Я лежала в постели и думала, ждет ли моего прихода Гул. Утро уже давно прошло. Найдет ли он меня, если я все-таки приду к телеграфу на Кэделл-роуд? По крайней мере у меня в палате есть телефон, и, как ни странно, несмотря на муссон, он работает.

Голос Рэма на другом конце провода звучал как-то не совсем уверенно. Оказалось, что какие-то негодяи ворвались в его студию, вынесли оттуда все компьютеры, которые смогли забрать, а на остальных разбили мониторы, мочились на его бумаги и растоптали дискеты с программным обеспечением. Все наши заметки пропали, включая отчет о вскрытии, полученный от двоюродного брата Рэма. Цель происшедшего была совершенно ясна. И Рэм решил прислушаться к намеку. На те две недели или даже более, пока его студию будут приводить в порядок и ремонтировать, он собирался перевезти остатки оборудования в прибрежный отель «Форт Агуада» в Гоа.

– Мне очень жаль, Рэм. Но по крайней мере у меня есть кое-какие важные материалы.

– Тогда будем надеяться, что эти подонки значительно меньше знают о процессе редактирования, чем о наших передвижениях в течение последней недели. Послушай, Роз, почему бы тебе не поехать со мной? Прохлада на морском берегу, ледяной кокосовый тодди...

– Нет, я не могу. Извини, Рэм.

Рэм сказал, что он совсем не уверен, что мне стоит так рано покидать больницу, но потом все-таки согласился заехать за мной и довезти до отеля, хоть и без особого желания.

Как только мы выехали на улицу, я сразу же начала перечислять весь каталог преступлений Проспера. Я занималась этим двадцать минут без остановки, забыв обо всем остальном и только изредка чувствуя неприятный стальной привкус во рту.

– Мне кажется, ты на пределе, Роз, – очень мягко сказал Рэм таким тоном, каким обычно разговаривают с нервничающим животным. – И дело вовсе не в том, что я тебе не верю. Если бы хоть кто-нибудь нуждался в доказательствах того, что мы действительно вышли на крупную рыбу, ему можно было бы просто показать мою студию, в каком состоянии она сейчас находится. – Он сделал паузу, чтобы я по-настоящему задумалась над его словами. – Но большая часть твоих доказательств как-то бьет мимо цели – все эти истории о богах-сиротах, нарисованных Сами, потому что он был незаконным сыном Проспера; и о том, что Проспер продает поддельные монеты. Ведь те монеты, что у тебя, – подлинные. Возможно, все твои выводы абсолютно справедливы, но у тебя нет ни одного неопровержимого вещественного доказательства, которое можно было бы представить полиции.

– Послушай, Рэм, кто имеет доступ в Центральный отдел реквизита? У кого есть контакты внутри учреждения и вне его, что позволяет продавать изготовленные там вещи? Кто тратит деньги направо и налево...

– Но ведь большую часть того, о чем ты говоришь, нельзя даже назвать противозаконным, – прервал меня Рэм. – Проспер имеет полное право продавать свои кинотеатры, и не имеет никакого значения, какое количество бедняков он вышвырнет при этом на улицу. А та связь, которую ты пытаешься проследить между ним, Джоном Ди и хиджрой, – ну, это же просто откровенное безумие.

– Но ты же сам видел заметки к сценарию...

Рэм покачал головой.

– Я разговаривал с одним своим знакомым, занимающимся спецэффектами. Он сказал, что у Шармы есть вполне естественное основание для интереса к Ди. Этот парень рассказал мне о компьютерной анимационной технике, которую Шарма использует в ряде эпизодов «Бури»: мужчины превращаются в женщин, а затем в змей и рыб; бури, возникающие в зеркалах; в общем, барочная магия, воспроизведенная средствами магии компьютерной. Совсем не традиционные бомбейвудские эффекты, которые словно придумал и осуществил балаганный фокусник. Это суперсовременные технологии. Проспер также планирует воссоздать в компьютерном варианте навигационные проекты Ди, связанные с поисками северо-западного пути на Дальний Восток. Проспер полагает, что идея этого поиска вдохновляла и Шекспира. Был такой мужик – кажется, Орелио? – атласы которого первоначально назывались «театрами», а уже потом получили название атласов.

– Ортелий. В 1570 году он опубликовал «Theatrum Orbis Terrarum».

Рэм кивнул:

– Ортелий, да-да, именно так его и звали. Создается впечатление, что твой свояк сдвинулся на представлении о театре елизаветинской эпохи как своеобразной карте мира и о старинных атласах как о театрах в миниатюре. И он использует их в качестве визуальной концепции в части эпизодов своего фильма.

Спорить с Рэмом не было никакого смысла. Я слишком устала. Возможно, из-за своего морского плавания; возможно, из-за массы других вещей.

– Итак, ты полагаешь, что мне следует просто забыть обо всем?

– Просто отойти от этого. Ведь многие так поступают сплошь и рядом.

Я выглянула из окна на маслянистые волны, накатывавшие на пляж Чоупатти с грохотом артиллерийской канонады.

– Кажется, ты не хочешь больше помогать мне.

– Я этого не сказал. Но в одном, думаю, ты совершенно неправа. Если Эйкрс наконец завладел фотографиями, это значит, что теперь все эти хиджры вне опасности.

– Ты хочешь сказать, что он победил?

– Такое часто случается, Роз. И не только в Индии. Но если хочешь действительно добиться хоть какой-то справедливости, почему бы тебе не поговорить с Ашоком? Если он и в самом деле связан с правительственными организациями, как ты подозреваешь, почему бы не передать все это дело в его руки?

Даже Рэму я не хотела признаваться в том, что подозревала Ашока не только в связи с правительственными организациями, но и в непосредственной причастности к данному делу, и если не в личном соучастии, то уж по крайней мере в укрывательстве какого-нибудь важного чиновника, который мог фигурировать на этих компрометирующих фотографиях Сами.

Томас прибыл в «Риц» вскоре после того, как уехал Рэм. Он принял мои бесчисленные благодарности, только скромно пожав плечами. Я рассказала ему о том, что сделали со студией Рэма. Информацию он воспринял с тем же жестом принятия неизбежного. Но когда я попросила Томаса отвезти меня к телефонной будке радом с гигантской доской для объявлений на Кэделл-роуд, он повернулся и удивленно уставился на меня:

– Мне кажется, вы ошибаетесь, мадам. Наверное, все-таки не Кэделл-роуд, а какая-нибудь другая улица с похожим названием. Кэделл не место для европейских дам.

– В таком случае она мне вполне подойдет. И, Томас, я хочу вас попросить еще об одном. Вы сможете ускользнуть от преследования, если потребуется?

– Как в кино, мадам? – У таксиста сверкнули глаза, и он включил зажигание с таким видом, словно действительно собирался продемонстрировать какой-нибудь кинотрюк. – В «Грязном Гарри» есть великолепный эпизод преследования на автомобилях, и в шедевре Николаса Рэя, снятом в жанре «черного детектива», «Они живут по ночам», и есть еще, конечно, «Водитель», который, по моему мнению, является классикой жанра...

– Просто постарайся оторваться от преследователей, если они, конечно, появятся.

Томас быстро свернул на первую же узкую улочку на нашем пути, проехал через гостиничную стоянку с такой скоростью, что на первой же рытвине его старенький «амбассадор» почти взлетел над землей, и затем пересек центральную улицу под носом несшегося навстречу потока машин, оставив за собой шлейф из воя автомобильных сирен.

– Но самый лучший эпизод преследования за все время существования кинематографа, – спокойно завершил он свои рассуждения, – в фильме Стива Маккуина «Буллит».