— Ты ради меня предпринял такое долгое и трудное путешествие, — я у тебя в долгу. Постараюсь сделать все, чтобы ты чувствовал себя у нас возможно лучше.

— Я слышал, ты только ждешь команды, чтобы сняться с якоря и перекочевать со своей койкой в ту часть света, где имеется тысяча островов?

— Следопыт, это твоя промашка? Или ты забыл, о чем я тебя предупреждал?

— Нет, сержант, я ничего не забыл, я просто не счел нужным скрывать твои намерения от твоей плоти и крови.

— Чем меньше разговоров вокруг военных приготовлений, тем лучше, — возразил сержант похлопывая Следопыта по плечу с видом дружеского расположения, но не без оттенка укоризны. — Ты достаточно имел дело с французами, чтобы знать, как опасна всякая болтовня.

Но так и быть, наша поездка уже скоро состоится, и нет особенной нужды делать из нее секрет. Мы отправляем отряд на смену одному из наших постов на озере, — хоть я отнюдь не утверждаю, что он на Тысяче Островов, — и мне, возможно, придется его сопровождать. А тогда я рассчитываю взять с собой Мэйбл, пусть она для меня кашеварит. Надеюсь, братец, и ты не откажешься с нами поехать. Поживешь месяц-другой на солдатском пайке.

— Все зависит от вашего маршрута. Леса и болота не в моем вкусе.

— Мы пойдем на "Резвом". Я думаю, что для человека, привычного к воде, такая экспедиция не лишена интереса.

— Я привык к морской воде, а не к озерной. Если у тебя некому вести эту посудину, я, так и быть, могу взять это на себя, но для меня такая поездка — потерянное время. Просто смех берет, когда катанье по прудку называют экспедицией.

— С "Резвым" управится и Джаспер, нам не нужны твои услуги, а обществу твоему будем рады. Вернуться к себе ты сможешь только в сопровождении отряда, и, значит, придется тебе долго ждать моего приезда. Но что я вижу, Следопыт? Небывалый случай — наши люди ушли на поиски мингов, а ты их не возглавляешь?

— Сказать по чести, — отвечал проводник (он был заметно сконфужен, и на его бронзовом от загара лице появилось даже некоторое подобие краски), — сегодня я не расположен идти в разведку. Во-первых, можно заранее сказать, что ваши молодцы из Пятьдесят пятого не такой народ, чтобы с ними удалось захватить в лесу ирокезов, да и не станут эти гады дожидаться, чтобы их окружили со всех сторон, раз им известно, что Джаспер добрался до гарнизона. К тому же не мешает человеку немного и отдохнуть после целого лета тяжелой работы, и нечего его за это корить. А кроме того, с солдатами пошел Великий Змей, и, если этих негодяев еще можно где-то изловить, положись на его ненависть и зоркость; первая у него посильнее моей, а в отношении второй он и мне не уступит. Он еще больше, чем я, ненавидит этих подлых бродяг: мои чувства к мингам — это всего-навсего черенок ненависти делаваров, привитый к христианскому дичку. Я и решил на сей раз отказаться от славы — если только предвидится какая-то слава — в пользу прапорщика, командующего отрядом; пусть уж он, если ему удастся унести свой скальп и благополучно вернуться в крепость, похвалится этим подвигом в письме к мамаше. А я хоть раз в жизни попраздную лентяя.

— И правильно. Следопыт! Коли долгая и усердная служба дает человеку право на увольнительную, никто не заслужил ее больше, чем ты, — милостиво согласился сержант. — Да и Мэйбл не будет на тебя в обиде за то, что ты предпочел ее общество поискам дикарей, и она с удовольствием, я знаю, разделит с тобой свой завтрак, если ты не прочь закусить. Но не думай, девочка, что это и вообще в привычке у Следопыта; он еще никогда не позволял мародерам, шныряющим вокруг крепости, убраться восвояси, не услышав выстрелов его ружья.

— Она этого не думает, сержант, а иначе, как ни противны мне военные эволюции и парады, я тут же бы вскинул на плечо свой "оленебой" и — марш-марш! — зашагал вон из крепости, прежде чем она успела бы моргнуть своими хорошенькими глазками. Нет, Мэйбл достаточно меня знает, несмотря на недолгое знакомство: за время нашего с ней короткого похода минги вовсю нас развлекали и доставили нам немало приятных минут.

— Пришлось бы долго убеждать меня. Следопыт, чтобы внушить мне о вас превратное мнение, а тем более в отношении вашей храбрости, — сказала Мэйбл с горячностью, ибо ей хотелось, чтобы у Следопыта не осталось ни малейшего сомнения в ее добрых чувствах. — Насколько я понимаю, оба мы, и отец и дочь, обязаны вам жизнью, и поверьте, никто из нас этого не забудет.

— Спасибо, Мэйбл, от всей души спасибо! Но я не хочу, чтобы вы по своей наивности слишком высоко ценили мои заслуги. Я не думаю, чтобы минги, если б вы даже попались им в руки, осмелились тронуть хоть волосок на вашей голове. Мой скальп, и скальп Джаспера, и мастера Кэпа, и даже Змея они, конечно, высушили бы себе на память, но вряд ли у них поднялась бы рука на сержантову дочку.

— Возможно ли, чтобы ирокезы, которые не щадят ни женщин, ни детей, явили мне особую милость? Нет, Следопыт, я знаю, что обязана вам жизнью.

— Ничуть не бывало, Мэйбл, — даже бесноватый минг не решился бы причинить вам зло. Я этих извергов знаю как облупленных, но на это даже они не способны. Скорее они предложили бы вам, да что там — принудили бы вас стать женой одного из своих вождей, и это была бы достаточным наказанием для христианской девушки. На большее, по-моему, даже минги не способны.

— Тогда я обязана вам избавлением от еще худшей беды! — вскричала Мэйбл, пожимая проводнику руку со свойственной ей искренностью и сердечностью, от чего у честного малого вся физиономия расцвела улыбкой. — Лучше умереть, чем достаться в жены индейцу!

— Видишь, таково ее призвание, сержант! — воскликнул Следопыт, повернув к старому товарищу лицо, сияющее от радости. — И она ему не изменит. Я и то говорю дела вару: будь индеец сто раз крещен, это еще не делает его белым человеком, хотя бы он и был делавар, а не минг. И никакие истошные вопли и крики не превратят бледнолицего в краснокожего. Таково призвание молодой женщины, рожденной от родителей-христиан, и пусть она ему следует!

— Правда твоя. Следопыт, и, поскольку речь идет о Мэйбл Дунхем, она ему последует. Но пора уж закусить, братец Кэп; коли не побрезгуете угощением, я покажу вам, как живем мы, бедные солдаты, на далекой границе.

Сержант не зря хвалился, обещая попотчевать гостей на славу Несмотря на отдаленное положение Осуижской крепости, тамошние жители во многих отношениях питались, как дай бог королям или принцам. В описываемое нами время и даже еще полстолетия спустя вся обширная область, получившая после войны за независимость название Запада, или Новых Земель, представляла собой почти безлюдную пустыню, изобиловавшую всей богатейшей фауной, свойственной этому климату. Те немногочисленные индейские племена, что бродили тогда по лесам, не могли нанести сколько-нибудь заметный ущерб этому изобилию, и дань, которую взимали с него гарнизоны, рассеянные по обширным просторам страны, да случайные охотники, попадающиеся тут и там, так же мало значили на фоне этих богатств, как взяток пчелы на гречишном поле или колибри — на цветке.

Дошедшие до нас предания об этих чудесах изобилия, о несметном количестве дичи и рыбы, водившемся в тех краях, а в особенности в окрестностях Великих Озер, подтверждаются воспоминаниями старожилов, иначе мы не отважились бы о них рассказывать. Но так как мы слышали об этом диве дивном от стольких очевидцев, то и решаемся на это с полной уверенностью. Особенно удачное положение занимала крепость Осуиго, здесь нетрудно было бы набить до отказа кладовые самого избалованного гурмана. Река кишела всевозможной рыбой: достаточно было закинуть удочку, чтобы вытащить окуня или какого-нибудь другого представителя этого семейства, населявшего ее воды так же густо, как воздух над местными болотами населен комарами и всякой мошкарой. В озерах среди рыбных богатств почетное место занимала американская разновидность лососевых — горбуша, вряд ли уступающая по своему вкусу даже великолепной семге, которою славится Северная Европа.