Молодой могиканин украдкой взглянул на отца, но лицо его мгновенно приняло прежнее бесстрастное выражение, и он ни словом не нарушил молчания. Чингачгук перехватил взгляд сына и жестом разрешил ему говорить. В ту же секунду черты Ункаса озарились радостью, а его суровая сдержанность сменилась оживлением. Он рванулся вперед, как молодой олень, несколькими прыжками взлетел на пригорок, начинавшийся в полусотне футов от места, где стояли путники, и с торжествующим видом остановился над свежими комьями земли, которую, казалось, совсем недавно взрыли копыта какого-то крупного животного. Путники, удивленно следившие за движениями молодого могиканина, сразу же поняли по его ликующему виду, что поиски увенчались успехом.

— Вот он, след! — вскричал разведчик, подбегая к месту, где стоял Ункас.— У мальчика хорошие глаза и острый ум для его возраста.

— Удивительно, что он так долго молчал о своем открытии! -— вполголоса бросил Дункан, последовавший за Соколиным Глазом.

— Было бы еще удивительней, если бы он заговорил, прежде чем его спросят! Конечно, белый юноша, набравшийся ума из книг и мерящий людей по числу прочитанных страниц, волен воображать, что превосходит старика отца не только быстротой ног, но и познаниями. Там же, где учителем является опыт, ученик знает цену прожитым годам и относится к ним с соответственным почтением.

— Смотрите,— промолвил Ункас, указывая на четкие отпечатки следов, идущих с юга на север.— Темноволосая ушла в страну морозов.

— Гончая -— и та никогда не брала лучшего следа! — отозвался разведчик, без задержки пускаясь в указанном направлении.— Нам повезло, крупно повезло, и теперь можно идти вперед, задрав нос. А вот и обе ваши лошадки-бокоходы. Наш гурон разъезжает, что твой генерал у бледнолицых! Карающая длань господня настигла этого малого—он начисто рехнулся! Теперь не хватает только найти следы от колес, сагамор,— продолжал он, обернувшись и заливаясь довольным смехом.— Скоро дурень в карете разъезжать начнет. И надо же до такого додуматься, когда у него в тылу три пары самых зорких глаз на всей границе!

Ликование разведчика и поразительная удача, выпавшая на их долю после сорокамильного кружения по лесам, не замедлили пробудить надежду в сердце путников. Теперь они шли быстро, с уверенностью человека, двигающегося по широкой проезжей дороге. Если след порой прерывался из-за глыбы камня, ручья или клочка земли, более твердой, чем остальная почва, зоркий глаз разведчика неизменно отыскивал его на некотором расстоянии, так что отряд не терял больше почти ни минуты. Облегчала им путь и уверенность в том, что Магуа избрал дорогу через долины; это обстоятельство помогало путникам не сбиваться с верного направления. Гурон, однако, не отказался начисто от уловок, к которым обычно прибегают индейцы, когда хотят оторваться от противника. Ложные следы и неожиданные петли попадались всюду, где это позволяло строение почвы или наличие ручья, но преследователи редко давались в обман и всякий раз обнаруживали свою ошибку раньше, чем двинуться не в ту сторону.

В середине дня они миновали Скрун и пошли вслед за солнцем, начавшим клониться к закату. Спустившись с возвышенности в лощину, прорезанную быстрым ручьем, они неожиданно очутились на месте, где отряд Лисицы сделал привал. У воды валялись потухшие головни, вокруг были разбросаны остатки оленины, а на деревьях виднелись явственные следы того, что листву их долго щипали лошади. Неподалеку Хейуорд обнаружил шалаш и с нежностью посмотрел на этот кров, под которым, как он предполагал, отдыхали Кора и Алиса. Но хотя земля здесь была истоптана, а отпечатки ног и копыт отчетливо видны, след внезапно обрывался.

Отыскать следы лошадей оказалось совсем нетрудно, но нэррегенсеты, видимо, просто бродили сами по себе в поисках пищи. Наконец Ункас, осматривавший вместе с отцом путь, которым шли кони, наткнулся на совсем свежие следы копыт. Прежде чем отправиться дальше, он известил спутников о своей удаче, и, пока они совещались, молодой воин вернулся к ним, ведя в поводу обоих иноходцев с такими изломанными седлами и настолько засаленной изодранной сбруей, словно животные уже несколько дней бегали на свободе.

— Что это значит? — изумился Дункан, бледнея и оглядываясь вокруг, словно из боязни, что кусты и листья вот-вот выдадут какую-то страшную тайну.

— А то, что путешествие наше подходит к концу и мы находимся в стране врагов,— ответил разведчик.— Если бы за Магуа гнались, а у девушек не было лошадей и они не могли поспевать за отрядом, мерзавец, не задумываясь, снял бы с них скальпы. Но когда неприятель не идет за ним по пятам, а в его распоряжении такие отличные кони, он не тронет и волоска на голове пленниц. Я знаю, о чем вы подумали, и позор тем белым, которые внушили вам подобные мысли. Кто полагает, что туземец, будь то даже минг, способен опозорить женщину, тот не знает ни индейцев, ни законов леса: в самом худшем случае краснокожий лишь убьет ее ударом томагавка. Полно, полно, успокойтесь! Я слышал, что французские индейцы отправились в здешние горы охотиться на лося, и мы, как видно, приближаемся к их лагерю. Почему бы им не поохотиться? Каждый день, утром и вечером, по этим горам разносится выстрел пушки в Тайе, так как французы прокладывают сейчас новую линию укреплений между Канадой и владениями нашего короля. Лошади, правда, здесь, но гуроны ушли. Давайте же поищем дорогу, по которой они отправились.

Соколиный Глаз и могикане всерьез принялись за дело. Они очертили круг с диаметром в добрую сотню футов, и каждый принялся обследовать один из сегментов. Обследование оказалось, однако, безрезультатным. Следов было много, но все они, по-видимости, были оставлены людьми, бродившими на этом месте без всякого намерения удалиться отсюда. Разведчик и его друзья вновь обошли стоянку, медленно следуя один за другим, пока еще раз не очутились в центре, зная не больше, чем знали раньше.

— Что за дьявольщина! — воскликнул Соколиный Глаз, перехватив разочарованные взгляды своих помощников.— Мы должны разгадать эту уловку, сагамор. Начнем от ручья и осмотрим местность дюйм за дюймом. Нет, гурон не будет у меня хвастаться перед своим племенем, что нога его не оставляет следов!

Подавая пример сотоварищам, разведчик с удвоенным рвением приступил к поискам. Ни один листок не остался нетронутым. Был поднят весь валежник, сдвинуты все камни: индейцы, прибегая к военной хитрости, нередко прикрывают этими предметами отпечатки своих шагов. Тем не менее все усилия оказались тщетны. Наконец Ункас, которому проворство позволило закончить работу раньше остальных, принялся заваливать землей мутный ручеек, вытекавший из главного ручья, и скоро отвел воду в сторону. Как только русло выше запруды обнажилось, молодой воин нагнулся и всмотрелся в него своими зоркими, проницательными глазами. Восторженный крик тотчас же возвестил об успехе юноши. Путники сгрудились вокруг него, и могиканин показал им отпечаток мокасина на влажной наносной земле.

— Мальчик станет гордостью своего племени и бельмом на глазу у гуронов!— объявил Соколиный Глаз, глядя на след с таким же восхищением, с каким естествоиспытатель взирал бы на бивень мамонта или ребро мастодонта.— Но это не след индейца: нога слишком опирается на пятку, и носок слишком ровен, словно француз-танцор выкаблучивался здесь перед соплеменниками! Беги-ка назад, Ункас, да притащи сюда мерку ноги певца. Ты найдешь прекрасный след его напротив вон той скалы, как раз у подошвы холма.

Пока молодой могиканин исполнял поручение, разведчик и Чингачгук продолжали внимательно исследовать найденный отпечаток. Мерка совпала, и Соколиный Глаз решительно объявил, что это след ноги Давида, которого еще раз принудили сменить башмаки на мокасины.

— Теперь вся история ясна для меня так, как если бы я воочию видел проделки Лисицы,— добавил он.— Поскольку главные приметы певца — это глотка и ноги, его пустили первым, а остальные пошли за ним, стараясь ступать в его следы.

— Однако,— вскричал Дункан,— я не вижу...