– Юная кровь – что игристое вино, – усмехнулся Перейтен. – Её трудно удержать в бутылке. И хотелось бы отчитать шалопая, да припоминаю, каким сам был в его лета.

– Что ж, для меня это отличное приобретение – там, где я надеялся найти одного соратника, неожиданно нашёл сразу двух. А в моём положении каждый верный илир – на вес золота!

– Многих ли из нашей прошлой компании вы уже завербовали? – ностальгически усмехнувшись, поинтересовался Перейтен.

– Увы, кроме вас, друг мой, здесь лишь Беалест Тенейдинский. Принц Лиарон, к сожалению, уже давно на Белом пути, а Кайлен Брокорианский, видимо, устал от политики.

– А что же ваш тесть, принц Гайрединн?

Драонн внимательно посмотрел на Перейтена, пытаясь понять, что именно ему известно, но тот либо действительно был не осведомлён, либо отлично умел владеть лицом.

– Принц Гайрединн уже очень стар, и в последнее время совсем не покидает Кассолея. Кажется, ему нездоровится.

– Жаль, – сочувственно кивнул Перейтен. – Его ум очень пригодился бы нам.

Этот разговор ровным счётом ничего не значил. Принц мог с тем же успехом разыгрывать свою неосведомлённость, равно как и действительно ничего не знать. Во втором случае это означало бы, что он непричастен к заговору, в первом – наоборот. Но спрашивать в лоб Драонн не хотел. Оставалось уповать на время, которое даст ответы на всё.

– Располагайтесь, отдыхайте, – ещё раз пожав руку Перейтену, проговорил Драонн. – Мне нужно вернуться к его величеству. Увидимся вечером.

***

Встреча с хранителем библиотеки Тирни, признаться, разочаровала Драонна. По тому, что он уже знал о нём, принц понимал, что это был человек неординарный. Увы, даже самый могущественный разум склонен к увяданию… Может быть, когда-то Тирни действительно был крайне незаурядной личностью, но теперь он стал лишь жалкой пародией самого себя.

Замшелый старикашка с отвратительными гроздьями волос из ушей и носа, сморщенный, словно сушёная слива, и шамкающий беззубым ртом. Но хуже всего было то, что он, несмотря на то, что до сих пор числился хранителем библиотеки, судя по всему действительно впал в слабоумие, как и говорил Доссан. Тирни, кажется, не проявил ни малейшего удивления или интереса, хотя стены библиотеки в последний раз видели лирру уже много-много лет назад.

Скрипучим блеющим голосом он невпопад отвечал на вопросы Драонна, так что тому не удалось получить ни одного вразумительного ответа. А ведь всего каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад (совсем немного по лиррийским меркам) он, судя по всему, был во вполне здравом уме – ведь именно тогда он внушил будущему императору приязнь к лиррийскому народу.

Удивительно, но стоило Драонну заговорить о книгах, как в глазах Тирни словно что-то засветилось, а речь стала сразу более внятной, а суждения – ясными. Несчастный разум, проведя всю свою жизнь среди древних фолиантов, словно заблудился в них и принёс себя им в жертву. Вероятно, собственная жизнь старика была куда менее яркой, чем то, о чём он читал долгие годы, поэтому она уже успела изгладиться из памяти, тогда как прочитанное всё ещё держалось в ней.

Увы, это выглядело ещё более жалко. Тирни едва ли не целыми абзацами цитировал великих философов, причём делал это вполне осознанно, в русле беседы, но при этом вновь утрачивал всякую нить повествования, стоило Драонну немного уйти от темы к тому, что действительно его интересовало.

Тем не менее, принц пробыл в библиотеке больше часа, из которых не менее трёх четвертей часа он провёл в беседе с хранителем. Затем он отобрал себе несколько томов, которые его заинтересовали и, попрощавшись со стариком, направился к выходу. Уже возле дверей он ещё раз обернулся и, поклонившись, произнёс:

– Спасибо вам за всё, милорд.

– Надо же – милорд… – заскрежетал гнусавым безумным смехом старик.

***

Время шло своим чередом. Постепенно Драонн втянулся в придворную жизнь, и если и не смирился с ней, то научился обходить острые углы и неприятности. Придворные всех миров и всех времён одинаковы – они всегда ищут внимания тех, кто обласкан правителем, и так же быстро отворачиваются от них при опале. Но лиррийский принц не был в опале, и пока ничего не предвещало подобного развития событий, а потому у него теперь не было отбоя от желающих набиться в друзья.

Новая тенденция была подхвачена сперва двором, но к лету она докатилась и до простых обывателей. Это лето запомнилось многим жителям столицы в первую очередь небывалым наплывом лирр. Надо сказать, древний народ никогда особенно не жаловал эти земли, предпочитая селиться юго-восточнее, в своих роскошных реликтовых лесах. Даже когда Кидуа стала столицей, сюда приезжали лишь те илиры, которых соблазняла торговля, а таковых было немного.

Однако этим летом многие знатные лирры прибыли в Кидую. В некоторых гостиницах проживало сразу по пять-шесть вельможных илиров, причём с каждым из них был минимум один сопровождающий. Никто из них толком не мог сказать – зачем именно они приехали, как и мотыльки не могут объяснить, для чего им необходимо лететь на свет пламени. Просто лиррийский народ, возможно, даже раньше людей почувствовал приближение каких-то перемен.

И население Кидуи как-то вдруг приняло новое положение дел. На иноплеменников особо не косились на улицах, а уж сцен, подобных той, что произошла с Драонном четверть века назад, когда он только прибыл в Кинай, и вовсе уже не случалось. Складывалось ощущение, что и люди, и лирры только и ждали удобного повода, чтобы позабыть распри. Лиррийская тематика внезапно вошла в моду. Всё чаще можно было видеть на улицах столицы молодых щёголей, одетых в лиррийские камзолы. Конечно, позволить себе это могли лишь стройные люди, поскольку облегающий покрой платья беспощадно выставлял напоказ любые изъяны телосложения.

Вряд ли во всём этом была заслуга Драонна и его министерства – признаться, тут принцу похвастать пока было нечем. Он по-прежнему ежедневно окунался в поток фантазий своего сюзерена – столь же грандиозных, сколь и бесплотных. Главный вопрос – Дейский эдикт – оставался нерешённым. Император словно не слышал предложений Драонна, заменяя их собственными прожектами. Однако в целом обстановка менялась явно в нужную сторону, так что лиррийский министр особо не переживал на этот счёт. Прожитые годы в значительной мере охладили его юношеский максимализм, так что сейчас он уже не терзался теми мыслями, что не давали ему покоя в прошлый раз.

Теперь при дворе было уже около десятка лирр, причём не все они даже служили в министерстве Драонна. Неугомонный Доссан уже несколько раз прилюдно пошутил на тему того, что скоро одним из канцлеров будет назначен лирра. Конечно, эти слова старались расценивать лишь как несколько неуклюжие шутки, но Драонн видел за ними нечто большее – это были пробные камни, а быть может даже и подготовка общественного мнения. Вода камень точит, и каждый раз эти шутки казались людям уже чуть менее абсурдными, нежели в прошлый раз. Может быть, если его величество проживёт достаточно долго, принц Доромионский действительно доживёт до того, что увидит на посту имперского канцлера лирру. А может и сам займёт это место…

Общество Лианы на протяжении всех этих месяцев никак не давало о себе знать. Он не получал ни единой весточки из Кассолея, не давал о себе знать Вейезин, никак не проявлял себя загадочный Ворониус. Временами Драонн и вовсе забывал об их существовании, а когда вспоминал, то мысли эти уже не вызывали такой болезненной реакции. Хотелось надеяться, что так будет и впредь.

***

К лету Драонн переехал в собственный особняк, расположенный всего в квартале от того, что в своё время подарил ему Делетуар. Южный флигель оказался не таким уж плохим местом, а Визьер, Доссан и Ливвей – вполне сносными соседями, однако собственный дом – это всегда собственный дом. Принцу нужно ведь было подумать и о том, что сюда, возможно, переедут его домочадцы.