– Но в сообщении говорилось, что ты работаешь над серией программ о муссоне или... – Она замолчала, оставив ощущение очевидного напряжения. – Я надеюсь, это не имеет отношения к моим письмам. Я была тогда несколько... переутомлена. Такое случается иногда с беременными.

Казалось, вибрирующие и дребезжащие согласные последнего слова внушили Миранде некоторую уверенность в себе. И она начала рассказывать мне о том, какую одежду приобрела для будущего малыша, о кроватке, пересказывать советы других уже состоявшихся мамаш. Я слышала, как Миранда из моих воспоминаний постепенно исчезает под маской «Счастливой Индийской Жены и Матери», столь высоко ценимой здесь, но давно утратившей всякий престиж в той культуре, в которой была воспитана я. Чем больше она говорила, тем звонче становился ее голос, а присущая ему музыкальность приобрела какую-то канареечную искусственность.

– О, я кое-что вспомнила, – сказала я, чувствуя, что мне надоели поиски безопасных подступов к рискованной теме. Или у меня просто возникло нестерпимое желание остановить этот неудержимый и неиссякаемый поток эгоцентрических эмоций торжествующего материнства? – Ты помнишь того евнуха, который преследовал тебя? Как его звали, Миранда? Ты знаешь его имя?

Некоторое время из трубки до меня доносились лишь звуки, напоминавшие плеск воды.

– Миранда? Ты меня слышишь?

– Сами. – Она тяжело и хрипло выдохнула это имя в трубку. – А теперь я должна идти. Мы с Проспером будем рады видеть тебя у нас послезавтра. Приходи к обеду.

Дверь спальни захлопнулась.

Вот так на вас надвигается гроза. Сначала от холодного ветра мороз пробегает по коже, затем вы чувствуете первые капельки дождя, и наконец, вслед за сверканием молнии раздаются удары грома.

На следующий день я отправилась на такси к отелю «Тадж-Махал», где у нас с Шомой Кумар была назначена встреча в кафе.

– Наши встречи – моя дхарма и ваша карма, мадам, – сказал водитель, и я узнала в нем Томаса. – Эта жизнь есть суд, а жизнь после смерти – приговор.

– Цитата из «Рамаяны», – попыталась я угадать, – верно? Не хотите же вы сказать, что у Шекспира есть индуистские аллюзии?

– Нет, мадам, – Томас широко улыбнулся, – это Луи Маль.

– Шекспир цитировал Луи Маля? Реинкарнация наоборот?

– Вы шутите, мадам. Луи Маль – французский кинорежиссер, представитель «новой волны», прославившийся такими шедеврами, как «Прелестный ребенок», «Атлантик-Сити» и «Зази в метро», в котором снимался Филипп Нуаре и играл актера, исполняющего женские роли и...

– Томас, я прекрасно знаю, кто такой Луи Маль.

Его улыбка сделалась еще шире.

– Между прочим, в 60-е годы, когда мистер Маль снимал свой документальный фильм об Индии, я был его водителем. Он порылся в сумке и извлек оттуда старенькую фотографию с загнутыми краями. На ней совершенно определенно был запечатлен сам Луи Маль и рядом с ним совсем молодой Томас. И какие сомнения могли еще оставаться после того, как я прочла надпись на обороте: «Томасу с наилучшими пожеланиями, за его поэзию, Луи».

Я увидела в зеркале, как заблестели коричневые глаза Томаса.

– Скромной оплаты за постоянное обслуживание будет вполне достаточно. И вы можете звонить мне на мобильный в любое время.

– У вас есть мобильник, Томас? Это впечатляет!

– Ну, почему же, мадам? Это просто очень удобно. В сотовой связи не бывает помех, вызываемых муссоном.

Мы договорились, что в конце каждого дня я буду сообщать ему, в какое время мне будут нужны его услуги.

– Но только прошу вас, Томас, не пытайтесь сделать из меня индуистку, проповедуя идеи кармы и прочего. У вас все равно ничего не получится.

– Как угодно, мадам, – ответил он.

– И внимательнее следите за дорогой. У меня совсем нет желания прямо сейчас сменить этот мир на мир эльфов и фей.

Отель «Тадж-Махал» располагался в районе Колаба. Еще один поглощенный городом остров, Колаба оказался удобным основанием для строительства европейцами хлопковых прессов и военных поселений. С тех пор Бомбей очень разросся и прибавил в весе. Все больше раздуваясь, он проглотил множество соседних территорий. Лишь в очень немногих районах до сих пор можно разглядеть его исконный скелет, проступающий из-под наслоений наносной почвы: ребра викторианских доков, окружающие новый деловой центр Бомбея; позвоночный столб старого крепостного вала, ныне превращенного в район Крепости, тянущийся до фонтана Флоры.

По мере того как все большая территория отвоевывалась у приморской топи, рыбаки из народности коли, изначально обитавшие в этих местах и давшие острову Колаба свое имя, были вытеснены в маленькую деревушку на дальней оконечности Колабской дамбы. В огромном Бомбее они казались грязными ногтями, слишком сильно отросшими на его лапах. Со временем их неизбежно отрежут и сбросят в море.

Томас высадил меня напротив входа в «Тадж-Махал» у волнолома, на котором расселась голодная стайка полуголых мальчишек, похожих на костлявых пташек. Всего за несколько рупий эти тощие создания готовы нырнуть в воду в поисках сокровищ сквозь маслянистую пленку, оставляемую на поверхности туристическими катерами, отправляющимися в шестимильное морское путешествие на остров Элефанту, где находится статуя Шивы в образе Ардханари. «Соединяющий оба пола в одном теле, символизирующий примирение противоречий». Так сказано в путеводителе.

На позднеэдвардианской триумфальной арке, известной как «Ворота Индии», я заметила какую-то корявую надпись на неизвестном мне языке. Я спросила у одного из мальчишек, что она означает.

– Мумбаи! – крикнул он с явным удовольствием.

Товарищи поддержали его такими же торжествующими воплями.

Человек, стоявший рядом, обратился ко мне:

– Простите, что я вмешиваюсь, мадам. Это имя Мумбаи Дэви, доброй богини-матери, записанное на местном наречии деванагари. Работа «Шив Сена». Они хотят, чтобы городу вернули его древнее название Мумбаи, вместо Буан-Бахиа от португальского «хорошая гавань», хотят уничтожить все следы иностранного влияния, и прежде всего названия на иностранных языках. И это тем более парадоксально, что Мумбаи – богиня не только без языка, но и вообще без рта. В этом она сходна с Бомбеем, у которого тоже нет единого языка.

– А что такое «Шив Сена»?

– Армия Шивы, местное политическое течение, наиболее популярное среди бедняков. Их название происходит от Шиваджи, воина и вождя народности маратхи, жившего в семнадцатом столетии и подчинившего себе всю Западную Индию. Он отбил ее и у Моголов, и у англичан. «Шив Сена» требуют отдать Махараштру махараштрийцам.

– А вы сами махараштриец? – спросила я.

– Ну конечно же, нет, мадам. Я из Кашмира, мусульманин. Здесь живет только третье поколение моей семьи. «Шив Сена» – проиндуистское движение. Я один из тех, от кого они хотят избавиться.

Как вашше иммя? Тремя гулкими барабанными ударами вновь прозвучал у меня в мозгу этот вопрос. Паспорт – британский. Национальная принадлежность – не ясна. Как отнеслись бы ко мне представители «Шив Сена»? Меня даже кокосовым орехом нельзя назвать, моя кожа не смуглее кожи любого среднего шотландца. Только когда я приезжаю в жаркие страны, она приобретает едва заметный золотистый оттенок.

Прокаженный, расположившийся на скейтборде на подъездной аллее к «Тадж-Махалу», протянул ко мне свою культю, но я прошла мимо, не глянув в его сторону, ответила на приветствие швейцара-сикха и вошла в идеально загерметизированный от всех сюрпризов погоды и социальных уродств вестибюль гостиницы. Здесь переносчиками болезней могут быть только кредитные карточки и мобильные телефоны.

Пташки, сидевшие в кафе на первом этаже, были значительно менее костлявы, нежели те, которых я видела на волноломе.

– Эти немыслимо жирные женщины, что сидят там, выставив напоказ горы своей тучной плоти, – богатые дамы из Гуджарата, – сообщила мне Шома Кумар своим мягким и вкрадчивым голосом.