— И потом, я думаю, что от этих двоих пользы будет не больше, чем от остальных.

И Рисковый сверился с записями, сделанными во время телефонных переговоров по пути из «Седарс-Синай», где лежал профессор Фицмартин, к дому доктора Боба.

Буря тем временем определенно пошла на убыль. Ветер, который ранее гнул и ломал деревья, теперь только трепал их кроны и лишь изредка набрасывался на них резкими порывами.

Дождь продолжал лить, но уже не как из ведра, руша все и вся, словно на небесах произошла революция и воины уступили власть бизнесменам.

— Максвелл Далтон, — Рисковый на мгновение запнулся. — То ли уволился из университета, то ли в творческом отпуске. Женщина, с которой я говорил, точно этого не знала. Так что мне предстоит повидаться с женой Далтона. А второй — Владимир Лапута[77].

Корки сожалел о том, что сделал с лицом Мика Сакатона. Доброго друга следовало бы убивать более пристойно.

Поскольку глушителя на «глоке» не было, он мог выстрелить лишь однажды. Возможно, соседей в ближайших домах не было, а если и были, то в шуме дождя грохот единственного выстрела не привлек бы их внимания. В отличие от канонады.

В Малибу Корки и не хотел глушить голос пистолета. Грохот каждого выстрела, сопровождаемый жалким звоном разбиваемого фарфора, производил желаемое впечатление на Джека Троттера.

И хотя Корки прихватил с собой глушитель, удлинившийся ствол не позволил бы «глоку» полностью войти в кобуру. И мог за что-то зацепиться, когда Корки выхватывал пистолет.

А кроме того, если бы бедный Мик заметил, что на ствол лежащего в кобуре «глока» навинчен глушитель, он мог насторожиться, несмотря на все внешнее дружелюбие Корки.

Вернув пистолет в кобуру, Корки надел черное кожаное пальто и вытащил из кармана пару хирургических резиновых перчаток. Конечно, они ему требовались для того, чтобы не оставлять отпечатки пальцев, но в этом храме блудливой руки его куда больше заботило другое: как бы чего не подцепить.

Все остальные комнаты, заставленные стеллажами с видеокассетами, превращали дом в пещеру, но в рабочей пристройке серое лицо уходящего дня прижималось к залитым дождем окнам. Корки задвинул шторы.

Ему требовалось время, чтобы обыскать дом в поисках спрятанных денег, которых в доме Мика наверняка хватало, отключить компьютеры и загрузить в «Лендровер» (только так он мог гарантировать, что важная информация не попадет в руки врага), завернуть тело в брезент и увезти туда, где его никто и никогда не найдет, смыть кровь.

С тем, чтобы избежать расследования убийства, которое, несмотря на все принятые им меры предосторожности, могло вывести на него, Корки собирался обставить все так, будто Мик уехал неизвестно куда, не собираясь возвращаться и не оставив нового адреса. .

Он мог бы залить дом бензином и поджечь, чтобы огонь уничтожил все улики, как уже поступил с узким домом Бриттины Дауд. Десятки тысяч видеокассет горели бы, как сухой порох, а выделяемый ими ядовитый дым не позволил бы пожарным войти в горящий дом. Никакие улики не сохранились бы после такого пожара.

Но при этом ему не хотелось уничтожать сакатоновский архив бессмысленной страсти, ибо этот дом являл собой великий памятник хаосу. Перед волнами разочарования и беспорядка, исходящими от этой груды кассет, в конце концов не устояло бы ни одно человеческое существо.

Но поисками сокровищ Мика, демонтажем компьютеров, вывозом тела Корки мог заняться позже, после того, как Эльфрик Манхейм переехал бы из роскошного Палаццо Роспо в его дом, в комнату, которую на текущий момент занимал Вонючий сырный парень. Так что Корки намеревался возвратиться сюда через двадцать четыре часа.

А пока он выключил в рабочей пристройке все компьютеры и другое работающее оборудование. Потом прошелся по всему дому, отключая электрические приборы на случай, если один из них перегреется, загорится и пожарная команда приедет тушить маленький пожар до того, как он увезет из дома и спрятанные деньги, и труп.

В гостиной Корки с минуту постоял, наблюдая за эротическими выкрутасами, которые проделывала на четырех экранах несравненная Джанель, прежде чем затемнить стену извивающейся человеческой плоти. Задался вопросом, а воспользовался ли Джек Троттер потрясающей гибкостью ее тела с тем, чтобы упаковать его в могилу, длиной и шириной вполовину обычной, соответственно, затратив на копание земли в два раза меньше усилий.

С уходом Мика умерли как Джульетта, так и Ромео порно. Вот уж нет повести печальнее на свете…

Корки предпочел бы не убивать Мика, но Мик сам подписал себе смертный приговор, сдав Троттера. Охваченный ревностью, стремясь отомстить, он назвал Корки все имена и фамилии, значащиеся в фальшивых документах, которыми он многие годы снабжал Троттера. Если он мог предать одного клиента, то мог предать и Корки.

Уничтожение социального порядка — работа для одиночки.

Корки вышел на крыльцо, запер дверь ключом Мика, который взял на кухне.

К вечеру заметно похолодало.

Небо оставалось таким же грязно-серым, как и утром, хотя мылось весь день, в облаках не появилось ни единого просвета. О солнечном луче просто не было речи.

Так много произошло с того момента, как Корки поднялся с кровати, чтобы встретить день. Но самое лучшее еще ждало впереди.

На кухне, обсуждая с мистером Хэчеттом грядущий обед, Этан заметил, что шеф-повар цедит слова и кипит от злости, причину которой объяснить отказался. Сказал только: «Мое заявление по этому вопросу вы найдете в почте, инспектор Трумэн». Уточнять, что это за «вопрос», не стал. «Все в почте, мое страстное заявление. Я отказываюсь опускаться до кухонной склоки, как обычная кухарка. Я — шеф-повар, я выражаю свое неудовольствие, как джентльмен, современным пером, и вам в лицо, а не у вас за спиной».

Так долго и столь эмоционально мистер Хэчетт говорил, лишь когда злился.

За десять месяцев работы Этан уже понял, что в проблемы кухни лучше не соваться. Качество приготовляемых Хэчеттом блюд давало ему право требовать, чтобы на кухне его ни в чем не ограничивали. А вспышки гнева приходили и уходили, но не оставляли после себя негативных последствий.

Ответив на тираду мистера Хэчетта пожатием плеч, Этан отправился на поиски Фрика.

Миссис Макби не нравилось, что весь дом опутан системой внутренней связи. Она полагала, что эта система превращает величественный особняк в административное здание или большой склад, оскорбляет членов семьи, отвлекает ее подчиненных.

У высшего эшелона сотрудников были персональные пейджеры, посредством которых с ними могли связаться в любой точке поместья. И необходимость разыскивать их через систему внутренней связи возникала крайне редко.

Если же требовалось найти простого сотрудника или члена семьи (таким правом обладали только миссис Макби, мистер Макби и Этан), тогда включалась в работу внутренняя связь. Поочередно в каждой комнате. Начиная с тех, где вероятнее всего мог находиться разыскиваемый.

Время неумолимо приближалось к пяти часам, и немногие оставшиеся сотрудники собирались домой. Из членов семьи в поместье был только Фрик. Чета Макби уехала в Санта-Барбару. Тем не менее, из уважения к традиции, Этан не счел нужным нарушать стандартную процедуру: он чувствовал, если попытается «вызванивать» Фрика во всех комнатах сразу, многоуважаемая миссис Макби, пребывающая в Санта-Барбаре, немедленно узнает об этом, что, конечно же, омрачит ее короткий отпуск.

Используя блок интеркома на одном из телефонных аппаратов на кухне. Этан прежде всего позвонил в апартаменты Фрика на третьем этаже. Потом в железнодорожную комнату. «Фрик, ты здесь? Это мистер Трумэн». Не дали результата звонки в кинотеатр и библиотеку.

Хотя Фрик никогда раньше ни от кого не прятался, он мог по какой-то причине не ответить на звонок по внутренней связи, даже если и слышал, что его зовут.