“Визит к И.С. Шапиро. <…> Он благодарит меня за то, что я опубликовал историю его статьи относительно несохранения четности — теперь люди знают и говорят об этом. Моя версия правильна. Он также согласен с тем, чтобы я опубликовал книжку с документами об этом деле….“
Запись в дневнике не оставляет никаких сомнений в том, как на самом деле обстояли дела и иллюстрирует положение в советской физике в эти годы. Очевидно, что Шапиро заставили написать опубликованное выше заявление [пояснение, включенное в первое письмо Е.М. Лифшица 1979 года. — Г.Г.] — не знаю лишь, был ли это сам Е.М. Лифшиц, или же другие «компетентные» органы.
Что касается его воспоминаний о Ландау, вышедших в 1988 г., они, очевидно, были написаны значительно раньше, до перестройки, и Шапиро не рискнул написать правду. Ведь вплоть до 1987 г. его все еще не пускали в, мандировки на Запад…
Франтишек Яноух, 28.10.2004
Л.П. Питаевский: Комментарий 2005 года
«Идея, что мнение Ландау фактически запретило публикацию Шапиро — нелепа. Лифшиц никогда не использовал Ландау как рецензента, и Ландау, который и опубликованных-то статей обычно не читал, рецензентом быть бы не согласился. Система прохождения статей в ЖЭТФе была строго установлена Капицей и основана на рецензировании. Ландау к ней отношения не имел, и Лифшиц не стал бы менять ее для статьи Шапиро, к которому он, кстати, очень хорошо относился. Да и зачем?
Невозможно даже вообразить себе, что Лифшиц сказал бы на Бюро Редколлегии, что статью не нужно печатать потому, что она не нравится Ландау! А если бы сказал, это только побудило бы Капицу отнестись к статье внимательно. Еще бы — с самим Ландау спорит!
Цитата [приводимая И.С Шапиро]: “Это возможно, но такой скособоченный мир был бы противен”, несомненно, подлинная. Ландау любил повторять удачные выражения. Я, конечно, не был при разговоре с Шапиро, но я был на семинаре Ландау в период, когда Ландау верил в сохранение СР. При обсуждении какой-то статьи И.Я. Померанчук спросил: “Дау, ну а все-таки — а если окажется, что и СР не сохраняется?”
Ландау ответил: “Ох, Чук, не хотел бы я жить в таком кривом мире”, т. е. буквально то же самое (“скособоченном”— лучше, но мне запомнилось “кривом”).
Почему Шапиро не попытался опубликовать статью, не знаю. То, что такой мир был бы Ландау противен, мне не кажется достаточным основанием. Думаю, что Шапиро просто сам не вполне верил, что четность не сохраняется на самом деле. А Ли и Янг верили.
Хотел бы сделать одно общее замечание. По моему мнению, момент представления работы в печать очень важен для ученого. Отправляя статью в печать за своей подписью, человек принимает на себя ответственность за ее содержание — и отвечает за глупости и ошибки, которые, возможно, в ней есть. Нехорошо, когда автор говорит, например, что это его соавтор заврался в вычислениях. Но точно так же, НЕ ПОСЫЛАЯ статью в печать или отказываясь ее подписать, человек принимает на себя ответственность и не имеет права претендовать НИ НА ЧТО. Нехорошо, когда человек говорит: “Это, собственно была моя идея, но я не подписал статью из скромности”. Точно так же, если ты НЕ ПОСЛАЛ сделанную работу, ты и виноват, а не папа-мама, дядя-тетя или Ландау. Конечно, если важную статью отклонили — это другая история.
Яноух, видимо, полагает, что, так как Капица был стар и знаменит, он был в ЖЭТФе в роли “зиц-председателя”, а всё решал Лифшиц. Это совершенно не так. Капица относился к редакторству очень серьезно. Вопрос о публикации или отклонении статьи решался на Бюро Редколлегии, в которую постоянно входили Капица, Лифшиц и Леонтович. За редчайшими исключениями Бюро заседало под председательством Капицы в его кабинете. Лифшиц очень много занимался ЖЭТФом, бывал там ежедневно, но единолично вопрос о печатании статей не решал. Капица даже иногда лично разговаривал с авторами отклоненных статей.
Повторяю: идея, что Шапиро не мог напечатать статью без согласия Ландау— нелепость, не говоря о том, что тот вовсе и не сказал, что это печатать нельзя. Да Шапиро и не спрашивал.
Другое дело— сотрудники Теоротдела ИФП. Мы, действительно, не могли послать в журнал статью без согласия Ландау. Это была плата за счастье с ним работать. Но это была и обычная советская ситуация— Ландау, как зав. отделом, должен был официально направить статью в печать. Необычно то, что Ландау лично читал все статьи от первой до последней строчки в присутствии автора, причем по нескольку раз, добиваясь полной ясности изложения. Я, кстати, этого не знал и со своей первой работой подошел к Ландау в коридоре. Ландау удивился, но так как работа была очень короткая. — одобрил на ходу.
Добавлю, что после одобрения Ландау автор докладывал работу на Ученом Совете института в присутствии Капицы и работа направлялась в печать только после одобрения Советом. В срочных случаях Капица отправлял статью в печать до Совета, но потом она все равно докладывалась».[email Г.Горелику, 16 Feb 2005].
(2) Теперь приведу рассказ члена-корреспондента АН СССР (РАН) Б.Л. Иоффе об «<…> истории того, как Ландау открыл принцип комбинированной четности!
«В 1956 г., когда остро стоял вопрос о природе «загадки тета-тау», <…> Ландау и слышать не хотел об объяснении этого явления за счет несохранения четности и не желал даже обсуждать работу Ли и Янга. Его аргумент состоял в том, что несохранение четности должно привести к анизотропии пространства» [Воспоминания о Л.Д. Ландау, 1988, с.133].
«А.П. Рудик и я решили вычислить еще какой-нибудь эффект на основе предположения о несохранении четности, помимо рассмотренных Ли и Янгом. Наш выбор пал на бета-гамма-корреляцию. Я сделал оценку и получил, что эффект должен быть большим. <…> Померанчук постановил: немедленно, в ближайшую среду <на семинаре>, работу надо рассказать Дау. В среду Дау сначала отказывался слушать: “Я не хочу слушать о несохранении четности. Это ерунда!” Чук его уговаривал: ”Дау, потерпи 15 минут, послушай, что скажут молодые люди”. Скрепя сердце, Дау согласился. Я говорил недолго, вероятно, полчаса, Дау молчал, потом уехал. На следующий день утром мне позвонил Померанчук: “Дау решил проблему несохранения четности. Немедленно едем к нему”. К этому моменту обе работы Ландау — о сохранении комбинированной четности и о двухкомпонентном нейтрино — со всеми выкладками уже были сделаны. Наша статья и статьи Ландау были отправлены в печать до опытов By и др. <…> В Нобелевских лекциях Ли и Янг отметили наш приоритет в данном вопросе <речь идет о бета-распаде>. К сожалению, история создания работ Ландау по несохранению четности завершилась некрасивым эпизодом, о котором не хочется говорить. Но из песни слова не выкинешь. Буквально через несколько дней, после того как Ландау отправил свои статьи в ЖЭТФ, он дал интервью корреспонденту «Правды», которое тут же было опубликовано. В этом интервью Ландау рассказал о проблеме несохранения четности и о том, как он решил ее. О работе Ли и Янга не упоминалось (не говоря уж о нашей). Все теоретики ТТЛ были возмущены этим интервью. Берестецкий и Тер-Мартиросян поехали к Ландау и высказали ему всё, что они об этом думают. А результат их действий был таков: оба они были отлучены от семинара. Я своё мнение непосредственно Ландау не высказывал, но выражал его в разговорах с его сотрудниками, которые, по-видимому, и сообщили его Ландау. Меня Ландау наказал иначе: он вычеркнул мою фамилию из благодарности в своей статье, оставив только Окуня и Рудика. Тут уже не выдержал Померанчук. Он поехал к Ландау и сказал ему (так мне рассказывал сам Чук): “Борис тебе всё объяснил про С, Р и Т. Без него твоя работа не была бы сделана, а ты вычеркиваешь его из благодарности! ” Не знаю, что ответил Ландау, но он пошел на компромисс — он восстановил мою фамилию в благодарности, но не по алфавиту, а второй» [Иоффе, с. 20–22].
