— Она милая девочка, эта Келтрин.

— Да. Да. Признаюсь, что нахожу ее совершенно очаровательной.

По приглашению Деккерета они обедали вместе — только вдвоем — в личных покоях короналя. Лакей Деккерета подал им великолепную еду: рыбу в пряном маринаде, разноцветные сладкие грибы из Каджит-Кабулона, целиком зажаренную с ягодами токки ляжку билантуна — и то и другое доставили с другого континента, из Нарабаля, притаившегося в самой удаленной части Зимроэля, — и прекрасное, отличающееся подчеркнуто терпким вкусом красное вино из Сандарейны. Деккерет ел спокойно и с аппетитом; Динитак, сегодня особенно непоседливый и нервный, казалось, вовсе не испытывал голода. Он отщипнул по кусочку от каждого из блюд, а к вину не притронулся вообще.

Деккерет внимательно разглядывал друга. Он знал, что за долгие годы их знакомства у Динитака происходили иногда случайные и непродолжительные романы то с одной, то с другой женщиной, но ни один из них не имел серьезных последствий. У него сложилось впечатление, что Динитак сам не хотел развития своих романов, что он не испытывал особой потребности в постоянном женском обществе. Но из рассказа Фулкари он сделал вывод, что сейчас происходило нечто совсем иное.

— Честно говоря, — продолжал Динитак, — я рассчитываю увидеться с нею сегодня вечером, сразу же после того, как расстанусь с вами. Так что, Деккерет, если вы хотите обсудить со мной какое-то дело…

— Хочу. Но обещаю не задерживать тебя здесь слишком долго. Я вовсе не желаю, чтобы деловые вопросы становились преградой на пути истинной любви.

— Такой сарказм недостоин вас, мой лорд.

— А разве я изъясняюсь саркастически? Я-то считал, что сказал чистую правду. Но давай перейдем к делу. Которое непосредственно касается Келтрин.

— Келтрин? — переспросил Динитак, сразу нахмурившись. — Каким же образом? И с какой стати?

— Насколько я понимаю, — сказал Деккерет, — наш план начинается с того, что в следующий Третий день мы отправляемся на запад. Так как мы будем отсутствовать в течение нескольких месяцев или даже больше, возможно, намного больше, то я пригласил тебя сегодня для того, чтобы обсудить, хочешь ли ты пригласить Келтрин сопровождать нас в этой поездке.

На лице Динитака появилось выражение крайнего изумления. Он привстал с кресла; на его лице вспыхнул румянец, хорошо заметный даже под темным сувраэльским загаром.

— Я не могу сделать этого, Деккерет!

— Что-то я не понимаю тебя. Что значит «не могу»?

— Я хочу сказать, что об этом не может быть и речи. Просто возмутительная идея!

— Возмутительная? — повторил Деккерет, в комическом испуге сощурив глаза. Хотя их дружба длилась более двадцати лет, он все еще не был способен предвидеть, когда ему грозит опасность так или иначе задеть щепетильность Динитака. — Почему же? Что я сказал дурного? По словам Фулкари, ты и Келтрин совершенно без ума друг от друга. Но когда я предлагаю избежать долгого и несомненно болезненного расставания с нею, ты взрываешься, как будто я сказал какую-то жуткую непристойность.

Динитак, похоже, начал успокаиваться, но все равно казался потрясенным.

— Подумайте сами, Деккерет. Как я могу взять Келтрин с собой в эту поездку? Да ведь все на свете сочтут, что я просто-напросто таскаю ее с собой как наложницу.

Деккерет никогда не замечал за другом такой тупости. Ему хотелось перегнуться через стол и как следует потрясти Динитака за плечи.

— Как спутницу, Динитак, а не как наложницу. Ты же знаешь, что я собираюсь взять с собой Фулкари. Неужели это значит, что я тоже отношусь к ней, как к наложнице?

— Всем известно, что вы с Фулкари собираетесь пожениться после того, как закончится траур по Теотасу. Так что во всеобщем мнении она уже ваша супруга. Но Келтрин и я… Нас не связывают никакие однозначные обязательства. Я вдвое старше, чем она, Деккерет. Я даже не уверен, что наши с ней нынешние отношения можно считать допустимыми. Я ни в коем случае не могу согласиться отправиться в длительную поездку по всему континенту в обществе молодой одинокой девушки.

Деккерет помотал головой.

— Ты изумляешь меня, Динитак.

— Изумляю? Ну что ж, пусть будет так Она не может ехать с нами. Я не допущу этого.

Деккерет никак не ожидал подобного исхода беседы. На самом деле он рассчитывал, что Динитак каким-то окольным путем — в чем тот был очень слаб — постарается сам навести разговор на то, чтобы корональ разрешил Келтрин присоединиться к ним в этом путешествии. Ее присутствие было бы оправдано во всех отношениях. Да, девушка была очень молода, но разумна не по годам. Кроме того, они с Фулкари были не только сестрами, но и ближайшими подругами, так что Келтрин могла бы составлять компанию Фулкари, в то время как он и Динитак занимались бы своими делами. Можно было с полным основанием предположить, что Динитак с восторгом ухватится за возможность иметь Келтрин рядом с собой во время путешествия. Но оказалось, что Деккерет заблуждался во всех своих ожиданиях.

Не могло быть сомнения, что Динитак совершенно серьезно говорил всю эту чушь насчет наложницы, как бы глупо она ни звучала. Деккерет знал, что спорить с ним по поводу различных тонкостей морали совершенно бессмысленно. Это был особый мир идей, который Динитак заполнял только по своему произволу.

Деккерет вздохнул.

— Ну, как хочешь, — сказал он. — Значит, малышка останется дома.

Задача сообщить Келтрин эту новость была возложена на Фулкари. И она, и Деккерет согласились, что если за это дело возьмется сам Динитак, то он своей неуклюжестью доведет Келтрин до ярости и таким образом разрушит их отношения до основания.

Но, несмотря на то что сестра постаралась сообщить ей все это в высшей степени дипломатично и тонко, Келтрин все равно пришла в бешенство.

— Дурак! — кричала она. — Безмозглый ханжа! Он такой святой, что я не могу путешествовать рядом с ним — это он хотел сказать? Ладно, ладно! Я избавлю его от такого позора. Я больше не хочу его видеть! Никогда!

— Захочешь, — мягко возразила Фулкари.

Престимион уже в пятый раз посещал Остров Сна. Такое количество визитов было необычно само по себе; к тому же теперь он стал понтифексом. Но Престимион с самых первых дней своего царствования был необычным монархом.

Корональ мог посетить Остров один или два раза за время правления — как правило, во время великого паломничества: в конце концов, пост Хозяйки Острова обычно занимала мать короналя, и никого не удивляло, что тот время от времени навещает ее.

Но для него поездка на Остров сразу же после того, как он стал понтифексом, была совсем иным делом.

У понтифекса, как правило, не могло возникнуть никакой официальной причины для визита к Хозяйке. Понтифексы вообще путешествовали довольно мало, и их поездки, в подавляющем большинстве, ограничивались пределами Алханроэля.

Если пребывание человека на младшем троне затягивалось, то его мать вполне могла не дожить до превращения короналя в понтифекса. Так случилось с матерью лорда Конфалюма: во вторую половину его царствования как короналя служение Хозяйки Острова исполняла его старшая сестра Кунигарда. Хозяйка, доживавшая до восхождения сына на старший трон, как правило, оставалась на Острове даже после того, как передавала свои обязанности матери нового короналя. Ушедшие на покой Хозяйки Острова поселялись в просторном поместье, которое было выстроено специально для них на террасе Теней на Третьем утесе Острова.

Возможно, сын любой из Хозяек Острова, став понтифексом, мог искренне желать почтить свою мать визитом после того, как полностью войдет в курс своих новых обязанностей. И все же чаще бывало, что эта поездка откладывалась слишком долго: мать понтифекса либо отходила к Источнику Всего Сущего прежде, чем сыну удавалось выкроить немного времени, или же он сам становился слишком стар для того, чтобы отправляться в столь дальний и утомительный путь. Во всяком случае, ни один понтифекс не посещал Остров на протяжении уже нескольких столетий.