Престимион, всегда находившийся в очень близких и теплых отношениях со своей матерью леди Териссой, впервые приехал на Остров Сна чуть ли не в первый год своего правления, чтобы представить матери свою невесту Вараиль, а также заручиться ее помощью в борьбе против непокорного Дантирии Самбайла. Вторично он побывал там на пятом году правления, когда совершал первое великое паломничество, главной целью которого было восстановление порядка в мире после хаоса, вызванного двумя восстаниями прокуратора Дантирии Самбайла. В тот раз он, как и сейчас, проехал Алханроэль по суше, в Алаизоре сел на судно, которое доставило его на Остров, а оттуда отправился на Зимроэль, где посетил Пилиплок на восточном побережье и Ни-мойю в глубине континента.

На одиннадцатый год правления Престимион решил совершить второе паломничество, однако на этот раз на Зимроэле он начал его с Ни-мойи и побывал в хрустальном городе Дюлорне, а затем в отдаленных западных городах Пидруиде, Нарабале и Тил-омоне, крайне редко видевших в своих пределах короналей. В ходе той поездки Престимион также нашел возможность еще раз навестить мать. На шестнадцатом году своего пребывания в Замке он предпринял третье, и последнее, паломничество, оказавшееся совершенно экстраординарным: он проехал по Алханроэлю на юг, в Стойен, оттуда опять-таки на Остров, а далее, к удивлению всего мира, направился на юг, на суровый пустынный континент Сувраэль, не видевший лика короналя более трех сотен лет.

И вот сейчас он снова подплывал к Острову. Перед ним воздвигалась из моря знакомая гигантская пирамида, сверкающий белый меловой утес феноменально правильной формы, поднимающий высоко над водой три уступа; а на самом верху этой пирамиды располагалась святыня святынь, Внутренний храм, где обитала Хозяйка с миллионами своих помощников. Солнце в это время дня стояло почти в зените, и гладкая стена Острова в его могучем свете сияла почти невыносимым отраженным блеском.

Несмотря на величину Острова — на любой планете, кроме Маджипура, он считался бы полноправным континентом, — на нем имелось всего лишь две гавани, в которых можно было высадиться с судов: Талеис на западной стороне, обращенной к Зимроэлю, и Нуминор на северо-восточной стороне, глядевший на Алханроэль. Престимион всегда прибывал на Остров через порт Нуминора. Талеиса же он никогда не видел. И сейчас, стоя на палубе быстрого судна, которое в пятый раз принесло его сюда, и глядя на сияющий в свете солнца белый мол, окружавший нуминорскую гавань, понял, что, по всей вероятности, так никогда там и не побывает.

Престимион был уверен, что это будет его последнее посещение Острова Сна. И ему не нужно было ехать на Зимроэль по окончании своих дел здесь, чтобы тем оправдать краткую остановку в Талеисе, так что удовлетворить свое любопытство он уже не сможет никогда. Мир теперь принадлежал Деккерету. Понтифексы не устраивают великих паломничеств, и ему, когда он будет стареть, предстоит все тише и незаметнее пребывать в Лабиринте.

Судно неторопливо скользило по почти неподвижной воде к Нуминору. Пассажиров обдувал теплый приятный ветерок. Эти широты были царством вечного лета. Остров всегда стоял в цвету; Престимиону казалось, что он даже с такого расстояния мог рассмотреть яркие пятна элдироновых и танигаловых рощ и усыпанных лиловыми цветами кустов суалей, которые в изобилии росли на множестве меловых террас острова.

Рядом с Престимионом стояла Вараиль, а чуть поодаль — Септах Мелайн и Гиялорис, сопровождавшие понтифекса в поездке. Принцы Тарадат, Акбалик и Симбилон тоже находились на палубе. Маленькая леди Туанелис, которой океанское путешествие нисколько не нравилось, оставалась в каюте, где провела большую часть поездки.

Капитан судна, крупный скандар, покрытый серовато-лиловой шерстью, приказал отдать якорь.

— А почему мы встаем на якорь так далеко? — поинтересовался принц Симбилон.

Престимион собрался было объяснить, но Тарадат, который во время последнего паломничества Престимиона уже побывал здесь вместе с отцом, ответил раньше.

— Любое судно, которое может проплыть от Алаизора сюда за более-менее приличное время, будет слишком большим для того, чтобы поместиться в гавани, — сказал он чересчур покровительственным, по мнению Престимиона, тоном. — Нуминорский порт совсем маленький, и им придется прислать за нами катер. Вот увидишь.

Для посещений Острова короналем испокон веку существовал определенный протокол, согласно которому, после высадки в Нуминоре, корональ сначала поселялся в королевском пансионе, известном под названием Семь Стен, одноэтажном здании из серо-черного камня, расположенном прямо на набережной порта. Там он исполнял различные очистительные ритуалы, после которых начинал подъем на верхнюю из трех террас, где его ожидала Хозяйка. Согласно традиции, как правило, именно корональ поднимался на вершину острова для встречи с Повелительницей Снов, и в крайне редких случаях она сама спускалась на берег, чтобы лично встретить дорогого гостя.

Но Престимион был теперь понтифексом, а не короналем и понятия не имел, как его будут принимать. И не стал даже интересоваться Возможно, Семь Стен предназначались только и исключительно для короналей, а понтифексов поселяли где-то в другом месте. Это не имело никакого значения. Пусть это окажется сюрпризом, думал он.

Поначалу все, казалось, шло как обычно. Прибывшие без каких-либо происшествий перешли на катер, больше похожий на паром, используемый для переправы через большую реку; шкипер парома спокойно провез их через рифы и мели канала к причалу Нуминорского порта, где, как и в прежние его визиты, выстроились иерархи Хозяйки, облаченные в торжественные золотые одежды с красной оторочкой. Каждый сделал перед ним спиралеобразный знак Лабиринта, почтительно приветствовал леди Вараиль, главного спикера Септаха Мелайна и Великого адмирала Гиялориса, после чего Престимиона и его родных препроводили в те же самые Семь Стен, а всех остальных — в гостиницу, расположенную неподалеку.

А затем начались отклонения от ставшей уже привычной для него традиции.

— Хозяйка ждет вас в пансионе, ваше величество, — сообщил один из иерархов, когда они подходили к зданию.

Первой реакцией Престимиона было удивление: неужели его мать, на которой во время его последнего посещения Острова, казалось, наконец начал сказываться возраст, решилась подвергнуться утомительному спуску из святыни, расположенной на самой вершине громадного острова, хотя ему было бы гораздо легче подняться к ней туда. Но он тут же напомнил себе, что его мать больше не была Хозяйкой Острова. В Семи Стенах его ожидала новая Хозяйка — мать Деккерета леди Тэлайсме.

Но почему, изумился он, это понадобилось делать Тэлайсме? Возможно, она еще не до конца освоилась в принадлежавшей ей теперь великой власти и, узнав о прибытии понтифекса, подавленная величием его титула, решила оказать ему наибольшие почести, не дожидаясь, пока он сам прибудет к ней? Но, когда Престимион вошел во внутренний двор Семи Стен и увидел шедшую ему навстречу Тэлайсме, в его сознании возникла другая, гораздо более неприятная мысль.

Его мать Терисса всегда отличалась непобедимой силой духа. Но годы, конечно, брали свое. Должно быть, смерть Теотаса оказалась для нее тяжелым ударом, сильно сказавшимся на ее здоровье. Возможно, хотя в это трудно было поверить, это выразилось в сильном эмоциональном или даже физическом потрясении. Она, наверное, была серьезно больна, возможно, умирала. Или уже умерла. А Тэлайсме не хотела, чтобы он совершал подъем к Внутреннему храму, не зная, в каком состоянии пребывает леди Терисса. И приехала встретить его, чтобы лично открыть всю правду.

Однако пока Тэлайсме приближалась к Престимиону, он не заметил на ее лице и во всем облике ни малейших признаков случившегося несчастья. Она передвигалась быстрыми, четкими, как у птицы, шагами: маленькая энергичная женщина, облаченная во все белое, с серебряной диадемой — символом ее титула — на голове. Ее глаза были яркими и лучистыми. Она приветственно протянула гостю обе руки.