Однако не прошло и нескольких минут, как неутомимые дикари принялись обшаривать кусты, постепенно подбираясь к внутренней кромке полосы молодых каштанов, окаймлявших площадку вокруг блокгауза.
— Идут! — прошептал Хейуорд, пытаясь просунуть дуло ружья в щель между бревнами.— Встретим их огнем на подходе!
— Уберите ружье! — приказал разведчик.— Щелчок кремня, запах пороха, и вся эта голодная шайка ринется сюда... Ну, а уж если нам придется сражаться за свои скальпы, положитесь на опыт людей, которые знают повадки краснокожих и редко мешкают, услышав боевой клич.
Дункан с тревогой оглянулся и увидел, что дрожащие сестры забились в дальний угол постройки, а могикане, прямые и неподвижные, словно две статуи, стоят в тени, готовясь и, видимо, горя желанием ринуться в бой, как только это будет нужно. Подавив нетерпение, молодой человек вновь выглянул наружу и молча стал ждать дальнейшего развития событий. В этот миг кусты раздвинулись, и на площадке появился высокий вооруженный гурон. Пока он всматривался в безмолвный блокгауз, лунный свет озарил его свирепое лицо, на котором читались изумление и любопытство. Он издал возглас, обычно выражающий у индейца удивление, затем тихо подозвал товарища, и тот немедленно присоединился к нему.
Дети лесов несколько минут постояли бок о бок, указывая пальцами на ветхое строение и о чем-то совещаясь на языке своего племени. Затем медленно и осторожно, останавливаясь на каждом шагу, словно пугливые олени, в которых любопытство борется с тревогой, они стали приближаться к блокгаузу. Внезапно одни из них ступил на холмик и нагнулся, чтобы получше рассмотреть его. В этот миг Хейуорд увидел, что охотник опустил ружье и обнажил нож. Повторяя его движения, молодой человек приготовился к схватке, казавшейся теперь неизбежной.
Дикари находились так близко, что лошадям стоило шевельнуться или хотя бы вздохнуть громче, нежели обычно, как беглецы были бы обнаружены. Но едва гуроны сообразили, что это за холмик, мысли их припили другое направление. Они заговорили между собой, и голоса их звучали тихо и торжественно, словно краснокожих преисполняли благоговение и страх. Затем дикари осторожно попятились, не отрывая глаз от развалин и словно ожидая, что из этих безмолвных стен вот-вот появятся призраки усопших. Наконец, достигнув края площадки, они медленно вошли в кусты и исчезли.
Соколиный Глаз взял ружье к ноге и с долгим вздохом облегчения внятно прошептал:
— Да, мертвых они чтят, и сегодня это спасло жизнь им, а может быть, и кое-кому получше, чем они.
Хейуорд выслушал охотника, но промолчал и тут же повернулся в сторону тех, кто интересовал его сейчас гораздо больше. Он услышал, как оба гурона выбрались из кустов, и вскоре убедился, что остальные преследователи собрались вокруг них, с глубоким вниманием слушая их рассказ. Серьезный и спокойный разговор, совершенно не похожий на первое шумное совещание, продлился несколько минут; затем голоса стали отдаляться, затихать и растаяли наконец в глубине леса.
Соколиный Глаз выждал, пока Чингачгук не уверил его, что шайка удалилась на достаточное расстояние, после чего подал Хейуорду знак вывести лошадей и подсадить девушек в седло. Как только это было сделано, маленький отряд, покинув полуразвалившийся блокгауз, двинулся в направлении, противоположном тому, откуда пришел, и сестры пугливо оглядывались на безмолвную могилу и ветхий блокгауз, пока не пересекли залитую мягким лунным светом поляну и не углубились в непроглядный мрак леса.
ГЛАВА XIV
Ч а с о в о й
— Qui est la?
Ж а н н а д' А р к
— Paysans, pauvres gens de France.
Покидая блокгауз и углубляясь в чащу, каждый из путников был так поглощен одним желанием — спастись, что не рискнул произнести ни слова, даже шепотом. Разведчик снова занял место во главе отряда, но теперь, оставив между собой и противником достаточное расстояние, двигался еще осторожней, чем во время предыдущего перехода, потому что был совершенно незнаком с этой частью леса. Он то и дело останавливался, чтобы посоветоваться с могиканами, указывая на луну и необыкновенно тщательно осматривая кору деревьев. Во время этих коротких остановок Хейуорд и сестры, напрягая обостренный сознанием опасности слух, пытались уловить какие-нибудь признаки, указывающие на близость врага. Но необъятный лес спал, казалось, беспробудным сном: из него не доносилось ни звука, кроме еле слышного журчания отдаленного родника. Птицы, животные и люди, если только последние вообще могли очутиться в подобной глуши, были равно объяты дремотой. Однако лепет ручья, как ни был он слаб, все же рассеял сомнения проводников, и они тотчас направили к нему свои беззвучные шаги.
Выйдя на берег потока, Соколиный Глаз опять остановился, снял с ног мокасины и предложил Хейуорду и Давиду последовать его примеру. Затем вошел в воду и целый час вел отряд по руслу ручья, чтобы не оставлять опасных следов. Луна уже скрылась за черной громадой туч, нависших над западной частью горизонта, когда путники выбрались наконец из неглубокого извилистого ручья и вновь очутились на лесистой песчаной равнине. Здесь охотник почувствовал себя спокойнее и двинулся вперед с уверенностью и быстротой человека, знающего, что он делает. Вскоре тропинка стала менее ровной, и путники заметили, что с обеих сторон к ней подступают горы и что они входят в горловину широкого ущелья. Внезапно Соколиный Глаз остановился и, выждав, пока подойдут остальные, заговорил приглушенным голосом, придававшим во тьме оттенок особой торжественности его словам:
— Научиться находить тропу в лесу и отыскивать и глуши солонцы и родники — дело нехитрое. Но кто, глядя на эту местность, решится утверждать, что среди поп тех молчаливых деревьев и нагих гор расположилась сейчас на отдых целая армия?
— Значит, мы уже недалеко от форта Уильям-Генри? — с интересом спросил Хейуорд, подходя поближе к разведчику.
— Нет, до форта нам еще предстоит долгий и утомительный путь, и самый трудный теперь для нас вопрос— как добраться туда,— последовал ответ. — Видите? — разведчик указал на видневшееся между деревьев небольшое озеро, гладь которого отражала яркие звезды.— Это Кровавый пруд. Я не только часто бывал на его берегах, но и дрался там с врагами от восхода до заката.
— Вот как! Значит, эта унылая полоса воды — могила павших в битве храбрецов? Я слышал про это озеро, но никогда не видел его.
— Мы за один день дали здесь три сражения этому чертову французскому немцу! — продолжал Соколиный Глаз, скорее следуя течению собственных мыслей, чем отвечая Дункану.— Мы собирались устроить засаду и преградить ему путь, но дрался он храбро и вскоре погнал нас, как стадо испуганных оленей, по ущелью к берегам Хорикэна. Однако тут сэр Уильям, который именно за это дело и получил титул, подал команду, мы залегли за поваленными деревьями и под прикрытием их расквитались за утренний позор! В тот день сот-пи французов видели солнце в последний раз. Сам Дискау, их начальник, угодил к нам в руки до того изрешеченный свинцом, что ему пришлось вернуться на родину: он уже не мог больше участвовать в войне.
— Да, вы дали врагу хороший отпор! — по-юношески пылко воскликнул Хейуорд.— Молва о нем быстро долетела к нам, в южную армию.
— Но на этом дело не кончилось. Майор Эффингем, по личной просьбе сэра Уильяма, послал меня в обход французского фланга через волок в крепость на Гудзоне с известием о поражении противника. Как раз вон там, в леске, на склоне горы, я встретил отряд, спешивший к нам на подмогу, и повел его прямо туда, где французы устроили привал и закусывали, не подозревая, что резня еще не кончена.
— И ваше появление оказалось для них неожиданностью?
16
Кто идет? — Крестьяне, бедные французы (франц.). Перевод Е. Бируковой.