Превосходная эпитафия. Майя ушла, никем не оплаканная. И меньше всех сокрушался ее муж, женившийся во второй раз меньше чем через год.

Брак в Индии, как рассказывала мне мать, принадлежит к числу «самскара», святынь индуизма, знаков духовной благодати.

– Единственная «самскара», доступная женщинам, – говорила она, – и людям из низших каст. Вот почему, Роз, твой отец обращался с нами как с представителями низших каст. Потому что он не мог бросить свою жену, боясь потерять ее маленькое уютненькое гнездышко, и тем самым не мог одарить нас с тобой благодатью законного брака.

Брак... После того как мама закончила свои рассуждения на эту тему, все его варианты уже начали казаться мне чем-то вроде визита к дантисту, приковывающему вас к креслу и сверлящему вам зубы без всякой анестезии. Не бойтесь, и, возможно, будет не так уж больно.

Я начала печатать на своем ноутбуке:

Преступление: Умышленное убийство (четыре трупа). Мотив: Обратить внимание на факт удаленных гениталий, возможная связь с проституцией/сутенером/клиентом/ борделем. Связь с религией? (Найти информацию о той роли, которую хиджры традиционно играют в индийском обществе.) Связь с политикой? (Факт обнаружения тела Сами у статуи Тилака, попытка следователя по особо важным делам замолчать эти преступления.) Отметить: следы соединений серы (каких именно?) на одежде Сами, а также голубого воска.

Вопросы: Каким образом тела могли оказаться на пляже Чоупатти и при этом никто не заметил убийц? Миранда писала, «все говорят мне, что мой муж убил свою первую жену», кто такие эти «все»? Задала ли она своему мужу этот вопрос? Ведь в своем письме она писала, что собиралась это сделать. Калеб Мистри также намекнул, что Проспер – убийца (глупая шутка? Или злобная сплетня?). Связь со смертью Майи Шармы: Кто был тот хиджра, который оказался на месте ее гибели?

Когда я дописывала последнее предложение, позвонил Рэм и сказал, что ждет меня внизу в баре.

– Уже восемь часов. Почему ты до сих пор не ушел домой утолять свой сказочный аппетит? – спросила я Рэма, пытаясь разглядеть его физиономию сквозь густое, почти непроницаемое облако сигаретного дыма.

– Я обнаружил кое-какую информацию по твоему свояку, которая навела меня на мысль, что связь между ним и хиджрами не столь уж и отдаленная. – Он подвинул ко мне стопку бумаг. – Подумал, что тебя может заинтересовать эта распечатка.

– А ты сам будешь недели полторы пить пиво и ждать, пока я все это прочитаю?

– Это может тебе пригодиться для биографического фильма. А пока, я полагаю, тебе стоит обратить особое внимание на две последние страницы.

Я прочла и ничего не поняла толком.

– Это какой-то урок географии?

– Ты невнимательно прочла. Еще раз взгляни на ту часть, где говорится, почему Проспер не стал использовать Сальсетту.

На старых картах этого потерянного архипелага Сальсетта была последним мостиком на пути к материку. Ее следы исчезли под насыпями за последние двадцать лет. Давно заросли лианами надгробия и развалины церквей в старинном португальском поселении у моря, и тем не менее Сальсетта продолжает воплощать в себе идею ухода и возвращения. Как место, на котором теперь располагались Бомбейский международный аэропорт и многие киностудии, Сальсетта сделалась мостиком к трясине славы и богатства.

На бомбейские студии в Сальсетту часто приезжали всякого рода важные шишки для встречи с самыми известными звездами, так же, как восходящие и заходящие звезды всегда рассчитывали на встречу здесь с важными персонами делового мира и политики. Испокон веку здесь поддерживалось сложное равновесие могущества и славы, и твой личный успех имел значение только тогда, когда ты находил подтверждение ему в другой паре звездных глаз, взирающих на тебя с восторгом и почтением.

Сальсетта создает впечатление непрерывного движения и зыбкости еще и потому, что актеры в Бомбее часто работают над тридцатью проектами одновременно, перелетая от одной студии к другой, подобно Супер-Марио в маниакальной компьютерной игре. Проспер же решил избежать соблазнов и опасностей Сальсетты, построив свою студию в двух часах пути от нее. Кроме того, он отказался от установки телефонов на студии – уловка, успевшая уже устареть из-за появления мобильников.

– Мне почти все это уже известно, Рэм. Но я не вижу здесь никакой связи с...

– Иногда все, кто работает над фильмом, остаются ночевать на студии. Проспер с твоей сестрой сейчас могут быть там. – Он помолчал. – Ты можешь добраться туда по железной дороге на Пуну.

– И что же из этого следует? В найденной тобой статье сказано, что Проспер выбрал эту местность потому, что... дай найду точную цитату. А, вот: «Пуна в прошлом столица народности маратхи, отличавшейся в семнадцатом и восемнадцатом столетиях исключительным для Индии национализмом. Воины маратхи в сражениях побеждали армии как англичан, так и Великих Моголов». Конец цитаты. А он снимает эпический фильм по шекспировской «Буре», события которой перенесены в Индию той поры.

– Единственная достопримечательность рядом со студией Проспера – буддистские святилища. – Рэм забарабанил пальцами по столу. – Ты меня слышишь, Роз? Святилища Хаджра и Барла.

Суть всего этого дошла бы до меня и раньше, если бы я уже не была перегружена всякого рода информацией.

– Рядом с городком Сонавла, – воскликнула я, – где жил хиджра по имени Сами.

– А теперь послушай вот что. В наши дни гораздо дешевле снимать на натуре, нежели арендовать студийные площади. Просперу же для того, чтобы достать денег на свою «Бурю», пришлось делать всякую коммерческую дребедень. Поэтому он использует студию под названием «Остров», расположенную по дороге на Пуну, только тогда, когда у него есть средства для съемок. Он работает над «Бурей» примерно так, как Орсон Уэллс работал над своим «Дон Кихотом»: может снимать несколько недель подряд, а затем сделать перерыв на целый год. И на «Острове» очень часто не остается никого, кроме сторожа.

– Ни единого свидетеля, – продолжила я мысль. – Нужно проверить, не совпадают ли дни, когда студия пустовала, с днями гибели этих несчастных.

Взяв бутылку пива «Кобра» у Рэма, я поставила ее рядом с тарелкой арахиса, зажаренного в красном перце, и разложила несколько голубых салфеток для бокалов с коктейлем рядом с бутылками из-под «Кингфишера», оставленных предыдущими посетителями.

– Эти салфетки – море, – пояснила я. – Тарелка с арахисом – статуя Тилака. Бутылка с пивом «Кобра» – тело убитого, отравленного цианидом и доставленного сюда на Чоупатти с загадочным посланием в руках.

– Предупреждением. «Великий вождь борцов за свободу Сами ностальгически вспоминает о временах Маратхи и о славе Индии». А именно этими ностальгическими воспоминаниями и занят Проспер в своей «Буре», Роз. Воспоминаниями о временах Шиваджи, вождя маратхов, изматывавших Моголов своими набегами.

Я указала на остальные бутылки.

– А этих трех «Кингфишеров» тоже притащили на Чоупатти, предварительно утопив в пресной воде.

– В реке или в озере...

– Или в ванне. Давай поразмыслим над тем, где и когда были найдены эти три тела.

– На пляже Чоупатти. Их всех нашли около полуночи, за исключением Сами – бутылки из-под «Кобры», – его нашли значительно позже.

– Если все эти убийства – предупреждения, то, по всей вероятности, тому, кто бывает на пляже около полуночи. Так что же происходит там около полуночи?

– Там многолюдно, но заполняют его далеко не образцовые отцы семейства и совсем не благочестивые матроны.

– Проститутки всевозможной квалификации, сутенеры, извращенцы...

– Все те, кто предпочитает спать на открытом воздухе, – подвел итог Рэм. – За исключением тех случаев, когда на пляже устраивают представления на всю ночь по мотивам отрывков из «Рамаяны». Тогда там собирается еще больше народу.

– Итак, каким же образом тела оказались там? Можно предположить, что одно тело затащили на пляж и этого никто не заметил. Но три тела! Нет, это невозможно. Если же просто бросить тела в море, никогда нельзя быть уверенным в том, что их вынесет на берег. Ну же, Рэм, ты лучше меня знаешь этот город. Кто еще бывает на пляже Чоупатти около полуночи?