— Отец мой, конечно, был очень неправ. Следопыт, если словом или делом причинил вам горе; и мое уважение к вам столь велико, а моя дружба столь искренна, что если бы не кто-то… Я хочу сказать, Следопыт, ни один человек не должен опасаться, что лейтенант Мюр добьется у меня успеха. Уж лучше всю жизнь оставаться в девушках, чем стать леди ценою такого брака.

— Не сомневаюсь, что язык ваш не способен ко лжи, Мэйбл! — проникновенно сказал Следопыт.

— В такую минуту, по такому серьезному поводу, а тем более вам? Никогда! Нет, пусть лейтенант ищет себе невесту где хочет, мое имя не украсит список его жен.

— Благодарю вас, Мэйбл, благодарю! У меня самого не осталось никакой надежды, но я не был бы спокоен, зная, что вы стали женой квартирмейстера. Я боялся, как бы вас не соблазнил его офицерский чин, да, да, а я ведь знаю цену этому человеку! Не думайте, что во мне говорит ревность, нет! Просто я знаю этого человека. Конечно, если вам понадобится какой-нибудь достойный юноша вроде Джаспера Уэстерна, например…

— Да что вы все твердите о Джаспере — Пресной Воде? Он не имеет никакого отношения к нашей дружбе. Лучше поговорим о вас: где вы думаете прожить зиму?

— Эх, да что обо мне говорить! Я и раньше немногого стоил, Мэйбл, разве что в разведке или в схватке с врагом, а теперь, когда убедился в ошибке сержанта, стою и того меньше. Нет нужды говорить обо мне. Для меня было большим счастьем столько времени провести возле вас и хотя бы в мечтах воображать, что сержант прав. Но теперь все это кончилось. Я отправлюсь в путь вместе с Джаспером, там дела у нас будет по горло, и бесполезные мысли перестанут лезть в голову.

— И вы все забудете, забудете меня.., нет, нет, не забудете. Следопыт! Но вы вернетесь к своим прежним занятиям, и вас не будет больше тревожить мысль о девушке, недостойной того, чтобы нарушить ваш покой.

— Прежде я не знал этого, но девушки, оказывается, имеют большее значение в нашей жизни, чем я предполагал. До того, как я встретился с вами, сон мой был сладок, как у новорожденного младенца. Не успевал я приклонить голову к дереву, камню или, случалось, улечься на звериной шкуре, как тотчас же крепко засыпал, если только не доводилось в полусне переживать то, чем занимался днем; так я спал, пока не наступало время вместе с ласточками встречать рассвет, и я был уверен, что всегда мгновенно вскочу на ноги, когда потребуется. Такая уж у меня способность, и на нее можно положиться, будь это даже в стане мингов; ведь бывали случаи, когда я забирался чуть ли не в самое логово этих разбойников.

— Все это еще вернется к вам, Следопыт. Такой честный, благородный человек не должен губить свое счастье из-за пустой мечты. Опять вы будете крепко спать во время ваших охотничьих скитаний и вам будет сниться убитая вами лань или пойманный бобер.

— Эх, Мэйбл, не хочу я больше видеть такие сны. Пока я вас не знал, мне доставляло удовольствие представлять себе, как я гоняюсь за добычей или иду по следу ирокезов, бросаюсь в бой или из засады нападаю на врагов. Я находил в этом радость, таков уж мой нрав. Но, с тех пор как я встретил вас, все это больше не тешит меня. Теперь мне уже не нравятся мысли о таких грубых забавах, а последнюю ночь, когда мы стояли в гарнизоне, мне привиделось, будто в тени кленовой рощи стоит моя хижина и под каждым деревом я вижу Мэйбл Дунхем, а птицы на ветках вместо щебетанья, данного им природой, распевают баллады, и даже лань остановилась их послушать. Я было попробовал подстрелить ее, но "оленебой" дал осечку, и она рассмеялась мне в лицо лукаво, будто молодая девушка, и ускакала прочь, оглядываясь на меня и как бы приглашая следовать за собой.

— Не будем больше об этом. Следопыт, не надо, — умоляюще проговорила Мэйбл, вытирая слезы; простодушие и серьезность, с какими этот суровый обитатель лесов раскрывал ей свою неподдельную любовь, глубоко взволновали благородное сердце девушки. — А теперь пойдемте навстречу батюшке. Он, вероятно, где-то здесь, я только что слышала выстрел совсем рядом.

— Сержант ошибся, да, сержант ошибся — напрасно пытаться соединить голубку с волком…

— А вот и батюшка! — прервала его Мэйбл. — Постараемся принять бодрый и веселый вид, как подобает добрым друзьям, а наши тайны будем хранить про себя, хорошо?

Они замолчали. Послышался треск сухих сучьев под ногами, и тут же показался, раздвигая ветки кустов, сам сержант. Выйдя на открытое место, старый солдат испытующе поглядел на дочь, потом на ее спутника и ласково проговорил:

— Мэйбл, доченька, ты молода и проворна, пойди подбери-ка птицу, которую я подстрелил. Она упала вон туда, в заросли болиголова на берегу, а так как Джаспер уже подает знаки, что пора сниматься с якоря, тебе нет надобности карабкаться обратно на гору, через несколько минут мы сами спустимся вниз.

Мэйбл повиновалась и легкими, упругими шагами, как и полагается юной, здоровой девушке, сбежала с холма. Но, хотя ступала она легко, на душе у нее было тяжело; как только заросли кустарника скрыли ее от глаз отца и его друга, она бросилась на землю и так судорожно зарыдала, будто сердце ее разрывалось от боли. Пока она не исчезла из виду, сержант с отцовской гордостью следил за нею взглядом, потом повернулся к своему приятелю с самой добродушной улыбкой, на какую только был способен.

— Видишь, дружище, от матери она унаследовала легкость и гибкость стана, — сказал он, — ну, а от меня к ней перешло немножко отцовской силы. Но мать, по-моему, не была так красива. Впрочем, в роду Дунхемов и мужчины и женщины тоже были недурны собой. Что ж. Следопыт, я уверен, ты не упустил удобного случая и откровенно высказал все моей дочери? В подобного рода делах женщины любят ясность.

— Мне кажется, что мы с Мэйбл в конце концов поняли друг друга, сержант, — ответил тот, отвернувшись и избегая взгляда старого ветерана.

— Вот и отлично! Есть люди, которые воображают, будто некоторые сомнения и неопределенность придают больше прелести любви, но я думаю иначе: чем проще слова, тем скорее они доходят до сердца. Мэйбл, наверное, удивилась?

— Боюсь, что да, сержант. Боюсь даже, что для нее это было полной неожиданностью.

— Тем лучше. Ведь неожиданность в любви — все равно что засада на войне, и она так же законна: правда, легче разобраться, застал ли ты врасплох неприятеля, чем женщину. Но Мэйбл, надеюсь, не обратилась в бегство, дружище?

— Нет, сержант, она не делала попыток к бегству, это я могу утверждать с чистой совестью.

— Надеюсь, что девушка оказалась также и не слишком податливой? Мать ее была очень застенчива целый месяц я не мог добиться от нее толку. И все-таки откровенность говорит как в пользу мужчины, так и женщины.

— Да, да, конечно, но нельзя забывать и о благоразумии.

— Не жди благоразумия от юного создания в двадцать лет, Следопыт, оно придет позднее, вместе с опытом. Вот если бы кто-нибудь из нас двоих ошибся, это было бы непростительно, но с девушки такого возраста, как Мэйбл, нельзя слишком много спрашивать.

Пока сержант излагал свои взгляды, Следопыт непрерывно менялся в лице, хотя к нему отчасти уже вернулось самообладание, всегда ему свойственное и развившееся еще больше от многолетнего общения с индейцами. Он то поднимал, то опускал глаза, даже нечто вроде улыбки промелькнуло на его суровом лице; казалось, он вот-вот рассмеется своим беззвучным смехом Но эта веселость, которую он вряд ли испытывал, тут же уступила место выражению скорби. Это необычное сочетание в нем невыносимой душевной муки с врожденной простодушной жизнерадостностью больше всего поразило Мэйбл. Во время происшедшего между ними объяснения ей подчас казалось, что сердце Следопыта не так уж сильно задето, потому что веселая и простодушная улыбка вдруг появлялась на его лице, открывая душу, наивную и непосредственную, как у ребенка. Но это впечатление было мимолетным, и опять она ясно видела его страдания, мучительные и глубокие, терзавшие его сердце. И в самом деле. Следопыт был в этом отношении сущее дитя: не обладая знанием света, он не умел скрывать ни единой своей мысли, и его гибкий и жадный, как у ребенка, ум необыкновенно легко воспринимал любое внешнее впечатление и так же легко отвечал на него; ребенок со своенравной фантазией едва ли мог бы с большей легкостью впитывать впечатления, чем этот взрослый человек, такой наивный в своих чувствованиях и такой суровый, мужественный и стойкий во всем, что касалось его повседневных занятий.