- Так ты что, Лихоману служил? Темным силам? Предатель рода человеческого?

- Не служил, не служил я! В плену мы были! И все ждали, когда же нас освободят…

- Точно! Ух, бездельник, не с того начал! Княжна! Дама! Где она? – Галантный рыцарь вдруг смутился и пригладил торчащую во все стороны бороду. – Как я выгляжу?

- Как настоящий рыцарь, сэр рыцарь! Пушистым, как я заметил, вы еще до битвы быть изволили, а сейчас, волос ваш – благородно сед!

- Как???

Константин схватил прядь и попытался ее рассмотреть. Точно, белый как лунь. Это слегка огорчило крестоносца, но не сильно. Он никогда особо не заморачивался прической, и лишь стригся по текущей моде. А текущая мода не менялась уже лет двести, и выражалась словами «главное, чтоб шлем налезал».

- Это у Лихомана свойство такое есть… Было. Он пугать очень страшно умеет… Умел. Даже вот, когда местные сюда приходили, он разок свистнет, разок гикнет, и все, трясутся воины и убегают. А вы вот… Не сбежали! До смерти бились, и даже опосля!

- Рыцарь с помощью Господа одолеет любое наваждение! – гордо сверкнул глазами барон. – Все. Довольно. Веди к даме.

- Да чего там вести… Вон, в центральном склепе подвал. Там мы и томимся. Томились.

- А чего она сама то не вышла?

- Не может, господин барон. Она волосами к столбу привязана. Из нее же умертвие делать собирались. Вы, ваша милость внимание обратили? Все местные скелетихи – с длинными волосами. Чем волос длиннее – тем умертвие качественней. Эта княжна на моей памяти уже четвертая.

- Ах ты, трус! Бездарь! Недотепа! И пальцем не пошевелил что бы от страшной участи прекрасных дам спасти? Ну, получишь у меня, готовься! А ну подставь лоб!

- Ваша милость…

- Быстро, я сказал!

Тяжело вздохнув, корзинщик склонил голову. Рыцарь примерился, и пожалев простолюдина, щелкнул в четверть силы.

Глаза толстячка собрались в кучку и слегка затуманились, он присел и потряс спутанной шевелюрой. Не седой к слову сказать, ну, седой не полностью, а так, через волосок.

- Все, хватит с тебя. Пошли, представишь меня княжне. И проваливай потом куда хочешь.

- Конечно, конечно… Господин барон, а смею ли я надеяться… Меня ведь каждый обидеть может… Сэр рыцарь, возьмите меня к себе, а? Я полезным слугой буду! Драться правда не могу, но… И одежду почищу, и лошадь оседлаю, и корзину… Ну если вдруг, будет нужно. И вообще – много чего умею… Ваша милость, не гоните! – и Пендаль Пажопье рухнул на кругленькие коленки.

- Посмотрим, - буркнул барон. И широким шагом направился к указанному склепу.

18. Данунашка Пани Рошек

- Вот, - сказал Пендаль. – Это девка… Ой, ааа… ваша милость, за что подзатыльник?

- Дева.

- Да, точно, простите, господин барон… Господин барон, перед вами -княжна Гданьского Поморья, дочь каштеляна пана Пробуса Рошека, прекрасная дева Данунашка пани Рошек Гданьская… Ну, она так говорит. Причем постоянно. Чудо, что сейчас молчит, ведь слово нельзя вставить. Вообще, когда умертвия ее притащили, я сначала обрадовался, что не один буду, а потом… Ой… Аааай…

- Меня представляй, бездарь, - рыцарь, хоть и глядел зачарованно на изящную лет восемнадцати рыжеволосую девушку, отвлекся на секундочку в воспитательных целях. Он уже начал воспринимать корзинщика в качестве слуги, а слугам и оруженосцам, нужно постоянно напоминать, кто главный и умный, а кто все время крайний.

Пожопье, потирая лоб, забормотал что-то на языке, отдаленно напоминающем новгородский, но совершенно непонятном.

- Księżna, raduj się! Oto nasz zbawiciel! To mój pan Konstantin Naczole, rycerz Srebrnej ostrogi baron... tych... jak ich, żeby ich diabli wzieli... dwóch województw, nie pamiętam jak się nazywają…

Рыцарь не вслушивался в эту тарабарщину, он безотрывно смотрел в бездонные зеленые глаза рыжеволосого чуда. Все равно, кроме слов «княжна» и «Константин», он ничего не разобрал.

Девушка, немного смущенно, наконец, опустила веки. Наконец, ага. Рыцарь смог выдохнуть. Присела, видимо выполняя некую норму варварского этикета, и ответила на том же языке:

- Moja wdzięczność, o dzielny rycerz. Odwagę doskonale podkreśla... – Она явно смутилась еще более, мило покраснела, сглотнула, и подняла взгляд с того места куда смотрела повыше. Рыцарь, не знавший плотских утех… угу, уже недели две, все понял и попытался прикрыться Пендалем. - Mieczem. I szlachetne rysy twarzy.

- Так, Пендаль… Кхм… Я тут, мало что понял, из того…

- Она сказала…

- Не важно. Ты ее спроси, она чьей-то дамой сердца является? А то ведь нехорошо будет, нельзя чужую даму сердца… хм… Сначала дуэль… то да се… похороны… Короче, дело долгое.

- А, господин барон, понял, понял! Вы хотите…

- Молчи, дурак!

- Так я и так знаю… Нет у нее никого, ваша милость. Весь ее род вырезали, жениха, с которым она помолвлена была, на воротах распяли, отца в колодце утопили… Ее саму, и двух сестер – вражьи паны забрали, чтоб замуж насильно за дальних родственников выдать, и тем свои притязания незаконные на родовые земли княжны упрочить.

- Распяли это хорошо… - задумчиво пробормотал рыцарь. Спохватился. – То есть, конечно, плохо, плохо! Прости Господи, что за мысли непотребные! Само собой, я его лично должен был кончить! То есть, сразить. Ага, сразить… Этой вот рукой! А ну отойди!

Он несильно оттолкнул толстячка в сторонку и рухнул перед прекрасной Данунашкой на одно колено.

- О прекрасная княжна! Дева грез моих и мечтаний! Как долго искал я средь грязи и крови, свершая немыслимые подвиги и подвергаясь страшным опасностям – вас, о несравненный бриллиант этого мира! Позвольте мне возложить мой меч к вашим прекрасным ножкам, и назвать красивейшую из Данунашек дамой сердца моего! – По правде говоря, меч был не совсем его, да и Данунашек он до этой не встречал ни единой, но это частности. А что до прежней дамы сердца… Что ж, по правилам, он в течении тридцати трех лет должен был ее уведомить лично, гонцом, или по средствам голубиной либо бутылочной почты.

- I, ale, lecz, ależ… - только и могла со сконфуженной улыбкой и непонятным блеском в глазах бормотать девушка.

- Эээх… Благорооодные… - Пожопье покачал головой. – Ваша милость, она согласна. Говорит мол, ага, да, само собой, давай… Вы, господин барон, только имейте ввиду, она…

- А ну пшел вон, бездарь!

- Господин…

- Иди я сказал! Займись чем-то… Что там слуги обычно делают! Иди!

- Но ваша ми…

- Гррр!!! – развернул Пендаля лицом к выходу и отвесил смачный пендаль.

- Поняяял! – заорал тот супротив всех физических законов и назло гравитации вкатываясь вверх по лестнице.

20. Такое вот ми-ми-ми.

- Ми-ми-ми?

- Да уж, представляю… Там щас такое ми-ми-ми происходит… - Пожопье сидел у холодной стены гранитного склепа и поглаживая колобка, время от времени прикладывался к неизвестно откуда взявшейся глиняной, оплетенной гибким прутом бутылке. Или напротив, плетенной и обмазанной глиной? А оно вам надо это знать, вы же не корзинщики… Солнышко почти встало, и мрачное древнее захоронение казалось совсем не страшным. От толстячка уже ощутимо попахивало довольно хорошим вином и большие, вечно удивленно распахнутые глаза озорно поблескивали. Но раз господин барон приказал заняться тем, чем обычно слуги в отсутствии хозяев занимаются – придется выполнять, не щадя живота своего. Тем более, что этот приказ практически первый. И очень, очень понравился Пендалю. Он расценил его, как благое предзнаменование.

- Ми-ми.

- Не дам. Это вино только для меня.

- Ми-ми! Ми-ми-ми???

- Да причем тут возраст? И не жадный я. Просто, это свойство такое у меня, как у крафтера-корзинщика есть… В плетенной посуде, любую жидкость, в любую другую жидкость могу превращать. На время. И использовать ее, но только лично. Если ты глотнешь – тут снова вода окажется. И мне заново бутыль оплетать.