— Вадим, если ты хотел проверить, отличаю я Моцарта от Бетховена или просто выпендриваюсь, стоило выбрать что-нибудь не такое известное как «Лунная соната», честное слово.

Он невозмутимо прошел мимо меня, снимая рубашку, забрался на широкую кровать, едва видимую в темноте и щелкнул пультом, убирая громкость до едва слышного шепота клавиш.

— Яна… — голос сливался с темнотой и казалось, что меня зовет сама музыка.

— Что? — я тоже ответила шепотом, словно от громких звуков сияющий мир мог рассыпаться на осколки.

— Иди ко мне.

— Я и так с тобой, — я села на край постели, но постоянно оборачивалась, чтобы еще раз посмотреть на город.

— Ближе иди.

— Ага, ага, и ты меня изнасилуешь, как уже обещал. А потом скажешь — сама пришла.

Но я все равно перебралась к нему поближе. Просто потому, что с его места было удобнее смотреть на всю эту красоту. Только поэтому.

А то что пальцы сами пробежались по его груди — это случайно. Просто рефлекс. Невозможно не потрогать же!

— Я тебя — никогда. Но сделаю так, что ты… — он не договорил, увлеченный изучением моих губ.

— Что я… — и я не договорила, потому что тоже изучала его запах и вкус кожи на шее, на груди, на животе.

Он и вовсе больше ничего не стал говорить, предпочитая заменять слова действиями.

— Ты ведь помнишь, что я не буду с тобой спать, правда?

— Угу…

— И вот то, что сейчас происходит, это ведь не секс? — подозрительно спросила я, потому что почему-то никак не могла понять, где моя футболка, например.

— Неа… — ему приходилось отвлекаться от очень важных дел, чтобы ответить мне, поэтому ответы были краткими.

— Точно?

— Уверен.

— Ты ведь меня предупредишь, когда начнется секс, да? — и джинсы тоже куда-то делись.

— Непременно, — самым честным голосом прошептал Вадим мне на ухо, и мурашки разбежались по всему телу.

— У меня от тех коктейлей до сих пор голова кружится, — пожаловалась я.

— А я думал, что от меня.

— От тебя тоже.

— Ты…

— Я что?

— Я ничего не делаю.

— Я тоже.

— Просто это…

— Мммм…

— Ага.

Все растворилось в горячем головокружении, в поцелуях и укусах, вздохах и тишине между ними, в едва слышной музыке, едва слышных стонах.

В какой-то момент зашелестел дождь, застилая разноцветные огни за бесконечными окнами.

Все вокруг плыло и мерцало, сладкое, яркое, пронизывающее, настоящее.

А под утро пришел туман, укутывая мир в полупрозрачную белую вуаль.

Как я и думала, засыпать и просыпаться в этом месте было невероятно волшебно.

Разбудил меня снова начавшийся дождь. Он был таким сильным, что казалось — кто-то занавесил окна снаружи плотными серыми шторами.

В комнате было сумрачно, но достаточно светло, чтобы разглядеть золотистые узоры на теплых бежевых стенах, пушистый ковер цвета топленого молока на полу, огромную, действительно огромную кровать и две тумбочки с модерновыми лампами на них. И все, ничего лишнего. В спальню чудо-дизайнера тоже не допустили.

Рядом спал Вадим, закинув на меня тяжелую руку. Темные волосы завитками ложились на лоб, и я коснулась их кончиками пальцев, только чтобы не разбудить этой лаской.

Вчера был невероятно яркий день. Невероятно яркая ночь. Если бы я могла заказывать свою жизнь по меню как в ресторане, я бы сделала ее всю такой. Но обычно именно я была тем человеком, кто устраивал для других карнавал и фейерверк. Заказывала голубой вертолет, закупала на заводе пять коробок эскимо и переодевалась волшебником. Быть для кого-то самым ярким в жизнь — тоже приятно. Но иногда хочется, чтобы кто-то побыл волшебником и для тебя… ну или хотя бы подхватил шутку и поучаствовал в хороводе.

И Вадим это сумел. Наверное, первый человек в моей жизни, кто не просто смотрел из зрительного зала и ставил оценки моим усилиям, а тоже вливался, надевал короны с разноцветными перьями и разбрасывал блестящее конфетти.

Ну как теперь от него уходить?

А надо.

Я вздохнула, еле удержавшись от поцелуя, локализовала местонахождение предметов своего гардероба и тихонечко стала выползать из-под руки и одеяла.

Мне даже почти удалось.

Почти.

— Куда ты? — сонная лохматая голова приподнялась с подушки. Глаза он так и не удосужился открыть, но подгреб меня к себе решительно. — У нас еще утренний секс.

— На утренний секс заявка заполняется с вечера, — пробормотала я, все-таки целуя его в губы и уже гораздо решительнее выскребаясь из постели. — А сейчас все, поезд ушел.

— У меня неотложный случай, выдайте талончик для острых состояний, — Вадим откинул одеяло и моментально затащил меня под него, демонстрируя свое очень острое состояние.

И горячее. И довольно приятное, что уж там… И в теплых его руках мне становилось так пронзительно уютно и хорошо, что аж слезы на глаза наворачивались, что надо уходить.

Так вот о чем они говорили, эти змеи. Кстати, вчера он так напрямую не ответил ни про кого, кроме Лизы. А вот это описанное состояние — когда он тебя бросит, будешь реветь и не сможешь работать — оно прямо сейчас казалось чертовски реальным.

Я выдохнула долгий всхлип, притворяясь, что это остатки растекающегося по телу нежно-жаркого наслаждения. Ну вот теперь совсем все.

Расслабленный Вадим выпустил меня, и я принялась собирать вещи по комнате.

— Зачем тебе одежда? Сегодня у нас выходной, и я не собираюсь выпускать тебя из постели, — удивился он, приподнимаясь на локте.

— Домой поеду, — отозвалась я. — Это было великолепно, спасибо, дорогой босс. Но, пожалуй, сэкономлю нам обоим время и нервы и не буду дожидаться твоей речи о том, что это ничего не значит и в наших отношениях ничего не изменится, как ты и говорил. На общих основаниях.

Второй носок куда-то пропал. Вечно эти предатели теряются в самый неподходящий момент. Ну, блин, не уходить же без носка? Мало ли кто у него тут убирается. Все женщины как женщины, небось, кружевные трусики оставляют, а я — желтый носок.

— Все изменится.

Вадим сел на кровати, прикрыв стратегические места одеялом и посмотрел на меня, нервно мечущуюся по спальне. Я пыталась понять, куда среди трех сосен мог затеряться один несчастный носок и была уже готова перетряхивать подушки.

Он поймал меня, когда я проходила мимо и привлек к себе. Поставил между своих коленей и посмотрел снизу вверх. Я задрала голову к потолку, снова надеясь, что гравитация мне поможет и слезы не выкатятся.

— Для начала я тебя уволю.

Что?!

Я дернулась, вырываясь и тут слезы хлынули, уже не спрашивая разрешения.

Это несправедливо! Я могу справиться и нормально все пережить!

Я умею нормально работать! Я не доставлю проблем!

Ну зачем?!

— Заодно не будешь видеться с Герардом, иначе я ему шею откручу.

Какое ему дело?

Я пыталась что-нибудь сказать, но горло перехватило рыданиями, а я не хотела показывать, насколько мне больно.

— Эй, ты что? — Вадим, кажется, впервые заметил, что у меня из глаз льются слезы, которые я уже не могла удержать. — Ты чего ревешь? Слушай, я впервые прошу девушку переехать ко мне жить, вы всегда так реагируете?

Что?!

Я смотрела на него, вообще ничего не понимая. Какое переехать жить? Что за бред? Зачем увольнять? Куда делся мой мозг и нельзя ли вернуть его обратно вместе с желтым носочком?

Кстати о носочке. Вадим повозился и вытащил его из-под себя:

— Это искала?

— Да!

Я буду решать проблемы по мере их понимания. Сейчас надеть носок. Потом выяснить, что за фигня с увольнением.

— Если я никому не расскажу, что мы спали, ты меня оставишь на работе?

— Ты уже рассказала, — он усадил меня к себе на колени и нежно поцеловал в висок. — Не помнишь?

Черт.

— Я скажу, что пошутила.

— Зачем?

— Мне нравится моя работа, Вадим, пожалуйста, не увольняй меня.

Главное, снова не всхлипнуть.