Престимион казался озадаченным.

— Не та женщина, которая вам нужна? Но почему?

— Она не хочет быть супругой короналя. Сама мысль об этом ее ужасает — обязанности, то, что весь мир будет претендовать на мое и ее время…

— Она сама сказала вам об этом?

— Даже еще многословнее, чем я передал. Я попросил ее стать моей женой, и она ответила, что с радостью согласилась бы на это, если бы только я отказался стать короналем.

— Это просто поразительно, Деккерет. Мало того что вы, по вашим собственным словам, любите ее не за то, за что следует; она еще и не может быть вашей королевой — и все же вы отказываетесь порвать с нею? Вы должны это сделать, дружище.

— Я знаю. Но не могу найти в себе силы для этого.

— Из-за воспоминаний об утраченной Ситель?

— Да.

— Деккерет, такая неразбериха может привести к очень неприятным последствиям. Они — Ситель и Фулкари — две совершенно разные женщины. — Голос Престимиона был строгим, и в то же время в нем звучало больше отеческих ноток, чем Деккерету приходилось слышать за все время своего постоянного общения с этим человеком.

— Ситель ушла навсегда. А Фулкари никоим образом не может вам ее заменить. Поймите это раз и навсегда. Кроме того, она, даже по ее собственным словам, не годится вам в жены.

— И что же мне в таком случае делать?

— Порвать с нею Полностью порвать. — Негромкие слова Престимиона падали в душу Деккерета, как тяжелые булыжники. — При дворе имеется множество других женщин, которые будут рады скрасить ваше одиночество, пока вы не решите, наконец, жениться. Но именно эти отношения — их вы должны прервать. Вы должны быть благодарны Божеству за то, что Фулкари сама отказалась от вас. Судя по всему, она действительно вам не подходит И совершенно бессмысленно жениться на женщине только из-за того, что она кого-то вам напоминает.

— Неужели вы думаете, что я не знаю этого? Знаю. Отлично знаю. И все же

— И все же не можете освободиться от одержимости ею?

Деккерет уставился в пространство. Это становилось, наконец, просто позорным Он знал, что в глазах Престимиона пал до поистине жалкого состояния

— Нет, я не могу, — пробормотал он слабым, совершенно не подходящим для короля голосом. — И вы, Престимион пожалуй, не сможете понять меня.

— Напротив. Полагаю, что как раз смогу. Наступила непродолжительная, но очень неловкая

пауза. Все это время они шли между рядами витрин, в которых сверкали сокровища Конфалюма, но и тот и другой, не отрываясь, смотрели куда-то вдаль перед собой.

Когда Престимион вновь заговорил, его голос звучал совсем не так, как прежде, а мягко и доверительно.

— Я вполне могу понять, каким образом грань между любовью и одержимостью может стереться. В моей жизни тоже была когда-то женщина, которую я любил… Ее тоже унесла смерть. Это была дочь Конфалюма, сестра-близнец Корсибара… Это длинная история, очень длинная.. — Престимиону, казалось, было трудно подбирать слова. — Она была убита в последний час последней битвы гражданской войны, убита на поле сражения предателем, верховным магом Корсибара. Я оплакивал ее в течение нескольких лет, а затем мне более или менее удалось забыть о ней. Вернее, казалось, что удалось забыть. Потом я нашел Вараиль, которая подходила мне во всех отношениях, и все шло хорошо. За исключением того, что Тизмет — так ее звали: Тизмет — все так же часто посещает меня. Редкий месяц я не вижу ее во сне. А когда вижу — просыпаюсь в холодном поту, рыдая от боли. Я ничего не говорил Вараиль — зачем? Об этом не знает ни один человек Ни один — кроме вас теперь.

Деккерет никак не ожидал подобного признания. Это было просто удивительно, невероятно.

— Значит, все мы имеем своих призраков, которые никак не желают разорвать связь с нашими душами, сколько бы лет ни прошло.

— Да. Я благодарен вам, Деккерет, за то, что вы разделили со мной это бремя.

— Неужели вы, после того, что я рассказал вам, не считаете, что я обманул ваше доверие?

— А почему я должен так считать? Вы ведь человек, не так ли? Мы не ожидаем, что наши коронали будут совершенными во всех отношениях. Если бы мы рассчитывали на это, нам пришлось бы сажать на трон мраморные статуи. И вас, возможно, удастся излечить от этого страдания. Я могу попросить Мондиганд-Климда стереть память о вашей мертвой кузине

— Так же, как он стер ваши воспоминания о Тизмет? — резко, без малейшей паузы спросил Деккерет.

Престимион окинул его изумленным взглядом, и Деккерет, охваченный стыдом, осознал, что его внезапно обуяла потребность нанести ответный удар тому самому человеку, который желал облегчить его боль, и что поспешные слова отнюдь не делают ему чести

— Простите мне. Это были жестокие слова.

— Нет, Деккерет. Это были правдивые слова И вы имели полное право произнести их. — Престимион попытался обнять своего спутника за плечи, но Деккерет был слишком высок ростом, и тогда он легким движением обхватил пальцами его запястье — Это была очень ценная беседа: одна из самых важных, которые мы с вами когда-либо имели. Я узнал вас теперь гораздо лучше, чем за все минувшие годы.

— И вы считаете, что человек, обремененный подобной тяжестью, достоин быть короналем?

— Я, пожалуй, притворюсь, что не слышал ваших последних слов.

— Благодарю вас, Престимион.

— А что касается моего недавнего замечания насчет Мондиганд-Климда — совершенно ясно, что оно расстроило вас. Я сожалею об этом Как вы сказали, все мы имеем своих призраков. И возможно, истина заключается в том, что мы осуждены нести их в себе до конца дней. Но я имел в виду лишь то, что воспоминания о вашей погибшей кузине, кажется, причиняют вам большую боль, а вам теперь предстоит управлять миром, выбирать супругу и выполнять множество больших и малых дел. Для всего этого потребуются все силы вашего духа, и, может быть, не стоит отвлекать их на борьбу со своим собственным внутренним разладом? Я действительно считаю, что Мондиганд-Климду, возможно, удалось бы излечить вас от боли вашей потери. Но вы, скорее всего, не пожелаете расстаться со своими воспоминаниями о Ситель, несмотря на всю боль, которую они причиняют вам, — так же, как я, если быть до конца честным, готов цепляться за то, что еще осталось у меня от Тизмет. Так что давайте оставим эту тему, вы не против? Я уверен, что вы сможете найти собственный способ исцеления. А также должным образом разрешите проблему с Фулкари.

— Надеюсь, что мне это удастся.

— Вам это удастся. Вы теперь король. А нерешительность — это роскошь, дозволенная только простому народу.

— Я некогда принадлежал к нему, — ответил Деккерет. — А от таких привычек вряд ли можно полностью избавиться. — Он улыбнулся. — Однако вы правы: теперь мне следует учиться быть королем. И на освоение этого предмета, боюсь, мне придется потратить весь остаток жизни.

— Именно так оно и будет, причем вам никогда не придется утешиться мыслью, что вы смогли познать все полностью. Пусть это вас не беспокоит. Я чувствовал абсолютно то же самое, а до меня — Конфалюм, и, наверняка, Пранкипин, и так далее, и так далее вплоть до Стиамота и королей, которые правили за несколько тысяч лет до него. Это всего лишь одна из особенностей нашей работы. Ведь под коронами и мантиями все мы самые обычные люди, Деккерет. И то, насколько хорошо нам удается подняться над этой обычностью, является главным испытанием для нас. Но, если у вас возникнут сомнения, вы всегда сможете обратиться ко мне.

— Я знаю это, Престимион. Я ежедневно благодарю за это судьбу.

— А еще я хочу предложить вам по возвращении в Замок оставить при себе моего распорядителя мероприятий Зельдора Луудвида. Я уже говорил с ним об этом. Он гораздо лучше, чем я сам, знает, как следует вести себя короналю. Если возникнут проблемы, просто спросите его. Это мой подарок вам.

— Благодарю вас… ваше величество.

— Не стоит благодарности… мой лорд.