побережье. Это ворота ко всему Зимроэлю, что всем хорошо известно. Поэтому Престимион и Деккерет будут ожидать, что мы укрепим этот порт против их нападения. И по той же самой причине они не станут даже и пытаться высадиться на берег в Пилиплоке.

— Но другого места, где могла бы высадиться армия, просто нет, — возразил метаморф.

— Есть еще Гихорн.

Нотки, прозвучавшие в голосе Вайизейспа Уувизейспа Аавизейспа, Тастейн истолковал как удивление.

— Гихорн? Но ведь на всем побережье Гихорна нет ни одного первоклассного порта.

— Зато есть множество третьеклассных, — парировал Мандралиска. — Всем известно, что Престимион никогда не делал того, чего от него все ожидали, и не принимал самых простых решений. Я думаю, что они высадятся в Гихорне, сразу в пяти или шести местах, и оттуда пойдут на Ни-мойю. У них будет два возможных маршрута. Один — прямо по побережью, через Пилиплок, и оттуда вверх по Зимру к столице. Но это означает бои с армиями, которые, как им хорошо известно, будут ожидать в Пилиплоке, чтобы не дать захватчикам высадиться. Второй маршрут — а третьего нет, — как вы, конечно, хорошо видите, проходит по реке Стейч и ее долине. И этот маршрут неизбежно приводит армию в границы Пиурифэйна.

Вайизейсп Уувизейсп Аавизейсп встретил это утверждение с таким же безразличием, как и предыдущее. В узких глазах нельзя было прочесть никакого выражения, кроме, пожалуй, скуки.

— И я снова спрашиваю вас: что нам за дело до этого? — сказал меняющий форму. — Даже Престимион не осмелится вторгнуться в Пиурифэйн, хотя бы от этого зависел успех похода на Ни-мойю.

— Кто знает, на что может решиться Престимион ради того, что посчитает полезным? Но вот что я знаю точно: любая попытка вторжения в джунгли Пиурифэйна и без того будет очень трудной операцией для любой, самой сильной армии, как бы хорошо она не была оснащена, но, если пиуривары поведут партизанскую войну, чтобы не допустить имперские силы к своим деревням, эта операция станет в пятьдесят раз труднее. Посудите сами, кордон из воинов-пиуриваров, выставленный сверху донизу вдоль Стейч, весьма вероятно, мог бы вообще удержать имперскую армию от вторжения в Пиурифэйн. А, мой друг? Что вы скажете на это счет?

Вайизейсп Уувизейсп Аавизейсп не торопился с ответом. Воцарилась пауза, столь длительная и напряженная, что Тастейн, слушавший разговор с нарастающим недоверием, почувствовал, что у него зазвенело в ушах. Неужели Мандралиска говорит все это всерьез? Ведь граф недвусмысленно сообщил послу Данипиур, что хотел бы, чтобы метаморфы участвовали в войне против правительства Алханроэля на стороне Пяти правителей! В голове у Тастейна все перемешалось. Больше всего все это походило на очень странный сон.

Наконец меняющий форму заговорил все тем же спокойным голосом:

— Если бы Престимион или Деккерет все же решились отправить армию через нашу область, это, бесспорно, в высшей степени задело бы нас. Но, повторяю, я думаю, что они не пойдут на это. Если же мы станем укреплять границу по Стейч ради того, чтобы помешать им пересечь ее, это, с нашей стороны, станет актом войны против имперского правительства, который будет иметь серьезные последствия для моих соплеменников. Почему мы должны идти на такой риск? Ради какого интереса мы должны примкнуть к одной из сторон в борьбе между понтифексом Алханроэля и понтифексом Зимроэля? Они оба одинаково отвратительны для нас. Пусть они сражаются между собой, сколько душе угодно. А мы будем жить своей жизнью в Пиурифэйне, в нашем маленьком святилище, которое ваш лорд Стиамот когда-то любезно предоставил нам.

— Пиурифэйн находится на Зимроэле, мой друг. Независимое правительство Зимроэля могло бы найти немало интересных способов продемонстрировать пиуриварам свою благодарность за помощь в освободительной войне.

— Например?

— Полное равноправие для ваших соплеменников. Право свободно перемещаться везде, где вы пожелаете, обладать собственностью вне Пиурифэйна, участвовать в любых формах торговли, положить конец всем видам дискриминации вашей расы — вот что я предлагаю. Полное равенство по всему континенту. Это заинтересует вас, Вайизейсп Уувизейсп Аавизейсп? Стоило бы ради этого разместить отряды вдоль Стейч?

— Стоило бы, если бы мы могли доверять вашим обещаниям, граф Мандралиска. Но можем ли? Ответьте мне.

— Я даю вам клятву в этом, — ханжески воздев глаза к небу, ответил Мандралиска. — Мои хорошие друзья, присутствующие здесь, могут подтвердить, что моя клятва — это священное обязательство. Не так, Джакомин? Хаймак? Герцог Тастейн, я призываю вас подтвердить мои слова. Я человек чести. Разве не так, друзья мои?

Углубившись еще на пятьсот миль в западные земли, Деккерет добрался до Кесмакурана, опрятного небольшого городка с населением не больше, пожалуй, полумиллиона душ, обитавших в приземистых домах с плоскими крышами, выстроенных, главным образом, из очень приятного на вид золотисто-розового камня. Здесь корональ сделал остановку, чтобы почтить память Дворна, первого понтифекса Маджипура — здесь находилась его гробница. Идея посещения гробницы принадлежала Зельдору Луудвиду.

— Дворна очень почитают в этих местах, — сказал распорядитель мероприятий. — Так что, если корональ проедет мимо и не возложит венок на его могилу, местные жители, скорее всего, сочтут это если не кощунством, то по меньшей мере серьезным оскорблением.

— Гробница Дворна? — удивленно переспросил Деккерет. — Вы не шутите? Я-то всегда считал Дворна чисто мифической фигурой.

— Но ведь кто-то должен был стать первым понтифексом, — резонно заметила Фулкари.

— Согласен. Его, возможно, даже и на самом деле звали Дворн. И все равно, это вовсе не значит, будто хоть что-то из того, что мы о нем думаем и считаем, что знаем, имеет какую-либо реальную основу. Этого просто не может быть по прошествии тринадцати тысяч лет. Ведь мы говорим о человеке, который жил почти настолько же раньше лорда Стиамота, насколько Стиамот — раньше нас самих.

Но Зельдор Луудвид умел убеждать, причем делал это очень спокойно и логично, да Деккерет и сам знал, что его советы лучше не игнорировать. Этот человек достался ему как бы в наследство от Престимиона и лучше чем кто бы то ни было разбирался в протокольных вопросах.

Согласно сведениям Зельдора Луудвида, понтифексу Дворну в этой местности, где он, как считалось, родился, поклонялись как богу Приверженцев культа Дворна можно было встретить на расстоянии в несколько тысяч миль во всех направлениях.

Считалось, что именно здесь, в Кесмакуране, Дворн начал свое восстание против правительства, созданного случайными и некомпетентными людьми в самые первые дни после того, как переселенцы с Земли высадились на Маджипуре, и здесь же он был захоронен после своего выдающегося царствования, продолжавшегося почти сто лет. Гробницу постоянно посещали паломники, рассказывал Зельдор Луудвид, становились на колени перед священными ковчегами, в которых хранились несколько волосков и даже один зуб, и просили великого понтифекса походатайствовать перед Божеством о даровании мира и благополучия обитателям Маджипура.

Деккерет никогда прежде не слышал об этом. Но ни один корональ не сумел бы ознакомиться со всеми многочисленными культами, размножившимися в мире после того, как Пранкипин начал проводить свою политику поддержки всевозможных суеверий.

Все, что знал Деккерет, относилось к области мифологии: в тревожные времена, наступившие спустя пятьсот—шестьсот лет после того, как первые люди-колонисты прибыли на Маджипур, провинциальный лидер по имени Дворн собрал где-то в западных землях армию, пошел походом по областям, проповедуя евангелие мирового единства и стабильности и получая единодушную поддержку большинства населения, донельзя уставшего от междоусобной вражды, и в конце концов стал хозяином всего Алханроэля. Он присвоил себе титул понтифекса, используя слово, которое на одном из языков Старой Земли означало «строитель моста», и назначил Бархольда, молодого армейского офицера, своим помощником по управлению миром, присвоив ему титул короналя, то есть обладателя короны. Именно Дворн установил декретом, что по смерти каждого понтифекса лорд корональ будет получать этот титул и назначать нового короналя, который будет занимать его собственное место. Таким образом он позаботился о том, чтобы монархия ни при каких условиях не могла стать наследственной: каждый понтифекс выбирал своим преемником наиболее подготовленного человека из своего окружения, гарантируя тем самым, чтобы миром из поколения в поколение правили способные руководители.