— Я говорил ему, что только идиот мог позволить тебе уйти.

— Я тоже говорила ему, что он идиот.

— Все говорят ему, что он идиот.

— Да? Так, может, нам пора собраться вместе и выработать новую стратегию, раз уж обзывание его идиотом не дает результата? Мне он очень нравится, Рисковый.

— Он никак не может пережить смерть Ханны.

— Но ведь прошло пять лет!

— Когда она умерла, он потерял больше, чем жену. Он потерял цель жизни. Он больше не видит смысла в своем существовании. А должен видеть, потому что иначе человек сам не свой.

— В мире полно сексуальных, умных, успешных парней, которые не увидят смысл жизни, даже если Бог врежет им по физиономии кулаком, а кольцо, надетое на палец Всевышнего, оставит на лбу Его инициалы.

— Это будет старозаветная версия Бога.

— Ну почему я влюбилась в парня, которому нужен какой-то смысл?

— Возможно, потому, что он нужен и тебе. — Эта идея заставила Лауру задуматься, и, воспользовавшись ее молчанием, Рисковый перешел к делу: — Помнишь парня, которого ты помогла ему выследить вчера утром… Рольфа Райнерда?

— Знаменитый волк, — ответила она. — Рольф означает знаменитый волк.

— Рольф означает труп. Ты смотришь новости?

— Я же не мазохистка, не так ли?

— Тогда загляни в сводку убийств. Но не сейчас. Сейчас я хочу, чтобы ты кое-что узнала для меня, для Этана, но неофициально.

— Что тебе нужно?

Рисковый посмотрел на дом: с одной стороны, жилище для дружной семьи, с другой — ворота в ад.

— Владимир Лапута. Сообщи мне, как можно быстрее, не числится ли за ним чего, пусть даже штраф за неправильную парковку, все, что угодно.

Вместо того чтобы нажать на спусковой крючок, Корки вытащил ствол изо рта Далтона. Сталь скрипнула о зубы, которые шатались из-за общего истощения организма.

— Смерть от пули будет для тебя слишком легкой, — усмехнулся Корки. — Когда я решу покончить с тобой, я сделаю это медленно… так, чтобы это событие запечатлелось в памяти.

Он отложил пистолет, рассказал Далтону о том, как избавился от тел Ракели и Эмили, достал из соседнего холодильника новую бутыль с раствором для внутривенного вливания.

— Сегодня я кое-кого привезу сюда, — говорил он, готовя капельницу. — Зрителя, который станет свидетелем твоих последних мучений.

На высохшем лице, с кожей, облепившей кости, запавшие глаза следовали за перемещениями Корки по комнате, они более не сверкали ненавистью, их заполнил страх, это были глаза человека, который наконец-то осознал могущество хаоса и понял его величие.

— Это десятилетний мальчик, мой новый проект. Ты удивишься, когда я представлю его тебе.

Поставив на стойку новую бутыль, Корки прошел к шкафчику с лекарствами, достал одноразовый шприц и два маленьких пузырька.

— Я привяжу его к стулу рядом с твоей кроватью. А если он не захочет смотреть, как я убиваю тебя, я оттяну ему веки и приклею их липкой лентой.

Лаура Мунвс не нашла преступлений, числящихся за Владимиром Лапутой. Ему даже не выписывали штраф за неправильную парковку. Но, позвонив менее чем через пятнадцать минут, она сообщила Рисковому кое-что интересное.

В отделе расследования грабежей и убийств оставалось открытым дело, в котором фигурировала фамилия Лапута. Активное расследование не велось, речь шла о типичном «глухаре», когда у детективов не было ни улик, ни ниточек, тянущихся к подозреваемым.

Четыре года тому назад женщину, которую звали Джастина Лапута, в возрасте шестидесяти восьми лет, убили в собственном доме. Адрес, указанный в деле, полностью совпадал с адресом дома, за которым в тот момент наблюдал Рисковый.

— И как же она умерла? — спросил Рисковый, не отрывая глаз от дома.

— В компьютер введено не все дело, а резюме. Но здесь указано, что ее забили до смерти каминной кочергой.

Мине Райнерд сначала прострелили ногу, а потом забили до смерти мраморно-бронзовой лампой.

Каминная кочерга. Тяжелая лампа. В обоих случаях убийца хватался за тупое орудие, подвернувшееся под руку. Маловато, конечно, для утверждения, что налицо modus operandi[78], что в обоих случаях убийца один и тот же, но появлялась хоть какая-то зацепка.

— Джастину убили с необычной жестокостью, — продолжила Лаура. — Судебно-медицинский эксперт насчитал от сорока до пятидесяти ударов кочергой.

Убийство Мины Райнерд, по ней, правда, колошматили лампой, было не менее жестоким.

— Кто расследовал то дело? — спросил Рисковый.

— Уолт Сандерленд в том числе.

— Я его знаю.

— Мне повезло. Пять минут тому назад дозвонилась ему на сотовый. Сказала, что сейчас нет времени объяснять, зачем мне это нужно, и спросила, были ли у него в том деле подозреваемые. Он ответил без запинки. Состояние Джастины унаследовал ее единственный сын. Уолт говорит, что он — самодовольный подонок.

— А зовут сына — Владимир, — догадался Рисковый.

— Владимир Ильич[79] Лапута. Преподает в том же университете, где преподавала, пока не ушла на пенсию, его мать.

— Тогда почему он не в местах не столь отдаленных?

— Уолт говорит, что алиби у него оказалось более надежным, чем скафандр высадившегося на Луну астронавта.

Но ведь в этом мире совершенство недостижимо. Вот и стопятидесятипроцентное алиби всегда вызывает подозрение у копа, потому что кажется искусственно созданным, а не естественным.

Дом ждал в дожде, словно живой, несколько освещенных окон казались глазами.

В шприц Корки набрал парализующий коктейль, чтобы держать пленника недвижимым, но в ясном уме.

— К рассвету ты будешь мертв, как Ракель и Эмили, а потом это будет комната мальчика, его кровать.

Он не стал вводить Вонючке ни снотворное, ни галлюциноген. Не хотел, чтобы к полуночи, когда он вернется, Далтон спал или грезил. Этому мерзкому человеку предстояло в полном сознании испытать тончайшие нюансы давно спланированной для него смерти.

— Я многому научился за время нашего общения. Корки вогнал иглу шприца в трубку, идущую от капельницы к руке Далтона.

— У меня появилось много хороших идей, интересных идей.

Большим пальцем он медленно нажимал на поршень, выдавливая содержимое шприца в питательный раствор, поступающий из бутыли.

— И мальчика в этой комнате ждут примерно те же испытания, только более яркие, более шокирующие.

Когда шприц опустел, Корки выдернул иглу из трубки, бросил его в мусорное ведро.

— В конце концов, весь мир будет смотреть видеопленки, которые я буду рассылать. Мои малобюджетные фильмы ждет потрясающий успех, их, не отрываясь, будут смотреть миллионы людей.

Шатающиеся зубы Вонючего сырного парня уже начали стучать. По какой-то причине, от этого парализующего коктейля его начинала бить дрожь.

— Я уверен, что и мальчик будет в восторге, получив свою первую звездную роль. Зрителей у него будет больше, чем у его отца.

Буря теряла силу, ветер утихомирился, дождь, правда, продолжался. Улицу начало затягивать туманом, словно фонари высвечивали в воздухе холодное дыхание прячущейся за облаками луны.

Составив первое впечатление о человеке, с которым ему предстояло иметь дело, Рисковый сидел в машине, раздумывая над тем, как же все-таки увидеться с Владимиром Лапутой лицом к лицу.

Зазвонил мобильник. Ответив, Рисковый сразу узнал голос, поскольку слышал его совсем недавно, на улице, и принадлежал он призраку.

— Я — хранитель Этана, не твой, не Эльфрика. Но, если я его спасу, если смогу спасти, а ты или мальчик погибнете, толку от этого не будет.

Обычно Рисковый не лез за словом в карман, а тут онемел. Раньше он никогда не говорил с призраком. И не хотел начинать.

— Он будет винить себя в вашей смерти, — продолжил Уистлер. — И тень на его сердце станет темнотой, в которую он погрузится. Не ходи в этот дом.